Аннигилятор (ЛП) - "РуНикс" - Страница 36

— Лучше, flamma, — он нежно погладил ее по заднице. — Он у меня в очень хорошем месте. Он истекает кровью, по капле, пока я играю с твоей киской.

Она раздвинула ноги для его пальцев, уже мокрая для него, как и всегда.

— Ему больно? — спросила она, ее голос дрожал.

— Больше, чем тебе когда-либо было больно, — пообещал он и увидел, как расслабился ее позвоночник.

Хорошо.

— Я хочу это увидеть, — тихо сказала она, обращаясь к стойке. — Я хочу увидеть, как он истекает кровью. Когда мы пойдем?

Даин услышал ее мстительные слова и медленно погладил ее по спине жестом, который, как он знал, успокаивал ее.

Да, она была готова, по крайней мере, к первому шагу.

Глава 21

Лайла

Она не была готова покинуть дом.

За эти недели он стал для нее убежищем, единственным домом, который она когда-либо знала, единственным раем в ее адской жизни. И она не была готова оставить его, не зная, вернется ли она когда-нибудь, та ее часть, которая все еще сомневалась в себе, постоянно задавалась вопросом, оставит ли он ее в городе.

Она будет скучать по дому, по балкону, по рутине. Она будет скучать по готовке и по себе, по ежедневным встречам с доктором Мэнсоном и прогулкам по саду с Бесси. Она будет скучать по всему этому. Она покачала головой и завязала заколку на запястье.

Доктор Мэнсон посоветовал завязывать галстук с заколкой на запястье и защелкивать его всякий раз, когда в голову приходит плохая, беспочвенная мысль. Когда она нашла статью об этом, там говорилось, что это приучает мозг чувствовать наказание за плохие мысли, и со временем они стали более управляемыми.

Прошло несколько недель, и она могла подтвердить, что это действительно работает. Она активно работала над тем, чтобы приучить свой мозг к другим формам мышления. Некоторые вещи она делала сама, например, завязывала волосы, выполняла ежедневные задания, писала что-то хорошее о каждом дне.

В некоторых вещах ей нужна была помощь, и человек, который был кошмаром для стольких людей, помогал ей. Например, она рассказала ему, что когда она ложится в ванну, то вспоминает все те случаи, когда она пыталась утопиться под водой, и он просто стал набирать ей ванну каждый вечер. Он поднимал ее и нес на руках, садился на один конец и заставлял ее сидеть на нем, прижавшись спиной к его спине, а он был внутри нее, не двигаясь, не трахая, просто неподвижно, так что она стала ассоциировать ванну и купание с ним. В другой раз она рассказала ему о том, что в прошлом прикосновения к ее заднице вызывали у нее тошноту и ощущение грязи, что от одной мысли об этом у нее до сих пор сводит живот. И он, извращенец, доминант, связал ее лодыжки с запястьями так, что она была непристойно обнажена, и положил вибратор на ее клитор, свой член в ее киску, а большой палец в ее вход, пока она не забыла, что он вообще там был, потерявшись в ощущениях.

На следующее утро, перед уходом, он перевернул ее на диван и отшлепал по попке, смазав ее собственными соками, и вставил маленькую затычку в ее задний проход, велев не вынимать ее, не трогать себя, ничего не делать с ней до его возвращения. Весь день тяжесть предмета в одном отверстии и пустота предмета в другом действовали ей на нервы, пока она не оказалась на балконе, обнаженная, с ногами, перекинутыми через ручки кресла, чтобы прохладный ветерок немного успокоил ее перегретую кожу. Так он нашел ее, посадил на стул, наклонился и вошел в нее, дважды проникнув в нее так, что она потеряла сознание от ощущений, а ее крики эхом разносились над горами, пока она не потеряла сознание. Но он помогал ей справиться не только с сексуальными проблемами.

Это были и эмоциональные проблемы.

Она призналась ему, что чувствует себя неуверенно, что боится, что однажды он ее бросит, и не знает, сможет ли она это пережить.

На следующее утро он отвел ее к шкафу и встал позади нее. Подняв руки, он попросил ее закрыть глаза. Она закрыла, и тут же что-то холодное, металлическое коснулось кожи на ее шее, заставив ее затаить дыхание. Открыв глаза, она увидела на шее золотую тонкую цепочку, металл которого нагрелся до температуры ее тела.

— Прямо как твой галстук, — прошептал он, прижавшись губами к ее шее. — Когда ты почувствуешь неуверенность, прикоснись к этому, напомни себе, кто на тебя претендует, напомни себе о последних шести годах и о том, как я ни разу тебя не отпустил, и спроси себя, думаешь ли ты когда-нибудь, что я отпущу тебя сейчас. Мир может перевернуться вокруг своей оси, flamma, а я все еще буду самым надежным существом в твоей жизни.

Мягкий поцелуй.

— Ты кислород, который питает мое пламя — без тебя мое существование сомнительно.

Она коснулась золотой цепочки на шее, когда он закрывал дверь и вел ее к вертолету в свете раннего утра.

Когда она подошла к ожидающему ее вертолету, по позвоночнику пробежала волна возбуждения. Она была очарована этой штукой с тех пор, как увидела ее в первое утро.

Она подошла к черному вертолету и обернулась, чтобы посмотреть на дом — серо-черное гладкое чудо архитектуры, расположенное наполовину на утесе и немного под ним.

Глядя на дом, она вспомнила тот день, когда призналась ему в темноте ночи, что не знает, куда пойдет, если ей когда-нибудь придется остаться одной, что у нее ничего нет за душой. Он внимательно слушал, обняв ее, а на следующий день отвел ее к сейфу в кабинете.

***

— Садись, — сказал он ей, и она села. Он сел рядом с ней, повернувшись к ней всем телом, и протянул ей манильский конверт.

— Что это? — спросила она, с любопытством разглядывая содержимое конверта.

Она просмотрела кучу юридического жаргона, большая часть которого пролетела над ее головой, и перевела вопросительный взгляд на него. Он указал на первый документ.

— Это документ на этот дом. Он оформлен на твоё имя — Лайла Блэкторн — и он полностью твой. — Ошеломленная, она снова посмотрела на бумагу, и, конечно, там были слова «собственность», «принадлежать» и ее имя, ее новое имя. Пока она обдумывала это, осознавая всю огромность происходящего, он продолжал. — Я построил этот дом для тебя. У тебя всегда будет место, которое будет принадлежать только тебе.

Слезы навернулись ей на глаза, когда она прижала документ к груди, и этот жест, эта мысль были важнее, чем он мог предположить.

Он поднял второй документ, его гипнотические светлые и темные глаза неотрывно смотрели на нее.

— Это, — он протянул ей второй документ, — свидетельство о браке, официально объявляющее тебя миссис Блэкторн. Так что тебе принадлежит все, что принадлежит мне, и ты можешь отправиться в любую точку мира и иметь имя.

Черт.

— Но мы не поженились. — заметила она, не понимая, как ему удалось это сделать.

— С точки зрения закона, мы поженились.

Этого утверждения было достаточно само по себе. Это не было законным, что бы он ни сделал, чтобы это стало возможным, но он сделал это.

Он дал ей дом и имя, место и человека, которому можно принадлежать, пространство, чтобы узнать, кто она и какова ее индивидуальность, ее симпатии и антипатии, ее надежды и запреты.

Он дал ей возможность мечтать. Не говоря ни слова, она впилась губами в его губы, отблагодарив его единственным доступным ей способом — вложив в этот поцелуй все свои чувства и дав ему понять, что он для нее значит.

Он схватил ее за челюсть, как делал это всегда, его язык переплелся с ее языком, и он принимал то, что она давала, требуя большего, требуя всего, сливая их настолько полно, что она не знала, где кончается она и где начинается он. После долгих, долгих минут поцелуев она отстранилась, ее губы распухли, глаза сияли.

— Я думаю, что влюблена в тебя.

Он прикоснулся своим носом к ее носу, его глаза мягко смотрели на нее.

— Я знаю, что это так.

И хотя он не сказал, что любит ее в ответ, хотя она не знала, чувствует ли он это, этого было достаточно.