Снегурочка для альфы (СИ) - Альшанская Снежана - Страница 20

Через какое-то время слышу, как Бланка зовет Танюшку к ужину.

— А мама придет? — спрашивает девочка.

— Мама немного занята, — отвечает ей Богдан.

Да уж, занята…

Наверняка оборотень и внушил девочке это все про «маму», которой я ей никогда не стану. Вопрос только зачем?

Богдан заходит ко мне, когда я уже почти сплю. Стоит в проходе с серьезным видом, будто готов сделать выговор. Затем заходит внутрь, закрывает за собой дверь.

— Зачем ты туда полезла? — спрашивает он. — Просил ведь не входить туда.

И это еще он меня обвиняет, блин!

— Сперва скажи мне что в той папке, — говорю я, и только сейчас замечаю, что она в его руке. — Разве не ясно, зачем мне понадобилось?

— Кто тебе сказал про неё?

— Никто, — отвечаю я.

Он подходит ко мне, смотрит на меня с высоты. Ужасный взгляд, словно просверливающий насквозь. Не могу выдержать его и отворачиваюсь.

— Вижу же, что это неправда, — голос оборотня абсолютно спокоен, будто он говорит о погоде, но в нем все равно чувствуется угроза. — Кто это был? Кто-то проник сюда? Или ты видела его за забором?

— Сказала же, никого я не видела.

— Так не пойдет, — говорит Богдан. — Похоже, нам придется уехать отсюда на мою дачу. Там буду уверен, что никто посторонний и близко не подойдет.

— Знаешь что? — я поднимаюсь, смотрю в его глаза. — Я не твоя вещь и не позволю так с собой обращаться! Ты никуда меня не повезешь. Для начала объясни все, что ты от меня скрываешь. Как я стала твоей женой? Стала ли, или это вранье? Почему там полный шкаф одежды моего размера? Почему твоя дочь называет меня мамой? Зачем кому-то меня убивать, или ты это придумал?

— Сядь, — коротко отвечает Богдан.

— Не хочу я садиться! — я почти перехожу на крик.

— И не ори, — говорит он, кладет руку мне на плечо и силой усаживает меня на кровать. Сам садится рядом, — смотрит в глаза. — Я расскажу тебе что произошло, если пообещаешь не паниковать и не сбегать.

— Это уже мне решать. Я тебе не принадлежу, и удерживать меня ты не имеешь права.

— Вообще-то имею, — отвечает он. — то, что я говорил тебе про покушение — чистая правда. Кто-то хочет тебя убить, я понятия не имею кто, но если отпущу тебя — защитить не смогу.

— Я не верю тебе. И уйду прямо сейчас, если ты мне ничего не расскажешь, — говорю я, встаю с кровати в полной решимости убраться отсюда как можно быстрее, но Богдан тут же хватает меня за руку и усаживает обратно.

— Ты останешься здесь, — он склоняется ко мне, целует. Я вырываюсь, чуть не падаю на пол, но оборотень с какой-то нечеловеческой ловкостью подхватывает меня, не давая приземлиться на твердый пол.

— Я все равно уйду. Скажешь своим охранникам сидеть со мной день и ночь, в туалет со мной ходить? — спрашиваю я, смотря в его глаза.

— И все же, кто тебе сказал забраться в кабинет?

— Ничего не скажу, пока ты мне все не расскажешь, — я смотрю в его глаза, а он смотрит в мои. Дальше так точно не пойдет. Или он сейчас все говорит как есть, или ему придется посадить меня под замок.

Он с легкостью, будто я невесомая, кладет меня на кровать.

— Ты помнишь тот день, когда ты была на корпоративе в моей компании. В костюме снегурочки?

— Еще бы не помнить.

— Это было не несколько дней назад. Намного раньше.

— Насколько раньше? — спрашиваю я.

— Год назад, — отвечает Богдан, всматриваясь в мои глаза.

— Я потеряла из памяти год? — мое сердце начинает тревожно биться.

— Не из памяти, — вздыхает оборотень. — Ты вообще его потеряла. Тебя отравили сильным нейротоксином. Ты провела год в коме. Шансы выжить были мизерными. Один из сотен. Я приглашал врачей из Европы и Штатов. Вложил кучу денег в шведский научный институт, занимающийся подобными вещами. В итоге, как видишь, ты жива.

— Ты спас мне жизнь? Зачем?

— Потому что ты моя истинная пара.

Я в шоке. Смотрю на него и не знаю, что делать, будто все мысли бушуют в голове одновременно.

— Зачем было это скрывать от меня? — шепчу я. Все внутри содрогается. Год! Прошел целый чертов год, а я и не знала!

— Врачи сказали так будет лучше. Нервный шок мог вернуть тебя в кому. Я и так говорю тебе про это слишком рано.

— А-а-а…

Смотрю на свое обручальное кольцо.

— На некоторые медицинские процедуры требовалось разрешение близкого родственника, — вздыхает Богдан. — Или мужа. Пришлось им стать.

— Так, подожди. Но ведь у меня есть мама, есть сестра.

— Все думают, что ты умерла.

— То есть? — не понимаю я.

— Я не знаю кто и зачем покушался на твою жизнь. Решил, что лучше будет если все будут считать тебя мертвой. Через два дня после того вечера в Черном море разбился самолет, летевший в Египет. Я подергал кое-какие ниточки, и ты оказалась в списке пассажиров.

Чувствую, как мое сердце начинает неистово биться. Во рту мгновенно пересыхает настолько, что трудно говорить.

— Сейчас принесу воды, — говорит Богдан.

— Ты сказал моей маме…

— Я не говорил. Тогда вообще понятия не имел где искать твоих родственников, в каких ты с ними отношениях, не они ли желают тебе смерти. Решил, что лучше будет, если все сочтут тебя мертвой.

— Но ты же говорил, что кто-то пытался убить меня в больнице…

— Это правда, — Богдан кивает. — Как-то твои враги прознали о том, что ты жива. Может, кто-то из врачей проболтался. Понятия не имею.

— Мне нужно поговорить с мамой…

Оборотень опускает взгляд, и я понимаю, что что-то не так. Сердце начинает биться сильнее.

— Что с ней? — смотрю на него.

— Черт, зря я тебе сказал.

— Она…

Не могу произнести это слово. Оно колючим комком застревает в горле, цепляется за глотку, не хочет появляться на свет.

— Иди сюда, — говорит Богдан, протягивает руки, желая обнять меня, но я отодвигаюсь.

Как он мог, черт возьми! Долбанный оборотень! Из-за него моей мамы не стало! Зараза…

— Ты…

Слова вновь и вновь превращаются в тихий хрип. По щекам бегут слезы, касаются губ, создают соленый привкус во рту.

— Выпей успокоительного, — говорит он.

— Ты сволочь. Сказал всем, что я умерла, убил мою мать! Черт возьми, ей было всего пятьдесят три года, и она ничем не болела. Как она умерла? Скажи мне, как? — смотрю в его глаза, и они кажутся мне ледяными.

— Не знаю. Вроде инфаркт.

— Вроде? Ах ты ж…

Как же он спокойно про это говорит! Так, будто для него это вполне буднично. Но ему-то наплевать, а вот мне нет.

Он хватает меня за плечи, держит так крепко, что кажется. Вот-вот раздавит.

— Я спасал тебя!

— Ценой жизни других? Меня ты не спросил нужно ли это делать!

— Тебе нужно успокоительное.

— Не нужно мне нихрена! Оставь меня! Уйди! — кричу я, срывая голос.

— Успокойся!

— Оставь меня одну, — шепчу я, чувствуя, как ослабеваю и вот-вот грохнусь в обморок.

Богдан помогает мне лечь. Не хочу принимать его помощь, не хочу его видеть, но ничего не могу сделать. Тело как ватное, не хочет меня слушаться. Комната каруселью вращается вокруг. То вижу лицо Богдана, то оно пропадает, будто бы весь мир вокруг кто-то смонтировал. Кажется, что я проваливаюсь куда-то. Перед взглядом мелькают разноцветные пятна и мушки.

Черт…

Подняв веки, понимаю, что уже наступила ночь.

Пытаюсь встать. Как же кружится голова. Зараза, он мне что-то вколол.

Не хочу больше тут находиться. Моя мать умерла, а я даже не знаю, где она похоронена. Нужно уходить отсюда, и чем скорее, тем лучше.

Смотрю через окно на улицу, где сыплет снег, да такой, что ничего не разглядеть. Рядом со мной на тумбочке замечаю ту самую папку. Но мне сейчас не до неё. Вообще ни до чего. Единственное желание — побыстрее свалить. Даже не знаю куда, лишь бы подальше отсюда.

Выглядываю в коридор и вижу коренастого светловолосого охранника, сидящего в коридоре на мягком стуле и читающего книгу. Он поднимает взгляд на меня и тут же опускает обратно в книгу.