Людовик XV и его эпоха - Дюма Александр - Страница 8

• Предыдущая
• 8/75
• Следующая

За два дня до своей смерти она подарила этому д'Амфревилю от себя на память бриллиант, стоивший сто луидоров, и в то же время поручила ему отвезти в Руан, на адрес одной особы, имя которой просила его никому при жизни своей не говорить, бриллианты на сумму более 50 000 экю.

Когда д'Амфревиль, исполнив данное ему поручение, возвратился к маркизе, он не застал ее уже в живых: она умерла в назначенный день и час.

Портрет маркизы, рисованный талантливым Валором и гравированный Шеродом-младшим, сохранился и до сих пор. Художник представил ее держащей на указательном пальце левой руки чижика, которого она учит говорить.

Что касается маркиза При, то он всегда старался делать вид, будто не знает о связях своей жены с герцогом Бурбонским — связях, от которых он не видел никакой пользы. Когда маркиза была удалена от двора в одно время с герцогом, он — с кем бы ни встречался из своих друзей — всем говорил:

— Как вы думаете!.. Жена моя так же в немилости, как и герцог!.. Что же общего, скажите, могло быть между нею и герцогом?..

Маркиз, как видит читатель, твердо решил умалчивать о поведении своей жены.

Маркиз При происходил из хорошей фамилии и был, как мы уже знаем, крестным отцом герцога Анжуйского. Несмотря на свое знатное дворянство, он был, однако, небогат, служил сначала в военной службе, потом по дипломатической части, женился на Агнессе де Пленеф, дочери богатого откупщика, получил за нею большое состояние и по ходатайству своей молодой и хорошенькой жены, сумевшей пленить игрой своего кокетства короля, был назначен посланником в Турин. В этой должности он оставался недолго: в 1719 году он возвратился со своей женой в Париж. Здесь-то увидел ее во всем блеске красоты и богатства герцог Бурбонский и влюбился в нее. Маркиза, понимая всю важность такой победы, решилась, как мы уже знаем, вступить в связь с герцогом.

Кардинал Мазарин, умирая, дал Людовику XIV совет никого не назначать более первым министром Франции. Флери, без сомнения, разделял мнение Мазарина, ибо хотя ему очень было легко занять место герцога Орлеанского, умершего, как нам уже известно, в 1723 году, но он от этого отказался и довольствовался правом присутствовать в королевском Совете и титулом государственного министра.

Со времени вступления Флери в должность государственного министра для Франции и даже для всей Европы начинается период мира и спокойствия. Историки и летописцы, за недостатком других, более интересных фактов, начинают тогда вносить в свои записки ряд событий, не имеющих особенной важности, каковы, например, землетрясение в Палермо, пожар в Фонтенблоском лесу, северное сияние в Париже, моровая язва в Константинополе. Затем следует перечень умерших: герцогиня Орлеанская, урожденная принцесса Баден-Баденская, умирает от родов на двадцать первом году жизни; София-Доротея, единственная дочь Георгия-Вильгельма, герцога Брауншвейг-Цельского, королева английская, умирает в Ахенском замке; Франциск Фарнез, герцог Пармский, умирает бездетным, имея от роду сорок девять лет; ему наследует его родной брат; Людовик-Арман Бурбонский, принц Конти, о котором мы не раз говорили, умирает во цвете лет, на тридцать первом году жизни; наконец, герцог Вандомский, великий приор Франции, умирает семидесяти одного года.

Скажем несколько слов об этом герцоге, в лице которого прекращался род Цесаря Вандомского, побочного сына Генриха IV и Габриели д'Естре.

Великий приор был братом того известного в свое время герцога Вандомского, который имел обыкновение обращаться к своим врагам всегда лицом, а к своим друзьям — спиною. Первую свою кампанию он сделал в Кандию против турок под начальством своего дяди — того героя регентства Анны Австрийской, того базарного короля времен Фронды, который бежал из Венсеннской тюрьмы только для того, чтобы предпринять бесполезную экспедицию в Жигелли и умереть потом столь таинственным образом в Кандии.

Великому приору было только семнадцать лет, когда он возвратился из этого похода. Впоследствии он отличился в войне против голландцев, был ранен в Массальском сражении и в 1693 году произведен в генерал-лейтенанты. Он служил вместе со своим братом, иногда и под его начальством, но только до 1705 года, был храбрее его на поле брани и усерднее его исполнял все обязанности по службе. По милости одной дамы он не мог участвовать в сражении при Кассано, за что и лишился благорасположения к себе короля. Тогда он уехал в Рим и провел несколько лет в путешествиях. Король, рассердившись на такую беспечность своего подданного, угрожал ему лишением права получать доходы с церковных имуществ, но приор сам отказался от них и довольствовался только пенсионом. Взятый австрийцами в плен во время проезда через Гризон, он не ранее как в 1712 году возвратился во Францию, то есть в тот самый год, когда брат его умер в Виньяросе, в Испании. После этой кончины великий приор остался последним в роде Вандомов, ибо брат его, известнейший в то время человек, никогда не хотел заботиться о продолжении своего рода. Что же касается приора, то он еще с детства своего вступил в Мальтийский орден и, следовательно, не мог иметь детей. В 1715 году он был сделан генералиссимусом своего ордена, с тем чтобы идти на защиту Мальты, которую турки намеревались осадить. Великий приор отправился в путь, но напрасно: Мальта не была осаждена. Он возвратился во Францию, где тихо и мирно оканчивал дни свои в уединении. Он жил в кругу ученых и литераторов. Шолье и Лафар были ежедневными его гостями, Вольтер и другие литературные знаменитости того времени также часто посещали его.

Великий приор умер среди своих друзей 24 января 1727 года.

Так как мы упомянули сейчас о Вольтере, то скажем, почему он выехал из Франции и отправился путешествовать по Англии.

Вольтер был в весьма дружеских отношениях с великим приором, с герцогом Сюлли и с принцем Конти.

Обедая однажды у герцога Сюлли, он имел с де Роганом-Шабо ссору, которая вынудила его уехать из Франции.

Де Роган в разговоре между прочим выразил о чем-то свое мнение, которое Вольтер, по свойственной ему вольности во всем, опровергнул. Удивившись такому противоречию со стороны человека, которого он вовсе не знал и который казался ему не принадлежащим к его кругу, де Роган спросил с видом гордости и презрения:

— Кто был этот молодой человек, который говорит так громко?

— Молодой человек, про которого вы спрашиваете, — отвечал поэт, — считается первым по своему имени, между тем как вы по вашему — последним.

Тем дело и кончилось.

Но спустя восемь дней, когда Вольтер опять был на обеде у герцога, ему пришли сказать, что кто-то желает поговорить с ним внизу об одном весьма важном деле. Вольтер спустился вниз и вышел на крыльцо. У крыльца действительно он увидел карету, портьера и подножки которой были открыты. В то время как он садился в карету, сидевший в ней человек схватил его за ворот и не выпускал его из своих рук, между тем как другой стал бить его палкой по спине.

Де Роган-Шабо, находившийся в четырех шагах от кареты, закричал своим людям:

— Эй вы, не забывайте, что это Вольтер!.. Не бейте его по голове… Из нее может еще выйти кое-что хорошее!..

Оскорбление, наносимое Вольтеру, продолжалось до тех пор, пока де Роган не сказал:

— Довольно!

Поэт вне себя от гнева возвратился к Сюлли и стал просить его помочь ему отомстить за оскорбление, которое относилось также и к самому герцогу, так как Вольтер был его гостем в то время, как был позван вниз, но Сюлли отказался исполнить просьбу оскорбленного стихотворца. Вольтер за это отомстил ему тем, что вычеркнул в своей «Генриаде» имя его деда.

Принц Конти, узнав об этом происшествии, случившемся в 1725 году, выразился так:

• Предыдущая
• 8/75
• Следующая