Карл Великий - Дюма Александр - Страница 1

• 1/14
• Следующая

Еще при жизни короля Пипина Карл Великий женился на славной принцессе Хильдегарде, и не потому, что она была знатного происхождения, ведь она была дочерью простого рыцаря, а потому что была она набожна и покорна.

И вот случилось так, что на следующий год после восхождения нового короля на престол неверные снова собрали немалые силы в Саксонии и Венгрии; король Карл Великий поручил заботу о супруге своему брату Венеману, а сам во главе войска двинулся против язычников.

Карл Великий был уже тем, чем обещал стать с самого детства, когда еще жил у мельника, то есть отличным наездником с развевающимися черными волосами, смуглолицым и суровым с виду воином; росту же в нем было восемь его собственных футов note 1, а ступни у него были предлинные, недаром еще и ныне его ступня служит мерой длины, зовущейся королевским футом. Его лицо было шириной в пядь, а лоб — в его собственный фут; брови были длиной с его нос, то есть полпяди каждая, и нависали над столь ярко сверкавшими глазами, что тот, на кого он обратил гневный взгляд, не мог пошевелиться и цепенел. Король ел мало хлеба, зато за раз съедал четверть барашка, или пару куриц, или гуся, или павлина, или журавля, или целого кролика. Он был так могуч, что одним ударом меча, прозванного Озорником, мог разрубить всадника вместе с конем; порой ему случалось, взяв в руки четыре подковы, играючи согнуть их все разом, или, посадив на руку воина в доспехах, поднять его легко, без всяких усилий, на уровень своего плеча, а спустя минуту опустить наземь.

Читатель может догадаться, что язычникам нелегко было решиться пойти на него войной; но чем более он их уничтожал, тем их становилось все больше; вот почему вместо года, как рассчитывал Карл Великий, кампания продолжалась уже два с половиной года, и конца ей не было видно.

Тем временем случилось так, что Венеман, искушаемый, вне всякого сомнения, демоном, безумно влюбился в принцессу Хильдегарду, заботу о которой доверил ему брат, и в надежде на то, что принцесса ответит взаимностью на его пагубную страсть, он пустил в ход, чтобы ей понравиться, всю свою обходительность. Хильдегарда принимала все эти знаки внимания либо как дань уважения к ее высокому положению, либо как вольности, позволительные между близкими родственниками. Венеману необходимо было высказаться яснее, что он однажды и сделал, оставшись с королевой наедине. Однако Хильдегарда приняла его признание в любви с достоинством: она надеялась, что ее холодность излечит влюбленного. Но не тут-то было: несколько дней спустя, снова оказавшись с королевой вдвоем, он не только посмел опять заговорить с ней о любви, но, когда она хотела удалиться, удержал ее силой и пригрозил, что ежели она не разделит его чувств, он покончит с собой у нее на глазах. Хильдегарда от изумления и стыда не могла поначалу вымолвить ни слова; поразмыслив о том, что она одна, вдали от супруга, находится почти в полной власти своего деверя, она решила действовать хитростью, чтобы раз и навсегда избавиться от его преследований.

Она притворилась, будто тронута силой его страсти, выражавшейся в подобных вспышках, и ее неприступность день ото дня ослабевает; наконец она дала согласие на свидание с ним, но, будто устыдившись своей слабости, потребовала, чтобы встреча состоялась в одной из самых дальних комнат замка. Ослепленный любовью, Венеман принял все ее условия и первым пришел в указанную королевой неосвещенную дальнюю комнату, где вскоре должна была появиться и она. Спустя некоторое время он услыхал шаги, однако они замерли на пороге; вдруг дверь захлопнулась и из-за нее послышался голос королевы:

— Надеюсь, дорогой деверь, что прохлада этих стен успокоит вашу кровь. Побудьте здесь до возвращения императора.

Заскрежетали засовы. Венеман понял, что его провели и он стал пленником.

В первые минуты его охватило бешенство. Венеман едва не разбил голову о стены; однако вскоре он смекнул, что лучше схитрить и нанести ответный удар тем же оружием, каким был поражен он сам.

На следующий день одна дама из свиты королевы, пользовавшаяся полным ее доверием, принесла пленнику поесть. Эта комната служила раньше убежищем одной отшельнице, долгое время замаливавшей там какой-то страшный грех, и потому в стене был проделан ход: через это отверстие доверенная королевы и подавала пленнику обед и ужин. Первые пять-шесть дней он ел и пил, словно оставался на свободе, но в начале второй недели стал жаловаться, что впал в немилость, потом начал есть все меньше, приговаривая, что если королева его не простит, он уморит себя голодом. Камеристка Хильдегарды, которая знала, что Венеман злобен и хитер, поначалу рассмеялась в ответ на его угрозы; но в один прекрасный день он, как и предупреждал, вовсе отказался от еды и три дня кряду упрямо не притрагивался к пище, которую ему приносили. Наконец на третий день он умирающим голосом попросил доверенную королевы передать своей хозяйке, что он умоляет ее прийти и выслушать его покаяние: он не хочет умереть без ее прощения. Напуганная решимостью своего деверя и обрадованная его обращению к добрым чувствам, Хильдегарда поспешила к двери темницы и спросила у деверя, правда ли то, что ей сказали о его раскаянии. Венеман принес страшную клятву в том, что излечился от своей безумной страсти; а умирает он не из-за любви, но потому, что не чувствует в себе достаточно мужества, чтобы признаться и тем навлечь на себя гнев брата, которого он так жестоко оскорбил; тогда добрая принцесса, тронутая его угрызениями совести, не только отперла дверь, но и пообещала, что сохранит в тайне полученное от него оскорбление.

Венеман вновь появился при дворе, и никто даже не подозревал, что произошло. Его отсутствие объяснили тайной миссией, и ни единая душа не догадывалась об истинной причине его исчезновения. Несколько дней спустя прибыл курьер Карла Великого и привез депеши, в которых сообщалось и о победе, и о скором его возвращении.

Эти известия обрадовали добрую принцессу Хильдегарду; Венеман же не мог до конца поверить, что она, как обещала, сохранит тайну, и потому решил ее опередить и выехать Карлу Великому навстречу. Он пустился в дорогу в сопровождении всего нескольких слуг и, съехавшись с ним в пятидесяти милях от замка, попросил позволения переговорить с королем без свидетелей, предупредив, что должен передать ему сведения чрезвычайной важности. Эти «важные сведения» были ложным обвинением в супружеской измене, так ловко выстроенным, что король Карл, который не мог и предположить в брате намерения его обмануть, поверил во все его россказни. Будучи убежден в том, что может вернуться в Вейхенштефанский замок, только когда смоет пятно публичного оскорбления, нанесенного королевой его чести, он приказал Венеману выехать вперед и отвести королеву в огромную башню, находившуюся в пятнадцати милях от замка, в дремучем лесу. Сам же он остановился там, где стоял, не желая возвращаться в замок до тех пор, пока не будут исполнены его приказания.

С той минуты, как королева увидела, что Венеман уехал, она заподозрила неладное; однако она надеялась, что Карл Великий не осудит ее, не выслушав; вот почему она доверчиво ожидала его возвращения, как вдруг солдаты схватили ее и отвели в башню вместе с ее любимой камеристкой.

К счастью, камеристка была женщиной сообразительной, и как только стала догадываться, что ее хозяйке грозит беда, она собрала все драгоценности и золото, которые и взяла с собой в башню; а уже на следующий день их с королевой неволи она прознала, что только что погибла жена привратника — шла через лес в непогоду и толстая ветка упала ей на голову, изуродовав лицо до неузнаваемости; камеристка кликнула привратника и, указав на выложенную на столе гору золота и драгоценностей, сказала ему, что все это он получит, ежели положит тело своей жены в кровать королевы и скажет, что королева убилась, выбросившись из окна башни; тем временем королева и камеристка надеялись убежать за пределы Аллемании, куда они обещали никогда не возвращаться. Привратник понял, что у него в руках — отличное средство разбогатеть, и согласился; он уложил тело жены в постель королевы, в тот же вечер принес доброй принцессе Хильдегарде и ее камеристке платья странниц, и обе женщины пошли по дороге, ведшей в Рим.

• 1/14
• Следующая