Графиня де Шарни. Том 2 - Дюма Александр - Страница 18
- Предыдущая
- 18/175
- Следующая
— О, ваше величество! — восторженно вскричал Барнав.
— Тс-с! — повторила королева.
— Ваше величество, кушать подано! — объявил, появившись в дверях, слуга, чьи шаги прервали их разговор.
Королева и Барнав направились в столовую. Король вошел туда через другую дверь; пока королева разговаривала с Барнавом, он беседовал с Петионом, и теперь вид у него был весьма оживленный.
Оба королевских телохранителя стояли у стола, как бы настаивая тем самым на своей привилегии прислуживать их величествам.
Шарни стоял вдали, укрывшись в нише окна. Король огляделся и, пользуясь тем, что, кроме его семьи, обоих телохранителей и графа, никого нет, обратился к ним:
— Господа, после ужина мне нужно поговорить с вами. Я прошу вас пройти вместе со мной в мои покои.
Трое офицеров поклонились.
Ужин начался, как обычно.
Но хотя королевское семейство восседало за столом в Мо у одного из первых епископов королевства, сервировка и еда были настолько же плохи, насколько прекрасны они были в Шато-Тьерри, где король и его спутники отобедали.
Как всегда, аппетит у короля был превосходный, и ел он много, несмотря на то что стол был скверный. Королева же съела только два сырых яйца.
Еще со вчерашнего дня немножко прихворнувший дофин просил земляники, но, увы, бедный мальчик не понимал, что прошли те времена, когда предупреждалось любое его желание. Со вчерашнего дня все, к кому он обращался, отвечали либо: «Нету земляники., либо: „Не смогли найти.“
И вдруг по пути он увидел, как деревенские ребята едят землянику, букетики которой они собрали в лесу.
Вот тогда-то он позавидовал белобрысым, краснощеким крестьянским детям, которым не надо просить земляники: когда захотят, они могут сами пойти и набрать ее; ведь они знают полянки, где она растет, точно так же как птицы знают поля, где цветут сурепка и конопля.
Королева была очень огорчена тем, что не может исполнить желание сына, и, когда дофин, отказавшись от всего, что ему предлагали, вновь попросил земляники, на глазах бедной матери выступили слезы.
Она поискала взглядом, к кому бы обратиться, и заметила Шарни, который молча стоял в нише окна.
Королева позвала его знаком, потом еще и еще раз, но Шарни, погруженный в свои мысли, даже не заметил этого.
Тогда голосом, охрипшим от волнения, королева окликнула:
— Граф де Шарни!
Шарни вздрогнул, словно его внезапно вырвали из сна, и собрался подойти к королеве, как вдруг отворилась дверь и появился Барнав с тарелкой земляники.
— Государыня, прошу простить меня, — произнес он, — за то, что я так вхожу, и король, надеюсь, тоже простит меня, но сегодня днем я неоднократно слышал, как дофин просил земляники. Эту тарелку я обнаружил на столе у епископа, взял ее и принес сюда.
Шарни в это время шел к столу, но королева даже не дала ему подойти.
— Благодарю вас, граф, — бросила она. -Господин Барнав угадал, что я хотела, и больше мне ничего не нужно.
Шарни поклонился и, не промолвив ни слова, вернулся на прежнее место.
— Спасибо, мой друг Барнав, — поблагодарил дофин.
— Господин Барнав, — сказал король, — наш ужин не слишком хорош, но, если вы согласитесь разделить его с нами, мы с королевой будем рады.
— Государь, — ответил Барнав, — приглашение короля — это приказ. Где ваше величество определит мне место?
— Между королевой и дофином, — сказал король.
Барнав уселся, не помня себя от любви и гордости.
Шарни наблюдал за этой сценой, но ревность даже не царапнула его сердце. Он лишь тихо промолвил, глядя на этого мотылька, который так стремился сгореть в пламени королевской власти:
— Вот и еще один рвется к гибели. А жаль, этот стоит большего, чем остальные.
Но тут же, вернувшись к своим неизбывным мыслям, Шарни прошептал: Письмо! Письмо! Но что же в нем может быть?
Глава 9. ГОЛГОФА
После ужина трое офицеров поднялись в комнату короля.
Принцесса, дофин и г-жа де Турзель были в своей комнате; король, королева и Мадам Елизавета ждали офицеров.
Едва они вошли, король сказал:
— Господин де Шарни, будьте добры, закройте двери, чтобы нас никто не побеспокоил, мне нужно сообщить вам нечто крайне важное. Вчера в Дормане господин Петион предложил мне, чтобы вы переоделись и он устроит вам побег, но королева и я, опасаясь, что это предложение может оказаться ловушкой и вас хотят удалить от нас, чтобы тут же расправиться с вами, либо предать где-нибудь в провинции военному суду, который приговорит вас к расстрелу, не дав даже права на обжалование приговора, так вот, королева и я, мы взяли на себя ответственность и отвергли это предложение.
Однако сегодня господин Петион снова повторил его, дав слово депутата, что с вами ничего не произойдет, и я счел себя обязанным сообщить вам, чего он опасается и что предлагает.
— Государь, — прервал его Шарни, — прежде чем ваше величество продолжит, позвольте мне — и здесь я выступаю не только от своего имени, но, думаю, выражаю и мнение этих господ, — позвольте мне спросить, обещает ли король удостоить нас некой милости?
— Господа, — отвечал Людовик XVI, — храня верность королеве и мне, вы три дня рискуете жизнью; все эти три дня ежеминутно вам грозит жесточайшая смерть, ежеминутно вы делите с нами позор, которым нас покрывают, оскорбления, которыми нас осыпают. Господа, вы имеете право не просить о милости, а высказать ваше желание, и если оно не будет немедленно удовлетворено, значит, оно выходит за пределы моих и королевы возможностей.
— В таком случае, государь, — продолжил Шарни, — мы покорнейше, но настоятельно просим ваше величество, каковы бы ни были предложения, сделанные касательно нас господами депутатами, оставить нам свободу принять их или отвергнуть.
— Даю вам слово, господа, — объявил король, — оставить вам свободу выбора и не оказывать на вас никакого давления. Как вы решите, так и будет.
— Государь, мы с благодарностью слушаем вас, — сказал Шарни.
Королева с удивлением взглянула на Шарни; она не могла понять, как сочетается в нем подмеченная ею все возрастающая безучастность с упорным стремлением ни на миг не уклоняться от того, что он считал своим долгом.
Но объяснения она найти не смогла и позволила королю продолжить беседу.
— Теперь, когда свобода выбора сохранена за вами, послушайте собственные слова господина Петиона: «Государь, как только вы въедете в Париж, никаких гарантий безопасности для трех офицеров, которые сопровождают вас, не будет. Ни я, ни господин Барнав, ни господин де Латур-Мобур не можем обещать спасти этих людей, даже с риском для своей жизни: они уже заранее приносятся в жертву народу.»
Шарни взглянул на своих товарищей, оба ответили чуть заметной презрительной улыбкой.
— И что же дальше, государь? — осведомился Шарни.
— Вот что предложил мне господин Петион, — сообщил король, — он снабдит вас мундирами национальных гвардейцев, откроет перед вами сегодня ночью ворота епископства и позволит вам бежать.
Шарни взглядом спросил обоих офицеров, но ответом была та же презрительная улыбка.
— Государь, — вновь обратился Шарни к королю, — мы посвятили свои жизни вашим величествам, ваши величества соблаговолили принять от нас клятву верности, и нам стократ легче умереть за вас, чем вас бросить. Мы просим от вас единственной милости: и завтра относиться к нам так же, как вы относились к нам вчера. Ничего больше мы не хотим. Из всего вашего двора, из всей вашей армии, из всей вашей гвардии у вас остались только три преданных сердца, так не лишайте же их единственной чести, которой они домогаются, — быть верными вам до конца.
— Хорошо, господа, — вступила королева, — мы согласны, но поймите, с этой минуты все у нас должно быть общим, отныне для нас вы не слуги, но друзья, братья. Я не спрашиваю ваши имена, я их знаю, но, — и она вытащила из кармана записную книжку, — но назовите мне имена ваших отцов, матерей, братьев и сестер. Может случиться так, что мы потеряем вас, а сами останемся живы. Тогда я сообщу этим дорогим вам людям о постигшем их горе и постараюсь облегчить им его, насколько это будет в нашей власти. Итак, господин де Мальден, итак, господин де Валори, смело говорите, кого из своих родственников и друзей вы рекомендуете нам в случае смерти, ведь мы все так близки к ней, что нет смысла играть словами.
- Предыдущая
- 18/175
- Следующая