Графиня де Шарни. Том 1 - Дюма Александр - Страница 9
- Предыдущая
- 9/178
- Следующая
Жильбер был потрясен, убедившись в том, что этот необыкновенный человек умеет произвести сильное впечатление: имевшие с ним дело люди были готовы поверить, что, подобно Богу, он обладал даром охватывать разом весь мир во всех его подробностях, а также читать в сердцах людей.
— Да, вы — все тот же маг, колдун, волшебник Калиостро!
Калиостро удовлетворенно улыбнулся. Было очевидно, что ему приятно видеть, какое впечатление он произвел на Жильбера, а тот и не пытался это скрывать.
Жильбер продолжал:
— А теперь, дорогой учитель, так как я люблю вас столь же горячо, сколь вы меня, мое желание знать, что с вами сталось со времени нашей разлуки, по крайней мере, не меньше вашего желания справиться обо мне; не угодно ли будет вам сообщить мне, если вы не сочтете мою просьбу неуместной, в какой части света обнаруживали вы свой гений и являли свое могущество?
Калиостро улыбнулся.
— Моя жизнь почти ничем не отличалась от вашей; я встречался с королями, даже со многими из них, правда, совсем с другой целью. Вы приближаетесь к ним затем, чтобы их поддержать, я же намерен их свергнуть; вы пытаетесь создать конституционно-монархическое государство и потерпите неудачу, я же обращаю императоров, королей, принцев в философов; я одержу верх.
— Вы так думаете? — перебив его, с сомнением выговорил Жильбер.
— Именно так! Надобно признать, что они были прекрасно подготовлены благодаря Вольтеру, д'Аламберу и Дидро, этим новым Мезентиям, возвышенным созерцателям богов, а также примером дорогого короля Фридриха, к несчастью, ушедшего от нас. Впрочем, как вы знаете, все люди смертны, не считая тех, кому суждена жизнь вечная, вроде меня или графа де Сен-Жермена. Как бы там ни было, а королева хороша собой, дорогой Жильбер, и она вербует солдат, сражающихся друг с другом, а также привлекает на свою сторону королей, способствующих свержению самодержавия в большей степени, нежели Бонифаций Тринадцатый, Климент Восьмой и Борджа способствовали упразднению церкви. Итак, прежде всего вспомним императора Иосифа Второго, брата нашей любимой королевы: он закрывает три четверти монастырей, захватывает их имущество, выгоняет кармелиток из их келий, посылает своей сестре Марии-Антуанетте гравюры, на которых изображены монахини, сбрасывающие капюшоны и примеряющие новые наряды, а также монахи-расстриги, завивающие волосы. Перед нами — датский король, ставший палачом собственного лекаря Струенсе; этот скороспелый философ, еще будучи семнадцатилетним юнцом, говаривал: «Господин Вольтер сделал из меня мужчину, именно он научил меня мыслить». Перед нами — пример императрицы Екатерины, делающей смелые шаги в философии, что не мешает ей, разумеется, дробить Польшу; это ей Вольтер писал-«Дидро, д'Аламбер и я готовы на Вас молиться». Перед нами — пример королевы Шведской и, наконец, множества принцев в Империи, а также на территории всей Германии.
— Вам остается лишь обратить в свою веру самого Папу, дорогой учитель, а так как я верю, что для вас ничего невозможного нет, то надеюсь, что вы преуспеете и в этом.
— Вот это как раз было бы делом непростым! Я только что вырвался из его когтей, проведя перед тем полгода в крепости Святого Ангела, и освободился точно таким же образом, каким вы три месяца назад вырвались из Бастилии.
— Неужели местные жители захватили крепость Святого Ангела так же, как народ из Сент-Антуанского предместья взял Бастилию?
— Нет, дорогой доктор, итальянский народ до этого еще не дошел Будьте покойны, настанет день, когда это произойдет; папству еще предстоит пережить ночь с пятого на шестое октября; в этом смысле Версаль и Ватикан скоро сравняются — Однако я полагал, что из крепости Святого Ангела нет возврата..
— А Бенвенуто Челлини?
— Разве у вас есть крылья, как у него, и вы, словно новый Икар, перелетели через Тибр?
— Это было бы чрезвычайно сложно, принимая во внимание то обстоятельство, что меня, для большей безопасности, поместили в глубокое подземелье.
— И все-таки вы оттуда выбрались?
— Как видите, коль скоро я перед вами.
— Вам удалось подкупить тюремщика?
— Мне не повезло: мой тюремщик оказался неподкупным.
— Да ну? Вот дьявол!
— Да… К счастью, он был не вечен: волею случая, — а человек более религиозный, чем я, назвал бы это волей провидения, — он умер на следующий же день, после того как он в третий раз отказался отпереть двери моей камеры. Его настигла внезапная смерть?
— Да.
— Ого!
— Надо было кем-нибудь заменить его, и ему прислали замену.
— А этот новый тюремщик не оказался неподкупным?
— Едва вступив в должность, он в тот же день, подавая мне ужин, проговорил: «Ешьте хорошенько, набирайтесь сил: нынче ночью нам предстоит долгая дорога». Да, черт побери, славный малый не солгал. В ту же ночь мы загнали по три лошади и проскакали сто миль.
— А что сказало начальство, когда открылся ваш побег?
— Ничего. Начальник тюрьмы переодел труп первого моего тюремщика, еще не преданного земле, в оставленную мной одежду; он выстрелил из пистолета ему в лицо, бросил пистолет рядом с ним и объявил, что не известно, каким образом я раздобыл оружие и застрелился; доктор констатировал смерть, и тюремщика похоронили под моим именем; таким образом, дорогой Жильбер, я в полном смысле этого слова умер; сколько бы я теперь ни утверждал, что я жив, в ответ мне могли бы представить свидетельство о смерти и доказать, что я мертв; впрочем, никому не придется этого делать; в настоящую минуту мне очень удобно исчезнуть из этого мира. Итак, мне пришлось нырнуть в самые мрачные глубины, по выражению прославленного аббата Делиля, и вот я вновь появился, но уже под другим именем.
— Не будет ли с моей стороны нескромностью спросить, как вас теперь зовут?
— Меня зовут бароном Дзаноне, я — генуэзский банкир; я храню ценные бумаги принцев, — славные бумаги, не правда ли?., вроде тех, какие принадлежали кардиналу де Роану… Впрочем, ссужая принцев деньгами, я, к счастью, интересуюсь не материальной выгодой… Кстати, не нужны ли вам деньги, дорогой Жильбер? Вы ведь знаете, что мое сердце, как и мой кошелек, для вас сегодня, как и всегда, открыты.
— Благодарю.
— Может быть, встретив меня в костюме простого ремесленника, вы думаете, что обремените меня?.. Ну, это пусть вас не заботит; это всего лишь маскарад: вы знаете мой взгляд на жизнь: это нескончаемый карнавал, где каждый носит ту или иную маску. Во всяком случае, имейте в виду, дорогой Жильбер; если когда-нибудь вам понадобятся деньги — вот в этом секретере находится моя личная касса, слышите? Главная касса хранится в Париже, на улице Сен-Клод в Маре; так вот, ежели вам понадобятся деньги, вы можете прийти сюда независимо от того буду я дома или нет. Я покажу вам, как отпирается маленькая дверь; вы приведете в движение эту пружину, — смотрите, как это делается, — и в любое время найдете здесь около миллиона.
Калиостро тронул пружину: передняя стенка секретера опустилась сама собою, и глазам Жильбера открылась груда золота и пачки банковских билетов.
— Вы и в самом деле необыкновенный человек! — со смехом заметил Жильбер.
— Вы же знаете, что у меня двадцать тысяч ливров ренты, и потому я богаче самого короля? Скажите, не боитесь ли вы, что в Париже вас могут потревожить?
— По поводу дела с ожерельем? Ну, нет, не посмеют! Принимая во внимание расположение духа народа, мне достаточно будет бросить одно-единственное слово, чтобы вызвать мятеж; вы забываете, что я отчасти в дружеских отношениях со всеми людьми, пользующимися популярностью: Лафайетом, Неккером, графом де Мирабо, да и с вами.
— Зачем вы приехали в Париж?
— Кто знает? Затем же, возможно, зачем вы ездили в Соединенные Штаты: создать республику. Жильбер отрицательно покачал головой.
— Франция не готова к республике.
— Мы предложим ей что-нибудь другое.
— Король воспротивится.
— Вполне возможно.
— Знать возьмется за оружие.
— Не исключено, что так и будет.
- Предыдущая
- 9/178
- Следующая
