Империя Страсти (ЛП) - Кент Рина - Страница 67

Аспен: А если я откажусь?

Кингсли: Мы оба знаем, что твоя киска и теперь твоя задница находятся в полиаморных отношениях с моим членом. Так что твое «нет» просто из вредности.

Аспен: Я больше не хочу заниматься сексом.

Кингсли: Почему?

Потому что я хочу понять, нужна ли я ему только для этого. Если, кроме этого, я практически ничего не значу в его грандиозных планах.

Вместо того чтобы сказать это, я печатаю.

Аспен: Я просто не хочу. Ты не против?

Кингсли: Зависит от продолжительности. Час? Два? Хуже, день?

Аспен: Месяц.

Кингсли: Что за наркотик безбрачия ты принимаешь? Ты что, выбрала религию или что-то вроде того? Настоятельно не рекомендую, кстати. Они не только позорят твоего драгоценного Ницше, но все религии антигедонистичны и должны гореть в аду.

Аспен: Это значит «нет»?

Кингсли: Нет, это что за чертовщина, Аспен? Какого хрена ты хочешь, чтобы мы перестали трахаться как лучшие животные, когда-либо бродившие по планете, на целых тридцать дней? Тебе физически больно?

Я эмоционально ранена, ушиблена и растоптана, и я нуждаюсь в этом, чтобы попытаться собрать свои осколки, но я не говорю ему об этом.

Аспен: Нет, но я все равно хочу этого. Каков твой ответ?

Кингсли: Это гребаное богохульство, и ты это знаешь. Я никогда не жил целый месяц без секса.

Аспен: Так это значит «нет»?

Кингсли: Нет, это не отказ. Я понятия не имею, в какую игру ты играешь. Но ладно, давай сделаем это дерьмо. Только проникающий секс?

Аспен: Любой секс.

Кингсли: Ты конкретно сдурела? Что это за извращенный метод пыток?

Аспен: Прими это или уходи.

Я почти вижу его сузившиеся глаза и раздувающиеся ноздри. Кингсли не из тех мужчин, на которых можно оказать давление, не говоря уже о том, чтобы заставить их выйти из зоны комфорта, и это настоящая проверка того, кто ему нужен — я или мое тело.

Кингсли: А если я откажусь?

Аспен: Тогда между нами все кончено. Ты можешь пойти и удовлетворить свои сексуальные потребности со своими подружками. А именно, с Бритни. А я пойду поищу себе новый член.

Все мое тело напрягается, когда я нажимаю «Отправить». Это последний сценарий, который я хочу. Мысль о нем с чертовой Бритни или любой другой женщиной ранит мою грудь до физической боли в сочетании с тошнотой.

Кингсли: Твоя ревность чертовски мила, и других членов в кадре не будет, если только ты не готова добавить убийство первой степени к моему резюме «облажался». Единственный член, который у тебя будет, это мой после этих чертовых тридцати дней, ведьма.

Улыбка поднимает мои губы, когда я читаю и перечитываю текст.

Он… согласился.

Он действительно согласился.

Я прижимаю телефон к груди, головокружение внутри меня так похоже на прежнюю версию меня.

Аспен, которая переживала одну трагедию за другой, но все еще держалась за черную маску, которую надела той ночью.

Аспен

Первая неделя моего самоограниченного безбрачия это ад на земле.

Кингсли стал угрюмее, чем сноб королевской крови, и почти каждый день просил Нейта боксировать с ним.

Гвен не в восторге, потому что ее отец крадет время ее мужа, которое и так ограничено.

На второй неделе Нейт положил конец требованиям Кингсли и сказал ему:

— Извини, но я предпочитаю компанию моей жены.

На что Кингсли чуть не ударил его.

Он стал заниматься спортом больше, чем положено по здоровью, почти снова начал курить, и все в фирме стали избегать его как чумы.

Пять сотрудников чуть не лишились работы за то, что просто разговаривали с ним, когда он был в плохом настроении. Что в последнее время случается чаще всего.

Я пытаюсь отвлечь его от дел работой, простыми разговорами или даже обещанием съесть все, что он приготовил.

Именно это мы сейчас и закончили — есть. Мы сидим за стойкой на моей кухне, между нами стоит стул. Это просто страховка, потому что у нет никаких сомнений в том, что он заставит меня снять «незаконный запрет», как он любит это называть.

За последние пару недель у нас появилась привычка ужинать вне дома. Отчасти потому, что находиться в помещении душно, а отчасти потому, что… наверное, мы встречаемся. Или так это назвали Гвен и Кэлли, восторгаясь и отправляя сотни сердечек в групповом чате.

Кингсли никогда не называл это так, хотя. Я тоже не называла, так что не знаю, что нас ждет дальше.

Секс это все, что было в наших отношениях, и теперь, когда он исключен из уравнения, мы ощущаем себя парой, которая вместе уже много лет.

Мы вместе собираемся на работу, обсуждаем дела за ужином и ведем разговоры, от которых у меня перехватывает дыхание. Мало того, в последнее время мы проводим больше времени вместе, чем раньше.

Вчера мы отправились в дальнюю поездку на одном из кабриолетов Кингсли, и хотя я потеряла шарф и моя прическа стала ужасной, я чувствовала себя такой дикой, вне секса, конечно. И да, очевидно, у Кингсли коллекция спортивных машин. Ничего удивительного. Он стремительный человек и любит стремительную скорость, огонь вызова и непредсказуемость ситуаций.

Но он также стремится к контролю, поэтому тот факт, что в данном конкретном случае у него его нет, превратил его в ворчливое существо.

Я вытираю рот, фактически доев всю тарелку макарон. С тех пор как я перестала пить, ко мне постепенно вернулся аппетит. Я все еще не очень люблю еду, но Кингсли не позволяет мне голодать. Гвен тоже. Клянусь, и отец, и дочь ополчились на меня.

— Вкусно, — говорю я ему.

Он ворчит в ответ и смотрит на разделяющее нас пространство.

— И для чего этот стул между нами?

— Для безопасного расстояния.

— Скорее для бесполезного расстояния. Если я решу наброситься на тебя, никакой долбанный стул не спасет тебя от меня.

— Но ты не сделаешь этого, — напоминаю я ему, наполовину опасаясь, что он действительно развалит все до основания.

— Возможно, и сделаю.

— Ты… прекрасно держался две недели.

— Это не гребаная ломка от зависимости, Аспен. Со временем становится хуже, а не лучше.

— И? Что это значит?

Я говорю необычайно осторожно, почти испуганно.

— Это значит, что ты чертов диктатор. Может, мне стоит вести список негативных слов, как это делает Гвен, и вписать туда твое имя.

Это вырывает из меня улыбку, и я бросаю салфетку в его сторону, которую он ловит с такой очаровательной ухмылкой, что я начинаю переосмысливать решение, стоящее за этим глупым запретом.

Я прочищаю горло.

— Она рассказала мне об этом списке и сказала, что это то, что помогает ей справляться с эмпатической реакцией на негативные слова, но она думала, что ты об этом не знаешь.

— Конечно, я знал. У нее плохо получается заметать следы и еще хуже скрывать, вот почему я был ошеломлен ее чувствами к Нейту.

— Должно быть, она приложила немало усилий, обманывая тебя.

— Ей бы это не понадобилось, если бы не похититель дочери Нейт.

Я закатываю глаза и бросаю виноградину в рот.

— Со временем, она бы вышла замуж.

— Со временем это не в двадцать лет. Я думал, у меня есть еще несколько лет с ней.

— Нейт оказался прав. Вы с Гвен созависимы.

— Нейт мудак, поэтому его мнение имеет значение использованной салфетки. И это не созависимость. Мы с дочерью просто близки, потому что мы являлись миром друг для друга в течение двух десятилетий…, — он запинается, когда мои плечи опускаются. — И этот срок ты наверстаешь, находясь в ее мире в течение будущих десятилетий.

— Спасибо. — я опускаюсь на стул между нами и кладу свою руку поверх его. — И не только потому, что ты принял меня как ее мать, но и потому, что рассказал ей о моем прошлом. Теперь она смотрит на меня по-другому, с большим уважением и… любовью. И я знаю, что ты имеешь отношение к изменению ее отношения.