Алмазная Грань (СИ) - "Extazyflame" - Страница 41

«Ты все равно не узнаешь, пока не сделаешь». Мысленно уповая на высшие силы, я подняла фигуру «офицера» и сбила черную пешку с клетки. Ощутила, как Лукас замер во мне, прекратив движение. Отступать было поздно. Я сбила вражескую ладью, остановившись перед конусом обсидианового ферзя.

— Шах. И мат.

Мир замер. Время застыло. Я без сил опустила голову, чувствуя, как бежит по щеке предательская слеза. Я понятия не имела, что только что вытянула: белый камень или черный. И пути назад уже не было. Так и осталась лежать, сотрясаясь от беззвучных рыданий, не замечая, что Лукас вышел из меня и остался стоять за спиной. Только знала наверняка, что его взгляд в этот момент неотрывно прикован к злосчастной шахматной доске.

А потом вернулась боль. Не сильная, но отрезвляющая, действующая подобно нашатырю. Пальцы мужчины надавливали на шрам под пластырем, вычерчивая дорожку вверх, к шее.

«Не потеряй себя в самой себе. Не потеряй. Не становись тем, кем ты не являешься».

Этот голос звучал в моем сознании оглушительным набатом. Я лишь всхлипнула, ощутив, как чужие руки натянули кружево трусиков на мои бедра, а вслед за ними брюки.

— Молодец, Виктория. Я доволен тобой.

Безумие выбирает самые гротескные образы. Ласковый голос, похвалу… нечто похожее на нежность, пусть даже ее проявление выразилось в чужом тепле прижавшегося ко мне тела. Лукас держал меня бережно, словно стеклянную шахматную фигурку, опасаясь уронить на пол и разбить. Ноги дрожали и не желали держать меня, я бы тотчас же упала на пол, если бы не его поддержка.

— Не смей наступать на горло собственным устремлениям. И придумывать себе ложные авторитеты.

Он усадил меня на один из стульев и отошел. А я сидела и тряслась мелкой дрожью, кусая губы, чтобы не разрыдаться.

Спустя много времени он мне признается, что не просчитал свой ход. Я должна была всего лишь забрать пешку. То, что поставлю ему мат в три хода, он не сообразил в силу усталости и волнения. Да, я волновала его так, как никто никогда ранее. Даже жена, на которой он женился по любви ещё в молодости. Но тогда я этого не знала.

— Пей. — Стакан коснулся моих дрожащих губ, клацнул о зубы. Я едва не закашлялась, когда обжигающая жидкость полилась мне в горло. — Ты умеешь радовать. Думаю, мы с тобой подружимся.

Даже сейчас мафиози крупного синдиката по торговле живым товаром не вышел из образа: вел себя так, будто ничего необычного не произошло. Да и глупо было ожидать от него иного поведения. Сколько слез, мольб, истерик и шоковых состояний он повидал за все время, пока стоял у штурвала самой страшной пиратской шхуны?

Постепенно виски начал действовать. Согревал изнутри, прогонял дрожь, возвращал ясность мыслей. Лукас же задумчиво ходил вокруг доски, хмуря брови, но при этом выглядел самодовольным.

— Я все равно возьму реванш, Виктория. Все равно.

Я пришла в себя спустя полчаса. Но, вопреки моим ожиданиям, мужчина так и не отпустил меня. Расставил фигуры и заставил сыграть с ним еще две партии. Их я продула в пух и прах — полагаю, не только из-за шока. Потому что облегчение оттого, что никто не отправит меня в бордель, вернуло ясность разума.

— У тебя не было шансов. Я был чемпионом среди школ родного города. Выучил все партии. Просто уже насколько лет не вспоминал об этом, чтобы был эффект новизны.

Я кивала и не горела желанием продолжать беседу. Но уронить шаткое равновесие тоже не хотела. В какой-то момент мне показалось, сто Лукас ждет от меня инициативы. Это было в его жестах и непонятном взгляде, в котором, сложись все по-другому, я бы заметила нечто, похожее на… В тот миг мне страшно было даже об этом подумать.

Пойму потом, проанализировав, чего же может не хватать человеку, отягощённому подобной властью. Совсем скоро. Поняла бы раньше, если бы не жизнь в состоянии перманентного стресса.

Когда вернулась в свою комнату, долго ворочалась в постели, вспоминая сегодняшний вечер, испытывая смешанные чувства. Потом просто села на подоконник, вглядываясь в ночной пейзаж за окном.

Уже задремала, когда послышался отчаянный женский плач, лай собак, топот ног и матерные окрики. Потерла глаза и прислонилась к стеклу, вглядываясь в освещенные прожекторами лужайки. Увы, происходящее было скрыто от меня насаждениями хвойных деревьев.

Плач прекратился, и тут же резкий хлопок заставил меня подскочить на месте. Лай возобновился вместе с затихающим женским криком, полным боли.

Я зажала уши руками и пулей метнулась обратно в постель, желая, чтобы все это забылось, оказалась страшным сном или игрой больного воображения. Натянула одеяло по самую макушку, стараясь не признаваться себе, что знаю, что же только что произошло под покровом ночи.

Никогда не следовало забывать, где я. Как и о том, что завтра могу оказаться на месте той несчастной, чей крик до сих пор звенел в ушах, вместе с утробным рычанием голодных бультерьеров, дорвавшихся до свежей пищи…

Когда я вновь увидела Вэл, не смогла удержаться оттого, чтобы не спросить ее, что же именно произошло ночью. Но моя единственная подруга в преисподней неожиданно прервала свой рассказ о каком-то из своих любовников, что любил читать ей стихи и дарить букеты из морковки, и ее лицо замкнулось.

— Ничего не было. И не советую задавать подобные вопросы кому-то еще!

Я не унималась. Хватала ее за руки, заглядывая в глаза. Кто? Юля? Лиза? Альфия? Получив ответ, что никто из них, и что разговор завершён, немного успокоилась. А Вэл быстро перевела стрелки. Начала говорить, что Лукас санкционировал нашу дружбу, и упаси меня бог воспользоваться этим в неблаговидных целях. Впрочем, я и не собиралась.

Мы лакомились суши, а Вэл учила меня красиво держать хаси. Спустя час пальцы сводило от усилий, но я научилась это делать уверенно и элегантно.

Странный парадокс! Казалось, мы, две подруги, встретились за просмотром фильма (на днях мне принесли в комнату телевизор, самый верный маркер расположения высшего руководства), и мы общались под аккомпанемент какого-нибудь боевичка. И не было, казалось, ситуации, в которой я была лишь живым товаром, одной из многих. Пусть мне посчастливилось вызвать интерес Лукаса, сути это не меняло. Я была благодарна Лерке за иллюзию свободы.

А в особняке началось движение. Готовились к аукциону секс-рабынь. И при мысли о том, что их ждет, меня брала оторопь. Я вспоминала Альфию, так надеявшуюся на то, что ее муж придет и выкупит обратно, Лизку, которая хотела попасть к миллионеру или шейху, Юлю с ее запутанной ситуацией… и понимала, насколько страшно то, что это все кажется уже обыденностью. Когда-то мои сильные стороны, являющиеся плюсами для любого работодателя — стрессоустойчивость и адаптация — сейчас воспринимались как дар и проклятие одновременно.

Я жила в стае волков. И прошло совсем немного времени, как переняла их черты. А выбора не было. Либо с молотка на аукционе, в бордель, под клиентов с их извращенными фантазиями — либо заставить своё сердце окаменеть и подстроиться под ритм сердец своих похитителей. Но было и новое, неведомое прежде чувство силы и превосходства. Я начинала нравиться себе такой, лишенной сопереживания, виктимности и страха. В этом был особый кайф. Не прошло и недели с нашего последнего разговора с Лукасом, как я начала общаться свысока с охраной, смотрителем и докторшей. На прогулке, если встречала знакомых девчонок, не испытывала желания даже поздороваться. Исключением стала Вэл. Но тут все было понятно: я не разучилась ценить доброту.

Лукас больше не звал меня к себе, но я не расстраивалась. Женское чутье безошибочно подсказало, что его интерес ко мне не только не пропал, но и растет. Последняя встреча, едва не стоившая мне нервного срыва, как будто возвысила меня в его глазах. Однажды он навестил меня, принес с собой несколько папок. Смотрел, прожигая взглядом, а я улыбалась, не понимая, откуда взялось ощущение, будто я держу этого мужчину на иллюзорном поводке. Это было странно. Кто он, и кто я! Но чувство, что чуть-чуть надави, прощупай, задействуй мозг на полную силу — и так и будет, не отпускало.