ВЦ 3 (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович - Страница 12

Бывший старший батальонный комиссар Тимофей Миронович Семёнов, работавший сейчас комендантом общежития Высшей офицерской школы МВД СССР горькую не пил. Нет, по праздникам мог позволить себе грамм сто водочки, да и то под нормальную закуску и с двух подходов. Выпить пол стопочки, закусить, чем бог на праздник послал, и, допив остатки, уже налечь на праздничный обед, что сам себе и приготовил. Семьи не было. Погибла на войне вся. Под Запорожьем, в пригороде, в частном секторе, в доме на две семьи. Жили. Да, правильное слово «жили» … Как сказали потом соседи по улице, уже после войны, когда смог наведаться в город, бомба авиационная большая попала в их дом, и не выжил никто. Даже раскапывать никто не стал. Потом уже, после освобождения, завал разобрали и похоронили всех в братской могиле. Семёнов уже в то время работал комендантом этого общежития и возвращаться в Запорожье не захотел, что ему там делать. В Москве хоть какой угол есть, и при деле, хотя и инвалид. Жил в этой же общаге, занял на первом этаже бывшего Иоанно-Предтеченского монастыря келью кого-то из начальствующих раньше здесь монахов, и на жизнь, в смысле, на житьё-бытьё, не жаловался. Угол и неплохой есть, зарплаты на еду хватает, а главное, при том, что инвалид и руки одной нет, при деле. Весь день в заботах, с этой молодёжью, хоть они и из органов, всё проблема на проблеме, руками мало что умеют делать, вот и приходится, несмотря на то, что рука-то одна, то плотника из себя изображать, то сантехника, то кровельщика. Приноровился.

Пристроил его на эту должность по знакомству генерал-полковник Аполлонов Аркадий Николаевич бывший заместитель министра МВД. Сейчас направили Председателем Спорткомитета при Совете Министров СССР. Повышение, наверное. В этот вечер Тимофей Мирович сварил себе картошки в мундире, порезал купленное на рынке сало и глянул на тумбочку, в которой стояла початая бутылка беленькой, только потянулся, решив, что раз суббота и неделя трудовая закончилась, то остограмиться и можно бы. Тем более, сегодня — «Родительский день». Нет, шибко в бога бывший комиссар не верил, да в принципе и не шибко тоже не верил, но вера, она верой, а помянуть родителей, да и жену с двумя ребятишками никто не может и коммунисту запретить. Вспомнить, жену Людмилу и пацанчиков Вовку и Стёпку.

Встал и направился к тумбочке и тут на полочке у двери задребезжал телефон. Кому ещё чего на ночь глядя нужно? Не ждал комендант звонков. Если только с самого верха, опять кого поселить из не очень больших милицейских начальников на несколько дней. Гостиницы не забронировали вовремя. Пришлось сменить маршрут и подойти узнать, чего звонят в неурочное время.

— Слушаю вас, — поднёс тяжёлую трубку к уху Степанов.

— Привет, Тимофей Миронович. Это Аполлонов тебя беспокоит, не забыл, — ох, ты неожиданно.

— Что вы, Аркадий Николаевич, рад, что старика вспомнили. Поселить кого надо на пару деньков? — хотя, ведь не в МВД теперь служит. Ну, да ладно, найдётся местечко.

— Нет, спасибо, но по другому делу звоню. Тут… — там замялся генерал на пару секунд, — Словом, Мироныч, архиважное дело у меня к тебе есть. И это не телефонный разговор. Если не занят сверх меры, то подъеду минут через пятнадцать.

— Под водочку разговор? — сколько там осталось в начатой бутылке. Нет, на двоих не хватит.

— Нет, Мироныч. Без водочки. Очень серьёзный разговор. На трезвую голову нужно всё обдумать и обговорить.

— Понял, Аркадий Николаевич. Жду. — Интересно, чего это генералу могло от него такого серьёзного понадобиться.

Бывший старший батальонный комиссар повесил трубку и глянул на стол. Ну, раз угощать Аполлонова не нужно, то не мешает и перекусить, а то в обед и поесть не успел, со студентом одним, проштрафившимся, пару листов железа на крыше меняли. Подтекать стала. Извозюкался весь и устал, не простое это дело с одной рукой по крышам лазать. Один раз чуть не сорвался, хорошо студент придержал. А то и не с кем бы было генералу дела не телефонные обсуждать.

Поел, вымыл тарелку Семёнов и решил выйти на двор бывшего Иоанно-Предтеченского монастыря — встретить гостя. Аполлонова привезла чёрная эмка. Остановилась за воротами. Одетый в тёмное длинное пальто Аполлонов издали увидел коменданта и махнул рукой подзывая. Снял шляпу здороваясь.

— Давай, Мироныч, пройдёмся по двору твоему, а то целый день на совещаниях да бумаги подписывал, даже задница сплющилась.

— Чего не пройтись, вон там садик, правда, ещё не цветёт ничего. А когда черёмуха-то цветёт, запах, проходишь, и аж с ног валит.

— Пойдём в садик, — прошли по мощёной булыжником дорожке и оказались в монастырском, укрытым высокой стеной от любопытных, дворике.

— Мироныч, тут такое дело, — не затягивая начал Аполлонов, — Фомин, постоялец твой, учудил тут.

— Вовка, хороший же парень, а песни какие поёт, всё общежитие собирается послушать, — встал на защиту Вовки комендант.

— Слов нет, хороший парень. Зятем, даст бог, станет. Не об том сейчас. Он в Ленинской библиотеке бумажку нашёл, у какой-то графини изъятую в революцию. Нет, там … В общем, на той бумажке чертёжик есть, и написано, что там клад спрятан.

— Ох, ты. Так клад нужно государству сдать. — Даже и не раздумывал Семёнов.

— Клад, да, положено сдавать государству. Но это не клад, он спрятан после революции.

— А в чем разница? — мотнул головой комендант.

— Раз спрятан после приёма декрета о земле, то это находка. Не клад. Если там драгоценности, то нужно сдать в милицию, и они должны искать собственника, ну, а раз графиня или граф, а может и оба, сбежали за границу, то находка достаётся тому, кто нашёл. Он её всё одно должен сдать, а ему в рублях стоимость драгоценностей выплатят. — Аполлонов остановился и посмотрел бывшему старшему батальонному комиссару в глаза.

— Вот как, ясна диспозиция. Мне найти нужно? — чуть боязно. Могут обвинить в сокрытии части клада-находки.

— Да, вдвоём с Вовкой. Вот только нужно это сделать при свидетелях, чтобы точно никто не смог потом сказать, что что-то себе взяли. — Ну, значит, правильно Семёнов подумал.

— Так, как бы свидетели тоже не стали на долю претендовать, — хмыкнул Тимофей Миронович.

— Видишь сколько заковык. Да и это Вовка уверен, что клад там, а, может, и нет там ничего, — скорчил рожу генерал и руками развёл.

— И где это? В Москве? — уже включился в решение задачки комендант.

— Нет. В Ленинграде. Там ведь до революции все князья да графья жили. В доме этой бывшей графини, ну или графа.

— Обмозговать нужно, Аркадий Николаевич.

— Обмозгуй, Мироныч, и я ещё подумаю, лежал тридцать лет, ещё пару недель полежит. Давай на следующую субботу договоримся. Позвоню, опять здесь встретимся, обговорим окончательно.

— Договорились.

— Что-то и не спросил, здоровье-то как у тебя? — протянул руку, прощаясь Аполлонов.

— Да чего мне старому пеньку сделается, покопчу ещё небо.

— Жениться-то не надумал, пенёк?

— А чего, вот разбогатеем, и женюсь, а то и жену вести некуда, ни кола ни двора. А так можно будет домик купить, где под городом, чтобы на электричке добраться можно.

— Это правильно. Может и мне рядом? Всё, бывай, Мироныч. Обмозговывай. — Аркадий Николаевич ещё раз пожал руку бывшему комиссару и пошёл, чуть сутулясь, к машине.