Целитель, или Любовь с первого вдоха (СИ) - Билык Диана - Страница 4

— Настоящее золото, правда? — и лукавое подмигивание заставляет малышку заливисто рассмеяться. — А теперь попросим маму сохранить наш эликсир, — мужчина ловко уводит у дочери колбочку с жидкостью и передает ее мне. Пальцы от неожиданного прикосновения к его горячей коже пронзает необъяснимым чувственным электричеством. — Не уроните, пожалуйста, — говорит шепотом, приблизившись на жутко опасное расстояние. Такое, что я слышу на языке вкус его аромата, а в синих глазах легко пересчитываю пятнышки и рассматриваю свое испуганное отражение. — А Юла откроет ротик широко-широко, — тут же отстраняется врач и уверенными движениями помогает дочке запрокинуть голову. — Окей. Чуть шире, отлично. Скажи «а».

— А-а-а.

Малышка не успевает закашляться. Мужчина осторожно берет мазок и плавно окунает палочку в желтую жидкость в колбе, что я сжимаю вспотевшими пальцами и боюсь уронить.

— Да ты просто умница, Юла. Вся в маму, — мужчина лукаво смотрит мне в глаза, очаровывая, завлекая в сеть синевы.

— Мы с ней оцень похозы, — смелеет дочь. Ей очевидно трудно даются слова, и от усталости малышка все-таки падает на подушку, но в родных глазах все еще пляшут счастливые огоньки. Моя Юляшка смотрит на врача, будто ищет в нем что-то необыкновенное, будто он — настоящий волшебник. — А Миса в папу пошел…

— Богатырь, — мужчина проводит еще какие-то манипуляции, забирает у меня сосуд, дотрагиваясь до воспаленной кожи снова.

Я быстро прячу дрожащие руки под одеяло и делаю вид, что увлечена происходящим, а не воющим в груди сердцем и необъяснимой тягой к незнакомому мужчине.

Врач измеряет температуру дочке, та снова неизменно за тридцать девять, осматривает горло, а после долго и внимательно слушает фонендоскопом ее легкие, приподняв кофточку пижамки. Малютка ежится от холода и напряженно сопит.

В комнате повисает уютная тишина, мужчина смотрит на меня, не моргая, а я не дышу. Пока перед глазами не начинает плясать темная мошкара.

— Прячься пока под защитный купол, Юла, — врач нежно укрывает малышку и, поглаживая влажные волосы дочки около ушка, будто она ему родная, приговаривает: — Немного полежи, сейчас еще укольчик сделаем, а завтра будешь и петь, и танцевать.

— Я люблю тансевать, — вяло лепечет Юлечка.

— Миш, как там чай? — вдруг зовет мужчина, оглядываясь назад. — Помощь нужна?

Я с шумом втягиваю воздух, глотая очередную порцию сладкого возбуждающего аромата.

— Уже несу, — отзывается сын, появляясь в двери и осторожно внося поднос с четырьмя дымящимися чашками. Он у меня очень внимательный и заботливый мальчик. После исчезновения Сергея мне было очень сложно, но сынулька помогал прийти в себя. Он в тот миг словно старше стал, потому что крошка-Юляшка часто болела, а я забывала поесть и поспать. Пыталась выкрутиться из оставленных благоверным проблем. В том числе и многотысячных долгов… И копеек, которые Сергей тайно высылал нам на электронный счет, не хватало покрыть оплату за квартиру.

Врач оценивает скромные чашки, на двух ободки уже со сколами, и понимающе смотрит на меня, а Миша, краснея, вдруг шепчет:

— Только к чаю ничего нет.

— Сейчас найдем, — мужчина ласково щелкает по носу дочурку, и она вдруг ясно улыбается, будто и не болеет вовсе. — Ты любишь бананы, Юла?

— Оче-е-ень, — в светлых глазках дочки вспыхивает восторг и благодарность.

Из кожаного портфеля, будто по волшебству, появляются два спелых фрукта, и врач снова переводит пронзительный взгляд на меня.

— Жаль, только два прихватил.

— Ничего, — оживает Миша. — Я поделю на всех. — Сын берет протянутые фрукты и снова убегает в коридор, а я смотрю мужчине в глаза и сгораю от необъяснимых чувств.

Что это, если не любовь с первого… вдоха?

Но я занята. Одергиваюсь, прогоняя наваждение, сжимаю кулаки и сцепляю до скрипа зубы.

Дурость какая-то. Я себе напридумывала, а он, возможно, даже женат. Наверное, и дети есть.

Однажды я уже влюбилась без оглядки и осталась одна. Если бы не Сергей в то время, не знаю, что бы со мной случилось.

А сейчас в моей жизни столько проблем, что смотреть на других, особенно чужих, мужчин, должно быть совестно. И я не смотрю. Прячу взгляд за сеткой ресниц и с горестью понимаю, как соскучилась по нормальной еде, как хочется ягод и фруктов, как мечтаю пообедать по-семейному, хотя бы домашней пиццей или мясом в духовке, а еще банально пообщаться с людьми. Живыми, а не выдуманными героями или сетевыми коллегами.

Я так устала прятаться и ждать…

Давид. Наши дни

Малой притаскивает широкую тарелку с нарезанными бананами. Ровные кольца в шкурке аккуратно выложены по кругу блюда.

— Я не чистил, чтобы не потемнели, — поясняет Миша и убирает ладошкой упавшие на глаза темные волосы. Тянется взять кусочек фрукта, но тут же убирает руку, будто ошпарился, и смотрит на маму, безмолвно спрашивая ее разрешения. И она разрешает слабым кивком головы.

Я в который раз ловлю испуганный светлый взгляд девушки, втягиваю жадно горячий, пахнущий пряностями, воздух и понимаю, что у меня снова начинается эрозапой. И теперь никакие лекарства не помогут, разве что снотворное или ящик коньяка. Хотя тогда пострадает работа, а это недопустимо.

У меня есть пунктик — с замужними не связываюсь. Да только несколько минут, проведенные с Ласточкиной в одной комнате, кажутся мне бесконечной мукой. Она влечет меня безумно, до зубного скрежета и частого дыхания. И какого хрена это происходит именно сейчас — не врубаюсь! Губы покалывает, бедра сводит в болезненном спазме и сердце громыхает, отчаянно пытаясь выбить ребра.

Пора мотать отсюда, пока я не натворил глупостей. Обычно работа всегда спасала от влечения, получалось включить режим «врач-пациент», а сегодня все пошло не так. Точно — бабка сглазила!

Наблюдаю, как малыши расхватывают банан, словно никогда его не ели. Жадно, облизывая пальчики. Я не притрагиваюсь к фруктам, девушка тоже. Она смотрит на меня влажными глазами и, приоткрыв чувственные губы, тяжело дышит. У нее очень красивые губы, изогнуты в нежную линию, огранены острыми уголками, и цвет у них темно-вишневый, без помады и блеска. Манящий.

Тест уже показал предсказуемый диагноз, могу выписать лекарство детям, сделать малышке укол, чтобы сбить жар, и уйти. Но я тяну. До безумия, хоть чуть-чуть, но хочется побыть в атмосфере теплого дома, прикоснуться снова к этой странной незнакомке, от которой меня по-настоящему ведет, будто пьяного. Жажду быть максимально рядом, выяснить, что в ней такого волшебного, что скручивает жилы и кровь кипит в венах, разгоняя возбуждение до предела. Хочу ее изучить… узнать… будто это поможет излечиться от животной тяги к каждой юбке. Да только сейчас все настолько остро, что хочется заорать благим матом, только дети меня и тормозят.

Да, я испытываю желание всегда, но… чтобы меня будоражила конкретная женщина… Да и еще так зверски! Такое было только в глубокой молодости, когда интернатуру проходил на юге. Закрутил романчик с официанточкой тухлой прибрежной кафешки, и ее имени не знаю до сих пор. Мы дней десять куролесили, обзывая друг друга всякими уменьшительно-ласкательными кличками и практически не сближаясь. Она не позволяла, ничего о себе не рассказывала, мол, все равно курортный роман ни к чему не приведет, это несерьезно, и я был не против такого расклада. В свои двадцать пять я хотел только трахаться, бухать и развлекаться. А потом… она застукала меня с другой… и просто исчезла, а я из-за запоя и тоски чуть не провалил интернатуру.

Да, измена — мой рок, дамоклов меч над головой, ничего не могу с этим поделать, пытался позже лечиться, но от таблеток у меня полный анабиоз, а я любитель активности.

Откровенно, но после той задорной Веснушки с коротким золотистым каре все отношения были пресными, механическими и не удовлетворяющими. Сколько баб прошло через мои руки, ладно, не руки, что уж, — не сосчитать, и ни одна не задержалась в моей постели дольше, чем на месяц. А на сердце вообще никто не покусился, у меня там настоящий гранитный камушек. Постоянные отношения — это не про меня.