Сладость или гадость! (СИ) - "Grafonorojdennuy" - Страница 17

В первый миг дом отозвался тишиной, затем в коридоре послышались голоса и топот ног. Кто-то спускался вниз по лестнице. Я укутал завозившуюся сестренку посильнее и вышел из комнаты. По пути мне встретился Кевин. «Хреново выглядишь», — бесцветно сказал я, и он хмыкнул. Брат так и не лег. Он еще раз перепроверил информацию уже на самом устройстве. Все совпало. Мы вместе тихо спустились на первый этаж.

Наш домик был не очень большим, а потому слова Малколма были хорошо слышны даже из комнаты, ведущей в коридор:

«…Мы вынуждены препроводить вас в участок, миссис Райс. Вы обвиняетесь в убийстве своих сына и дочери. Вот ордер на ваш арест… Не беспокойтесь, мы дадим вам время переодеться и умыться. Позавтракаете на месте».

========== 10. Проблемы теорий, прощание и пара слов о Хэллоуине ==========

«Никого, кроме него, в ту ночь здесь не было», — сказал мой брат, но это была неправда. Был. В ту ночь на крыльце дома был ещё один человек. Точнее «была».

Осознание расцвело в моей голове пышным ядовитым цветком. Горечь наполнила рот, и до сих пор я не могу думать об этом без содрогания. Вы скажете, что это звучит, как полная чушь. Вы потребуете доказательств. Мой мозг тоже их потребовал — и вскоре нашел. И первое — дверь. Точнее звук, с которым открывалась дверь. Ее угол бился о балку крыши крыльца, а петли противно скрипели. Не заметить это было невозможно, услышать это было можно даже в саду.

Но ни Лана, ни Лилли не помнили этот звук. Они помнили, как выглядел тот неизвестный цветок, помнили, как мама сказала им не убегать далеко, когда дверь не открылась сразу, и они устали ждать. Но оглушительный грохот, с которым эта самая дверь открывалась, они не помнили. Возможно, это причуды памяти. Они дети, они могли не обратить на это внимание, выкинуть из головы, тем более в праздник и с коробками, полными конфет, перед носом. Должно быть что-то ещё. Мы нашли это «еще».

Цифровой век, сейчас у очень многих есть компьютеры. Мы много времени проводим в сети, посещаем сайты и веб-страницы и даже не задумываемся, что каждый наш шаг оставляет отпечаток, который нынче практически невозможно стереть полностью. Кевин взломал страницу матери, восстановил удаленный кэш и проверил историю браузеров на ее компьютере. Повезло, что Тео почти им не пользовался — он в принципе с технологиями плохо дружит. Тут-то выяснилось, что последние несколько месяцев маму крайне интересовал цианистый калий. Его свойства, цена, места сбыта. Доза, чтобы убить животное или даже человека. Об этом же она спрашивала некоторых коллег по работе. Мать делала это незаметно, с чисто аристократическим изяществом, так что те и не подозревали ничего дурного. Списывали на простое любопытство.

Но это было не так. Проверив поставщиков, удалось выяснить, кто в нашем городе покупал цианид совсем недавно. Оператор химической компании, которая находилась в городке за несколько штатов от нашего, узнал голос моей матери, на отслеженных аудиозаписях звонков он звенел, точно колокольчик. Мать была верхом обаяния и, рассыпаясь в бесконечных благодарностях, как бы между прочим интересовалась особенностями заказываемого товара. Сколько хватит, чтобы погибло животное? А человек?.. Все эти вопросы тут же перекрывали взволнованные просьбы рассказать, что делать в случае отравления — «у меня дома маленькие дети, я очень боюсь за их жизнь». «Держать в недоступном месте», — был ответ. Матери это было неинтересно.

«Да что с ней не так?! — воскликните вы. — За что она убила собственных детей?!»

За деньги. Проверив ее банковскую историю, мы с изумлением узнали, что у матери огромные долги — многие достались ей еще от родителей. При чем тут смерть Гарри и Джуди? Моя деятельная матушка решила избавиться от долговых проблем крайне любопытным способом. Она оформила несколько страховок на каждого своего ребенка. Сумма вкупе выходила приличная, а главное — достаточная, чтобы покрыть львиную долю долга. Остальное можно было отдать лет за пять-десять. Не так много, учитывая, что мать отдавала долги практически всю свою жизнь.

Она потратила на продумывание плана не менее пяти-шести месяцев. В найденном на ее рабочем месте дневнике, помимо ежедневных записей, были подробные, детальные расчеты. Мать крайне скрупулезно расписывала, на что потратит деньги, полученные от страховой компании. Куда пойдут деньги от смерти Джуди, куда от смерти Гарри, а куда…

«Лилли!» — выпалил я, когда кусочки мозаики сложились в чудовищную по своему масштабу и проработанности картину. Брат ответил мне испуганным взглядом, а уже дома выкинул всю еду, какая только была. Для подстраховки.

Да, Лилли тоже должна была умереть, и ее смерть тоже принесла бы немалую сумму. Почему мама не (короткая заминка, извините, разомну пальцы) убила ее, когда была такая возможность? По предположению Малколма, она не хотела, чтобы Гарри и Джуди что-то заподозрили. Прикажи она Лилли съесть конфету, дети могли бы испугаться, особенно Гарри, и начать сопротивляться. Следы насилия на коже ребят не входили в матушкины планы. Пришлось Лилли отпустить. Возможно, все было не так. Тяжело сейчас сказать — мама ведь не призналась.

Она все отрицала. Твердила, что это ошибка, что ее подставили, что дневник этот она видит впервые и почерк точно не ее. Следы цианида в ящике ее стола? Да она понятие не имеет, откуда они! Звонок в банк прямо в день похорон с целью получить деньги по страховке? Подлог, это не ее голос — неужели не слышно! Мать не стеснялась. Она плакала, заламывала руки, смотрела непонимающе и обращалась к Богу.

«Я готова принять весь цианид, какой только есть в мире, лишь бы мои дети были живы и здоровы!» — заявляла она, и глаза ее были полны слез.

«Вот и прими, дрянная сука, — прорычал Теодор в окошко для встреч. — Ты убила моих детей! Они любили тебя, чудовище! Я любил тебя! Сгори в Аду!»

Это случилось на их последней встрече. Папа Тео содрал с пальца обручальное кольцо и объявил, что мама ему больше не жена. До этого он еще пытался ее оправдывать, пытался защищать и поддерживать. «Я найму адвокатов, — уверял он, целуя маме руки. — Я вытащу тебя отсюда, слышишь, Нэн? Я выпущу тебя на свободу». Однако время шло, и вскоре даже он принял очевидное. «Почему, Нэн? — стонал Теодор со слезами на глазах. — Почему ты сделала это? Как ты до этого додумалась?! Я мог дать тебе деньги — столько, сколько бы ты попросила! Я бы нашел еще работу, Джу и Гарри могли пойти на подработку, а с ними и Лилли, после того как подросла. Кевин и Джим точно не оставили бы нас в беде. Тебе нужно было только сказать. Только сказать! Мы твоя семья! Мы любим тебя!.. Любили… Господи, Нэн, почему?!..»

А, правда, почему. Почему мама не обратилась к нам за помощью, ведь Теодор был прав — мы бы не отказали ей. Проклятье, мы сделали бы все от себя зависящее, чтобы помочь ей. На этот вопрос до сих пор нет четкого ответа. Психотерапевт, к которому мы всей семьей ходим последние пару лет, предположил, что причиной тому сильное психическое расстройство. Причем зародиться оно могло много лет назад, еще в период маминой молодости. Возможно, особую роль сыграла и генетика — в психологическом портрете, который мы предложили специалисту для анализа, проскальзывали психопатические нотки. Два этих фактора, наслаиваясь друг на друга, подтачивали мамин внутренний стержень до тех пор, пока не сломали. «Вполне вероятно, вашей матери давно уже нет, — неуверенно проговорил психотерапевт. — Ее место заняла жестокая личность, склонная к расчётливому манипулированию, чьи мысли и действия невозможно предугадать».

Мать всегда была болезненно гордой, и недуг мог серьезно усугубить этот недостаток. Возможно, для нее было недопустима мысль просить кого-то о помощи, как и посылать своих детей на работу к кому-то другому. Гордыня часто ведет к крайней степени нарциссического расстройства. При этом ее ум оставался чистым, она прекрасно понимала, что делала. В дневнике был подробно расписан весь ее план: где купить костюмы, как заставить ребят пойти с ней собирать сладости, когда дать конфеты и прочее. Она была готова спокойно убить не только своих детей, но и детей друзей — Лану и Джеймса — а также неизвестного ей маленького мальчика. Тимми Брэкли, младший брат Дэвида, тоже получил отравленную палочку. Малколм отстранил Дэва от расследования после того, как тот прямо сказал, что задушит «эту суку» во сне.