Начало пути (СИ) - Селютин Алексей Викторович - Страница 9

Я полез в рюкзак и достал карту. Развернул и принялся изучать при свете огня.

— Этой речушки нет на карте, и она, видимо, теряется где-то в лесу. Но не суть… Я всё равно понимаю, куда идти. А когда обнаружу сгоревшие избы, ориентироваться станет куда проще, — я провёл пальцем по карте до самой точки, обозначавшей лагерь. — Я добирался целую декаду. Наверное, столько же времени понадобится, чтобы вернуться обратно. Затем я буду вынужден пополнить запасы провизии. Расскажу про Бриона и Имхада, расскажу про старейшину Элестина и… и что будет? Если Имхад сказал правду, старик уже ушёл в сопровождении двоих. Лучший охотник — Феилин — путешествует вместе с Дейдрой, если всё идёт по плану. А значит, мужских рук в лагере катастрофически не хватает. Руадар с Дагнаром меня замучают. А может и того хуже — захотят пойти со мной. А может, захотят пойти не только они, но и всё население лагеря, включая детей. И что, я должен их всех вести в Валензон? Нет, это исключено. Пока я не готов нести ответственность за всех сразу… Но даже если это не произойдёт и мне удастся пополнить запасы и улизнуть, только до королевского тракта, Феилин говорил, идти придётся не меньше двух декад. Ну, может быть, в одиночку я доберусь быстрее. А затем от тракта ещё треть декады. Ужас! Половина весны пройдёт, когда я туда попаду. Но что я там буду делать? Построить дом, посадить дерево и вырастить сына это, конечно же, прекрасные цели для мужчины. Но на кону стоит существование целого мира! Если я не буду следовать пути, по которому ведут сны, если я не буду прислушиваться к голосу, куда я, в итоге, приду? К ферме у каменных стен города, семейному очагу и ночным посиделкам на тему: «А когда начнёт рушиться мир?». Стану счастливым отцом на очень короткий промежуток времени и буду плыть по течению, как мечтал Джон? Он утверждал, что не доживёт до конца света и, в итоге, оказался прав. Но всё произошло не так, как он планировал. В его планы вмешался неожиданный фактор. Вмешался я. И тратить своё время, свою жизнь на обыденное существование, которое ни к чему не приведёт, мне нельзя. Я обещал этим людям помочь и я должен выполнить обещание. Я сделал первый шаг, затем сделал второй и третий. И теперь мне надо продолжить путь. Делать то, к чему призывает голос. Ему невозможно сопротивляться. Он будет преследовать меня каждую ночь, если я не буду выполнять то, чего он хочет. И прятаться от него в наркотическом дыму нельзя. Я отупею окончательно, если наркотики возьмут надо мной контроль. Я вспоминаю стеклянные глаза Джона и меня берёт оторопь. В таком состоянии от меня не будет никакого толка. А я обязан постараться что-то изменить. Я же всё-таки аниран. Меня зачем-то сюда прислали. Вытащили из горящего автомобиля, наделили нечеловеческими способностями и гонят куда-то. В этом мире я не просто нечто чуждое. Я — вершина эволюции! И я нахожусь здесь с какой-то целью. Я просто обязан выяснить с какой!

Тихий костерок потрескивал, сопровождая мои мысли. Я машинально подкармливал его сухими ветками, целиком погрузившись в себя. Я мыслил правильно. Мыслил логически. Всё моё существование в этом мире должно сводиться к попыткам его излечить. Я не могу позволить себе следующие тридцать лет и три года лежать на печи, попивать вино и наблюдать, как всё приходит в упадок. Я должен что-то делать. И первым пунктом в моих планах должен стать совсем не тот пункт, о котором я думал ранее. Стать ответственным отцом это важно, конечно, но только если мыслить в масштабе отдельно взятой личности, а не в масштабе целого мира. Эгоцентризм нужно отодвинуть на второй план. Первым делом я должен понять, что происходит. Не просто изучать мир, как бестолковый натуралист, а понять, что с ним не так. Понять, что есть «аниран». И получить полезную информацию я могу лишь в одном месте — в столице. Значит, первым пунктом в моих стратегических планах должно стать посещение храма в Обертоне. Я должен попасть туда любыми путями, выяснить, что за «Книга Памяти Смертных» такая, и прочесть её от корки до корки. Благо читать я умею. И, надеюсь, там найдутся ответы на интересующие меня вопросы. Я хочу узнать, что за звезда воссияла в небе, и что за анираны такие, из двенадцати которых двое уже мертвы. Ну и, соответственно, что за милих, который должен то ли спасти этот мир, то ли его погубить.

Я лёг на спину и уставился на ночное небо полное звёзд. Не узнал ни одну из них, хотя дома в Хьюстоне, бывало, и Полярную Звезду в созвездии Малой Медведицы мог рассмотреть, и знал, где в созвездии Большого Пса сияет Сириус. Здесь же мне всё было незнакомо. Я смотрел на эти далёкие звёзды и теперь думал лишь об одном. Вернее, об одной. Я думал о Дейдре. Я понимал, что она меня ждёт и надеется, что я вернусь как можно скорее. Но я собирался её подвести. Я собирался пойти другим путём. И совершенно не представлял, куда этот путь меня приведёт.

— Прости, Дейдра, — прошептал я, чувствуя, как сжимается сердце. Решение давалось мне тяжело. — Я обязательно к тебе вернусь. Но не раньше, чем узнаю, куда меня гонит голос.

Три полных дня я шёл, никуда не сворачивая. Продирался через хвойный лес, который словно оживал ранней весной. Щебетали птицы, между деревьями метались грызуны или травоядные. Кое-где показывали зубы хищники, а затем торопливо исчезали в чаще, едва завидев меня. Везде просыпалась жизнь и, однажды, мне даже повезло удачно поохотиться.

К вечеру третьего дня я вышел к мёртвой деревне. Почерневшие деревянные избы и остатки грубых глиняных печей вызвали во мне горечь. Я наяву представил, как пылают дома, а жители в ужасе их покидают. Как распространяется пожар, а у жителей нет ни сил, ни возможностей его потушить. Как они хватают пожитки и бегут, не разбирая дороги.

В этой деревне жизни точно не осталось. Я запалил факел и в сумерках долго исследовал окрестности. Искал место для ночлега, но всё же решил не оставаться на пепелище. Заглянул в колодец, желая набрать свежей воды. Но колодец давно умер. Вода зацвела, а деревянное ведро, лежавшее у потрескавшейся скамейки, прохудилось.

— Верно говорят, что колодец живёт только там, где живут люди. Когда они уходят, он умирает, — невесело пробормотал я, заглядывая в тёмную глубину. Затем поправил лямки рюкзака и отправился дальше. Остановился только когда удалился от деревни на пару километров. Но не усталость заставила меня остановиться. Это сделал противный дождь. Да я даже бы сказал — жуткий ливень.

Грязно ругаясь, я завалил самое ветвистое дерево в округе, и забрался в пышную крону. Пока дождь не пробил её насквозь, я выбрался и расстелил над тем местом, где укрывался, отрезок шкуры сунугая. Спрятался внутри, ломал хрупкие веточки, пока они окончательно не намокли, и развёл крошечный костёр. Всю ночь его поддерживал, продолжая ругаться, но, в итоге, сдался. Шкура промокла насквозь и уже никак не спасала, а ливень не думал прекращаться. Злой и мокрый я собрал вещи, расстроенно посмотрел на шкуру, которая превратилась в половую тряпку, и решил её оставить. Попробовал было использовать щит в качестве зонта, но идея оказалась идиотской. Вода шипела, испаряясь. Но множественные капли победили даже щит. Когда сверху потекла моментально закипавшая вода и едва не ошпарила мне руку, я, ругаясь так, как не ругался никогда, деактивировал его. Промок окончательно и, едва небо посерело, как бы намекая, что уже рассвет, двинулся в путь.

Невероятно знакомое лошадиное ржание я расслышал немногим раньше, чем отчаянные человеческие вопли и плач. Я испуганно обнимал здоровый ствол хвойного дерева и прислушивался к звукам окружающей природы. Дождь барабанил и по ветвям, и по земле не переставая, но не мог заглушить криков, причитаний и злобного, грубого смеха. Где-то впереди, совсем недалеко от того места, где я прятался, происходило нечто странное.

Несколько мгновений я стоял и не шевелился. А затем полез напролом. Хвойный лес заканчивался и начинался подлесок. Я раздвинул руками начинавшие зеленеть кусты и вырвался на оперативное пространство. Крупные капли забивали глаза, но я легко разглядел ветхий забор из горизонтально уложенных жердей, который опоясывал небольшую деревеньку и упирался в распахнутые ворота. Несколько деревянных избушек со скатной крышей полукругом охватывали небольшой участок, и скрывали от моего взгляда место, откуда доносились мужские крики и женский плач.