Тайны Парижа. Том 1 - дю Террайль Понсон - Страница 48
- Предыдущая
- 48/129
- Следующая
— Он убьет его из личных расчетов, — прибавил полков -ник, — он будет драться по собственной инициативе. Ко мне на помощь, Леона!
Теперь пора вернуться к маркизу Гонтрану де Ласи, которого мы оставили страшно упавшего духом, после того, как Леона оклеветала его в глазах мадемуазель де Пон.
Человек, которого постигает страшный удар, становится бессильным, как ребенок. Флорентинка воспользовалась слабостью и отчаянием Гонтрана, чтобы увезти его в Париж и снова подчинить своему роковому влиянию, которому он был обязан всеми несчастиями своей жизни.
В продолжение нескольких дней маркиз походил на помешанного, поглощенного всецело одной только мыслью и не обращающего внимания на окружающее. Занятый своею скорбью и воспоминаниями о Маргарите, навеки потерянной для него, Гонтран ощущал приступы той же лихорадки с бредом, которой он страдал после бегства Леоны. Когда приступ болезни проходил, он покорно склонялся перед судьбой.
Но Леона сделалась ему ненавистна. Напрасно она предлагала ему свою любовь, ухаживала за ним, осыпала его ласками; напрасно старалась раздуть в нем пламя страсти, которое она когда-то зажгла… Гонтран отворачивался от нее с презрением, и Леона вскрикивала, пораженная насмерть, как львица. Жизнь этих двух существ, скованных цепью преступления, сделалась невыносимой, но ни тот, ни другая не имели храбрости порвать ее.
Таково было положение вещей, когда полковник явился однажды на улицу Порт-Магон. Гонтран вышел прогуляться, чтобы хоть немного рассеяться. Леона ждала его нахмуренная, сердитая, негодующая, видя, что любовь ее отвергается. При виде полковника она не могла удержаться от гневного движения.
— А! — вскричала она. — Вы опять хотите отнять его у меня?
Полковник улыбнулся и сел.
— Нет, — сказал он, — я хочу дать вам возможность разжечь его страсть.
— Вы?
— Я.
Она устремила на него лихорадочный взгляд.
— Посмотрим, — сказала она, — неужели вы говорите правду… Мне кажется, что я способна пойти на всякое преступление.
— Я это знаю, — сказал полковник, — мы созданы, чтобы понимать друг друга.
— Говорите; я вас слушаю.
— Дорогая моя, — продолжал полковник, — Гонтран вас разлюбил, и я знаю одно только средство разжечь его угасшую любовь.
— Какое?
— Ревность.
Леона посмотрела на полковника и сказала:
— Я вас не понимаю.
— Ну, так слушайте… и вы поймете. В основании каждой любви, — продолжал он, — лежит эгоизм, и страннее всего то, что он переживает все остальное. Женщину перестают любить, ее готовы отправить к черту, но с огорчением видят, когда она идет под руку с другим.
— Вы правы; если я изменю Гонтрану, он полюбит меня; если я его брошу, он наделает глупостей, чтобы вернуть мою любовь.
— Совершенно верно.
Авантюристка выпрямилась во весь рост, подошла к зеркалу и взглянула на себя, как генерал перед решительной битвой делает смотр своему войску. Она хотела убедиться, что по-прежнему красива. Затем на лице Леоны, бездушной интриганки, показалась насмешливая улыбка, та улыбка, которою она поработила Гонтрана, и, обратясь к полковнику, она сказала:
— Да, правда, я была глупа! Я забыла, что любовь убивается любовью и что никогда нельзя любить двух разом.
В ней произошла реакция: любящая женщина одержала верх над куртизанкой, и пред ней, как в панораме, прошли долгие печальные дни с того времени, как она полюбила Гонтрана; Леона покраснела, и чувство глубокого презрения к самой себе за перенесенные ею слезы, тоску, отчаяние и ревность поднялось в ней: оскорбленная женщина жаждала мести… она все еще любила Гонтрана, но желала поменяться ролями, отплатить ему за мучения мучениями и сделать из него своего раба, как она была до сих пор его рабыней.
Полковник был поражен и преклонился перед этим гением зла и порока.
— Слушайте, — сказала флорентинка после минутного молчания, во время которого она уже мысленно подготовила одну из тех мрачных драм, где человеческая жизнь считается ни во что и в которых известного сорта женщины играют выдающуюся роль, — вы мне еще ничего не сказали, но я уже поняла вас. Я знаю тайну вашего общества; Гонтран дал мне возможность догадаться о нем; несколько вырвавшихся у вас слов укрепили во мне мою догадку. Я не выдам вас, потому что я люблю зло, как великий артист любит искусство. Да! Я буду служить вам. Чтобы вернуть мою любовь. Гонтран весь отдался вам. Я считала его человеком сильным, но он — глуп. Моя любовь угасла, и я сужу о нем спокойно. Вы помогли ему, и теперь он ваш раб; вы приказали ему убить человека в Марселе, похитить молодую девушку в Нивернэ…
— Милая моя, — прервал ее полковник, — вы слишком многое знаете. Теперь вы должны помогать нам, потому что те, кому известны мои тайны, или должны исполнять мои приказания, или кончают плохо.
— Я буду служить вам; вы жаждете теперь нового убийства, вам нужно, чтобы Гонтран покончил еще с одной жертвой, и вы колеблетесь, потому что перестали быть уверенным в нем.
— Это верно…
— Вы боитесь, что шпага дрогнет в его руке, если вы заставите его сделать это сами. Не правда ли?
— Да, боюсь.
— Хорошо, — продолжала Леона, — разум вернулся ко мне. Да, вы правы, Гонтран утомлен жизнью: он исполнит ваше приказание, но, пожалуй, даст убить себя.
— Вот этого-то я и боюсь.
— Между тем, — продолжала она, — если неожиданный случай, обстоятельство, появившееся помимо вашей воли и желания, поставит его лицом к лицу с намеченной вами жертвой, то достаточно будет одного слова, одного жеста, ничтожной обиды, чтобы задеть его, и он пойдет на поединок как на торжество, самообладание вернется к нему, и рука его уже не будет дрожать, а клинок его шпаги пронзит сердце противника, то есть вашу жертву. Правду я говорю?
— Вы гениальная женщина, — пробормотал восхищенный полковник.
— И этим обстоятельством буду я, — сказала она с демонической улыбкой. — Эта жертва, о существовании которой он до сих пор и не подозревает, поможет мне возбудить его ревность или, вернее, задеть его тщеславие.
— О, гений зла! Как ты велика! — воскликнул полковник с энтузиазмом.
— Спасибо, — поблагодарила его Леона.
Затем, взглянув на себя в зеркало еще раз, она прибавила:
— Я все еще настолько хороша, что ради меня можно пожертвовать жизнью… Как зовут жертву?
— Октав де Верн.
— Где он живет?
— На улице Виктуар. Позвольте мне, однако, проводить вас.
— Хорошо! Что я должна делать?
— Прежде всего уехать из этого дома.
— Когда?
— Сию же минуту.
— Даже не написав Гонтрану?
— Это бесполезно. Через три дня весь Париж узнает о вас. А если узнает весь Париж, то, конечно, узнает и Гонтран.
— Отлично! Я следую за вами.
— Я нанял для вас квартиру на неделю на улице Шоссе д’Антен и сейчас провожу вас туда. Сегодня же вечером вы поедете в Оперу вместе со мною. Я вам покажу де Верна. Идемте.
Десять минут спустя, захватив часть своего гардероба, Леона переехала из улицы Порт-Магон на улицу Шоссе д'Антэн.
Когда Гонтран вернулся, он даже не спросил, отчего не видно Леоны. Прошел вечер, Леона не появлялась; настал следующий день — то же самое.
«Понимаю, — решил Гонтран, — она уехала. — Наше существование начало походить на пытку. Она захотела порвать связь и прекрасно сделала. Настало освобождение».
День, наступивший вслед за бегством флорентинки, прошел для Гонтрана чрезвычайно быстро. Он гулял, катался верхом, провел вечер в театре и вернулся домой в полночь. Только тогда он спросил камердинера, не получено ли каких известий от Леоны.
— Никаких, — ответил лакей.
Леона увезла с собою Жюстину, свою камеристку, и ни одна из них ничего не сказала камердинеру Гонтрана.
Гонтран лег в постель и заснул, мечтая о Маргарите де Пон. Однако на следующее утро он почувствовал, что ему чего-то недостает. Он никуда не вышел из дому, и день показался ему очень длинным.
«Эта женщина, которой я отдал когда-то все свое состояние, а затем и свою честь, — сказал он себе, — будет через неделю разгуливать под руку с новым поклонником и расскажет ему всю мою историю. Как я был глуп и смешон!»
- Предыдущая
- 48/129
- Следующая
