CULVER (СИ) - "sladdkova" - Страница 7

— Зачем ты поцеловал меня?

Он молчит и поворачивается к ней, видя, как она в непонимании хмурится и кусает губу, которую он всего пару секунд назад с упоением вылизывал.

— Хотел, — просто отвечает Нотт, выдерживая ее взгляд. — Давно хотел.

Гермиона отворачивается и снова смотрит на звезды, в голове настоящая каша. Что за хрень? Это какая-то первоапрельская шутка, или он поспорил с друзьями, что трахнет ее в первый же день? Мысли бьются стаей птиц в черепной коробке, и она жмурится в надежде, что это просто сон.

— Знаешь, говорят, что все звезды со временем умирают, — невпопад говорит Нотт, и она резко смотрит на него в ответ. — Как и все тела в природе, звезды не остаются неизменными, они рождаются, эволюционируют, и, наконец, «умирают».

И тут же весь потолок гаснет, накрывая их уютной темнотой. Гермиона сильнее сжимает его ладонь в своей руке.

— Не знала, что ты увлекаешься астрономией. Но это не отменяет моего вопроса. Зачем ты меня поцеловал?

Он тяжело вздыхает и ложится прямо на нее, аккуратно, стараясь не придавливать своим телом, но все равно не оставляя ей выбора.

— Я тебе ответил, маленькая Грейнджер. Неужели в это так трудно поверить? — улыбается и гладит ее волосы.

— Очень трудно, — шипит, как львенок, — особенно, когда ты говорил, что я сухая, как учебники, и никто на меня в жизни не посмотрит.

Теодор вслух смеется и снова прижимается к ней ближе. От нее так сладко пахнет, что он бы ее сожрал. Член упирается аккурат ей под юбку, и она пытается отползти чуть дальше, вжавшись в диван.

— Чувствуешь? — шепчет на ухо, губами обхватывая мочку и делая небольшой толчок вдоль ее ноги. Как давно он хотел это сделать. — Я просто врал самому себе, но так и не поверил в это вранье.

Она закусывает губу, пытаясь отвернуться, но он хватает ее за шею и наклоняет в свою сторону.

«Ну куда же ты бежишь, глупая, теперь тебе не спрятаться от меня».

— Хей, малышка, это был твой первый поцелуй?

Наглые пальцы исследуют хлопок рубашки, потихоньку вытаскивая ее из юбки. Такая правильная, идеально выглаженная форма, накрахмаленный воротничок и галстук, затянутый под горло, в которое хочется вгрызться зубами. Наконец-то касается гладкой кожи и закусывает губу от наслаждения, устраивая ей показательное шоу своими медленными толчками. Наслаждайся, красавица, таким медленным темпом, потому что потом его никогда не будет.

— Нотт, ты, подожди, — она пытается выползти из-под него, и он отпускает, стараясь не напугать.

Он знает, что сейчас главное — не спугнуть маленькую львицу, потому что хочет взаимности, и знает, что она будет, — он видит, как она смотрит на него и смотрела раньше. Он наломал дров из-за своего несносного языка, но готов извиниться перед ней тысячу раз и показать, что Грейнджер на самом деле для него значит.

— Прости меня, — Теодор смотрит на нее, нервную и такую… — Я просто не выдержал. Прости за все, за все те годы. Я идиот.

Гермиона садится на пол и, нащупывая палочку, снова зажигает свет в гостиной. Смотрит на него внимательно. Теодор очень красив. Всегда был. И ей странно слышать такие признания от парня, что дразнил ее всю жизнь, но даже мама ей как-то сказала, что, может быть, тот дразнит ее, чтобы привлечь внимание? «Глупости какие», — подумала она тогда, а теперь эта большая, шестифутовая глупость целует ее и трется… Мерлин, у него стоит на нее, и она бы ни за что не призналась даже под Веритасерумом, сколько раз в ее сознании мелькало его лицо во время мастурбации под пологом гриффиндорской кровати. И как было больно и горячо после слышать такие вещи о себе.

Он сидит на диване и медленно закуривает сигарету из полупустой пачки, сжимая ее между пальцев и не спуская с нее глаз. Пока она поджимает ноги на полу и пытается собрать себя по кусочкам. Так ведь не бывает? Такое только в фильмах и книжках, что читала Лаванда. Она же даже не красивая.

— Ты себе сейчас напридумываешь кучу причин, почему это не правда. Могу тебя уверить — я разобью каждый твой аргумент в пух и прах, — улыбается, выпуская кольцо дыма.

Гермиона хмурится, гадая, не воспользовался ли он легилименцией, или у нее на лице все написано.

Теодор медленно поднимается и подходит к ней, присаживаясь на корточки и стряхивая пепел куда-то в сторону.

— Ты очень красивая, когда о чем-то думаешь. Я не буду больше трогать тебя без твоего согласия.

— Это был мой первый поцелуй, — осекается, — ты вор, — и снова хмурится, разглядывая его лицо.

— Я подожду, — улыбается и встает, подавая ей руку.

— Чего подождешь?

Грейнджер смотрит, как он подходит и садится за стол, начиная заполнять график дежурств всех факультетов. Она садится напротив и тоже начинает работать, даже не надеясь на ответ. Он всегда был странным.

Когда они заканчивают, стрелка часов почти достигает двенадцати, и Грейнджер сладко зевает, потягиваясь.

— Я подожду взаимности, Гермиона. На другое я не согласен.

И мурашки на ее коже вовсе не потому, что он впервые назвал ее по имени.

Комментарий к Глава 3. Синяки

Мемасы к главе

Тео в юности - https://ibb.co/tb38dW4

Тео сейчас - https://ibb.co/D543t09

Обновление через 4-5 дней

========== Глава 4. Царапина ==========

Комментарий к Глава 4. Царапина

Ребятки, пока выходят главы, а вам нечего читать, загляните к моей бете, у нее там есть несколько отличных работ в профиле. Накидайте лайков, ей будет приятно, спасибо!

Хочешь к ногам целый мир положу,

Хочешь роз, а хочешь ирисов?

Но что бы тебе не принёс — ты любитель

Самых холодных нарциссов

Мальчики и девочки — Аскорбинка

Находиться в замке было волшебно, как всегда. Казалось, Хогвартс задышал, когда детские ножки переступили порог этого величественного здания. Гермиона молчаливо улыбалась первокурсникам Гриффиндора, покусывая губу, и наблюдала, как те выстраиваются в шеренгу, чтобы пойти на свое первое магическое занятие.

В этом году именно факультет львов был особенно многочисленным — все будто с ума сошли, пытаясь быть похожими на доблестного Гарри Поттера. И Гермиона не смеялась над Гарри только потому, что ее так же обожали и записали в ряды божеств. Сотня газетных статей о ней, где восхвалялся непревзойденный ум, красота и храбрость. И вот результат: почти двадцать юных голов смотрят на нее горящими глазами.

Что было удивительно — на втором месте по численности учеников оказался Слизерин, что стало историческим событием, потому что в этом году факультет принял не только чистокровных отпрысков, но и дюжину полукровок, а также двоих маглорожденных. Теодор Нотт был настоящим светочем надежды змеиного факультета, доказывая всем, что ошибки отца в молодости не стоит проецировать на сына, и что самый обычный ужик может превратиться в кобру, а при желании — в химеру. Даже Малфой вел себя достойно и ни разу не рыкнул на малышей. На самом деле, он вообще ни на кого не рычал, был абсолютно спокойным, будто под антидепрессантами, вежливо здоровался с учителями, иногда криво улыбался, но в целом держал себя достойно, и Гермиона решила немного понаблюдать за ним. Вполне возможно, что он страдает от посттравматического синдрома, ведь видеть столько мерзости и крови в собственном доме, знать, что твою маму могут убить за одну твою ошибку, каждый день соседствовать с Темным Лордом, исполнять его приказы — чего стоит одно только задание «Убить Дамблдора» — и при этом остаться в трезвом рассудке вряд ли получилось бы у взрослого человека, не то что у подростка.

Она сама ходила к психологу — магловскому, как она думала сначала, — вместе с Гарри. У них были как парные сеансы, так и индивидуальные, они не говорили врачу ничего лишнего. Но спустя пять минут приема психолог сорвал с них маски, признаваясь, что является сквибом и знает, кто они.

Работать с этим стало легче, потому что мистер Грин понимал, о чем они говорят, но подходил к разбору проблем именно с магловской точки зрения обычного врача. Это помогало. Гарри лечил свой синдром спасателя, понимая, что всех он просто не смог бы спасти, прорабатывал детские травмы из-за нелюбви родственников и воспитания без родителей, долгих лет унижений, недоедания и чувства одиночества, и просто рассказывал про свою жизнь, впервые выговариваясь. Грейнджер плакала, когда слушала исповедь Гарри, — на секунду она возненавидела покойного Дамблдора за то, что он оставил малютку-Гарри с этими животными, и ей было так стыдно, что она не знала и малой доли из его жизни вне стен Хогвартса, ведь ее всегда заботили лишь оценки и знания. Вот только оценки не обнимут тебя в трудную минуту, а знания не заменят живое общение. Они стали намного ближе в палатке, а после превратились в брата и сестру, поскольку ни у кого из них не осталось семьи — они стали друг для друга семьей.