Подпоручик из Варшавы (СИ) - "Рыжий" - Страница 49

Понимал ли я, что поступил как-то неправильно? Да.

Поступил бы как-то иначе? Нет.

Почему? Не знаю. Просто поступил так, а не иначе. И менять бы ничего не стал. Даже, если бы мне представилась такая возможность. Это сложно объяснить. Да и смысла в этом я не вижу.

В соседнюю комнату я входил аккуратно – досматривая углы. Как там говорил капитан Прайс из известной компьютерной видеоигры? «Проверить углы!», вроде? Вот я и проверял их, повинуясь заветам небезызвестного в моём времени персонажа. Кто бы мог подумать, что выдуманная сценаристами фраза для вымышленного героя сможет помочь мне в реальной жизни? Лично я об этом подумать никак не мог.

Маленькую комнату непонятного предназначения я прошёл достаточно быстро – осматривать там было практически нечего: так, небольшая тумбочка и различные картины. Для меня – ничего интересного.

А вот со следующим, Г-образным помещением оказалось несколько сложнее. Во-первых, оно было практически пустым – то есть мне, спрятаться было практически негде. Не считать же за укрытие рояль, установленный на небольшом выступе типа подиума и узкие, не длинные диванчики на тонких ножках, которые никак не смогут скрыть меня от противника? Поэтому, практически не прячась, я попытался изобразить тот самый «качающийся маятник», описанный в романе Богомолова «Момент истины». Ну что могу сказать? То ли этот приём не существует в природе, то ли я дурак – но повторить у меня его не получилось. Вместо стремительных движений, которые в случае чего должны помочь выжить в схватке с врагом.

А может я неправильно запомнил, как этот самый «маятник» нужно качать? Не суть – буквально через несколько десятков секунд, бросив заниматься ерундой, я просто пошёл по комнате, держа оба пистолета наготове.

Пройдя где-то две-трети комнаты, я остановился, повернулся и пошёл назад. Что-то бросилось мне в глаза. Вот только что?

Вдоль стен также стояли ажурные диванчики, над ними висели различные картины, изображающие какие-то житейские ситуации: то красивая девушка подаёт руку какому-то мужику (принцу?) в богатой одежде; то эта же парочка катается на благородных скакунах; то та же самая дамочка наблюдает за всё тем же мужчиной, пока тот стреляет из ружья.

Стоп!

Картина. Мужик стреляет из ружья! Она висит неправильно! Не так, как остальные! С лёгким, едва заметным наклоном! Я бы и не заметил, если бы в своё время, моя любимая мамочка (жуткая перфекционистка) не привила мне любовь к «идеально-ровно» повешенным на стены фотографиям или картинам. Пусть картины у нас дома не водились (во всяком случае настенные), но фотографий было много.

Подойдя поближе, я остановился и задумался.

Потайной ход? Возможно! А как его открыть? Черт его знает!

-Пан капитан! – Негромко крикнул я. – Нужна помощь!

Врубель появился через несколько минут с пистолетом наготове, конвоируя связанных бандитов, и, умудряясь помогать передвигаться раненому в самом начале жандарму.

Устроив подстреленного француза на диванчике так, чтобы он со своего места мог контролировать как можно больше территории, и, приказав обоим пленникам лечь, контрразведчик, наконец, подошёл ко мне и вопросительно уставился в мою сторону:

-Что?

-Картина.

-Что, картина? – Не понял капитан.

-То, картина. Висит неправильно. Остальные правильно, а эта криво. – Коротко объяснил ему я.

-Ерунда. – Махнул рукой контрразведчик. – Не сквозь стенку же они прошли?

-А если сквозь стенку? – Спросил я, после чего сделал шаг вперёд и начал простукивать стену.

Послышались глухие звуки ударов.

Пройдя практически всю стену, и, поймав на себе ехидный взгляд, я услышал не менее ехидный вопрос Врубеля:

-Ну что, убедился, что это ерунда?

По правде сказать, ненадолго у меня появилась дурная мысль о том, что я не прав – подумаешь, картина чуточку не так висит? Но, на наше счастье, моя природная упёртость взяла верх, и я, склонившись на колени над самым полом начал простукивать стену дальше.

Контрразведчик заскучал и принялся допрашивать раненых французов. Я же, услышав отличный звук удара, мысленно возликовал, и позвал к себе на помощь капитана. Врубель тоже обратил внимание на изменившийся звук ударов, и, тут же бросился к пленным. О чём-то быстро заговорил с ними на французском. Я же, продолжил простукивать стену, и, с сожалением обнаружил, что звук вновь стал глухим.

Ерунда какая-то.

В очередной раз мысленно выругавшись, я встал и направился в сторону допрашиваемых.

-Что говорит?

-Говорит, что про потайной ход ничего не знает. – Через секунду отозвался контрразведчик.

-Врёт? – Уточняю я.

-Думаю, да.

-Переведи ему, что я скажу. Готов?

-Готов.

-Вы, сукины дети, похитили не того человека. Вы, сукины дети, сделали всё, чтобы ваша смерть была как можно более тяжёлой и страшной… - Не дождавшись, пока капитан Врубель начнёт переводить, я склонился перед раненым в ногу бандитом, и, повертев в руках маленький пистолетик, спросил:

-Как думаешь, ему хватит?

-Ты что задумал, Домбровский? – Отшатнулся в сторону от меня контрразведчик.

Отвечать я не стал, лишь отошёл на два шага в сторону, развернулся, вскинул пистолет, и, плавно нажал на спусковой крючок.

Раздался выстрел. И следом за ним крики на французском и польском языках. Я же, не обращая на них внимания, разочарованно тряхнул головой и негромко проговорил:

-Чёрт! Рука дрогнула! Придётся ещё патрон тратить!

Контрразведчик побелел – похоже, это был не его метод допроса. А я считал его «опасным человеком» … Как оказалось – ошибался. Обычный ловелас, бабник. Хотя и полезный – признаю.

-Переводи ему, капитан. – Плюнув на уставное обращение, не сводя глаз с раненого пленника, молящего что-то по-лягушачьи, сказал я. – В следующий раз рука у меня не дрогнет. Пусть говорит, как открыть ход.

Контрразведчик, испуганно глядя на меня, что-то быстро затараторил. Бандит же, не сводя своего взгляда с маленького пистолетика в моей руке, выслушав всё, что было сказано Врубелем, судорожно закивал, после чего заговорил. Раненый изливал душу недолго – целых две минуты. За это время я устал держать пистолет, да и палец на спусковом крючке у меня дрогнул. По счастливой случайности для бандита, а если быть точнее, по моему расчёту, пуля, выпущенная из миниатюрного Браунинга, прошла в сантиметре от головы допрашиваемого.

Героем преступник не был, что и продемонстрировал, обмочившись. Впрочем, главное – он сказал, как открыть лаз.

-Помоги! – Попросил меня контрразведчик, подойдя к лёгкому с виду дивану.

Я послушно встал с другой стороны, схватил его за ручки, и, очень сильно удивившись его весу, негромко выругался.

-Его нужно подвинуть! – Подсказал Врубель.

-Понял я. – Киваю в ответ, и, вновь хватаю диванчик за спинку. – Давай, на меня!...

Разблокировав проход в стене, я отшатнулся в сторону – кто его знает, может кто-то из бандитов решил дать нам в этом узком пространстве свой последний и решительный бой? Согласен, глупо. Но с другой стороны – мы видели всех обитателей этого дома и вполне можем составить фотопортрет убежавшего преступника. В этом случае появляется смысл остаться и всех нас здесь убить – возможно, стоит рискнуть, чтобы избавиться от свидетелей и жить не загнанной в угол крысой? Кто их – этих бандитов знает?

Стрелять никто не стал, поэтому нужно было лезть вперёд.

-Фонарик есть? – Спросил я у контрразведчика.

Капитан, не желая лезть первым, облегчённо кивнул, и, нырнув в карман своих брюк, достал армейский ручной фонарик французского производства. Быстро разобравшись, как включить произведение французских промышленников, и, мысленно перекрестившись (странно, никогда не был особо набожным), я встал на колени, и, подсвечивая себе путь фонариком, пополз вперёд. Контрразведчик, слегка приотстав, двинулся следом.

Что можно сказать про потайной ход? Был он коротким – буквально через несколько шагов (или всё-таки ползков?) я наткнулся на изгиб, который выводил меня к короткой лестнице. Быстро прикинув свои шансы, я выключил фонарик, и, дождавшись, пока глаза вновь привыкнут к свету, начал свой спуск вниз.