Красотка-еврейка - дю Террайль Понсон - Страница 9
- Предыдущая
- 9/26
- Следующая
Принц беспокойно оглянулся на ландскнехтов, которые продолжали спокойно играть в кости.
Кабатчик, очевидно, понял этот взгляд, потому что сейчас же надел свой берет и снова уселся на место.
— У этого барина было на пальце кольцо, — продолжал он на беарнском наречии. — Однажды в дождь он укрылся в нашей хижине. Вот он и показал это кольцо мне и моему отцу, сказав:
«Друзья мои, посмотрите на это кольцо. Я сниму его, только умирая, и тогда отдам сыну. Пусть же всякий житель Гаскони и Наварры признает его по этому кольцу!» — Того барина звали Антуан Бурбонский, ну а так как я запомнил кольцо и вижу его вот на этом самом пальце…
— Молчи, несчастный! — шепнул принц. — Ты узнал меня, это хорошо, но… молчи!
В это время ландскнехты кончили играть и, расплатившись, тяжело вышли из кабачка.
Трактирщик встал и сказал, отвешивая почтительный поклон:
— Ваше высочество, такой принц, как вы, не наденет камзола из грубого сукна и не заберется запросто в простой кабачок без соображений политического свойства. Но будьте спокойны! Я не пророню ни словечка о том, что признал ваше высочество, и это так же верно, как то, что меня зовут Маликаном, и как я дам колесовать себя за члена вашего дома!
— Да сядь же, — сказал ему принц. — Ведь мой отец разрешал тебе сидеть в своем присутствии. Так вот, присядь и давай поговорим. Ты можешь дать мне кое— какие сведения. Приходилось тебе видеть короля?
— Ну еще бы! Ведь Лувр-то совсем близко от моего заведения, только по другую сторону!
— Каков король собою?
— Король-то? Коли говорить откровенно, странный он государь! Всегда нелюдимый вид… Вечно он болен, взволнован… Говорят, что сам-то он очень добрый, но вот… королева-мать доводит его до жестокости и бешенства…
— Ну, а… его сестра?
— Принцесса Маргарита? Вот что, ваше высочество: вы уж позвольте мне говорить с вами так же открыто, как приходилось, бывало, с вашим покойным батюшкой! Позволите? Да? Так вот, иной раз мне приходят в голову странные мысли. Вижу я, например, что ваше высочество соблюдает инкогнито, и вспоминаю, как наш земляк, капитан Пибрак, рассказывал вот в этом самом зале другому военному, что в Лувре поговаривают насчет брака Маргариты Валуа и Генриха Наваррского!
— А, так насчет этого говорили?
— Только вчера еще, ваше высочество! Ну так вот мне и пришло в голову, чго, по обычаям нашей страны, моему принцу захотелось сначала повидать принцессу Маргариту в неподготовленном виде, прежде чем начать ухаживать за ней!
— Что же, эта мысль не лишена остроумия! — заметил принц улыбаясь. — У нас говорят, что не следует покупать поросенка в мешке, и если принцесса некрасива…
— Вот уж нет, она хороша, как ангел!
— В таком случае мать была совершенно права, если пожелала видеть ее моей женой!
— Вот уж нет, должен я сказать и тут!
— Это почему?
— Да видите ли, ваше высочество, ваш покойный батюшка любил говорить, что лучше быть угольщиком и жить в своей хижине, чем одеваться в шелка и бархат, но искать приюта под чужой кровлей!
— Это золотые слова, Маликан.
— Конечно, наваррский король повелевает таким маленьким государством, что французский король в сравнении с ним является важным барином. Поэтому французская принцесса крови должна казаться лакомым кусочком для наваррского короля, но…
— Да договаривай же до конца, нелепый человек!
— Но и принцессы крови иной раз подвержены той же участи, что и простые горожанки, а именно: о них слишком много говорят!
— Эй, эй, друг мой! — недовольно сказал Генрих, сердито сдвигая брови. — Начинаешь ты издалека, да кончаешь уж очень близко!
— Простите великодушно, ваше высочество, но ваш покойный батюшка всегда позволял нам говорить с ним совершенно откровенно.
— Ну так говори, черт возьми!
— Так вот, если вашему высочеству придется когда-нибудь побывать в Нанси…
— У моего кузена Генриха де Франс?
— Вот именно. Так герцог Генрих сможет порассказать вам много всякой всячины о принцессе Маргарите!
— Маликан, — сказал Генрих, — ты верный слуга, и возможно, что твои советы и предостережения очень полезны. Но в данный момент я должен повиноваться желанию матери… Тише! — перебил он сам себя, увидев входившего Ноэ.
Маликан сделал вид, будто не замечает, что вошедший ищет принца. Он крикнул Миетту, приказав ей прислужить новому посетителю, а сам ушел за стойку.
— Чем могу служить вам? — спросила Миетта.
— Ровно ничем, красавица, — ответил Ноэ. Миетта скорчила гримаску и убежала. Ноэ подошел к принцу и сказал ему:
— Пибрак ждет вас!
— Вот как? — ответил принц. — Как же ты разыскал его?
— Да очень просто. Я отправился в Лувр с самым независимым видом. Часовой остановил меня, но я сослался на то, что хочу видеть капитана Пибрака. Только я назвал его имя, как из кордегардии вышел какой-то мужчина, подошел ко мне и сказал: «Это вы ищете меня? Я вас не знаю, но, судя по произношению, вы должны быть гасконским дворянином, ищущим моей протекции». С этими словами он утащил меня к себе в комнату, где я вручил ему письмо от королевы, вашей матушки. Вид знакомого наваррского герба на печати страшно взволновал Пибрака. Узнав, что вы здесь неподалеку, он приказал мне сейчас же сходить за вами и дал в провожатые пажа, который ждет нас луврских ворот. На прощанье Пибрак шепнул мне: «Попросите принца поторопиться, потому что я, вероятно, буду иметь возможность показать ему принцессу Маргариту!»
Последняя фраза заставила Генриха вздрогнуть. Он сейчас же встал и, крикнув Маликану: «Покойной ночи, земляк!», взял под руку Ноэ и вышел с ним из кабачка. Впрочем он не преминул воспользоваться случаем, чтобы ущепнуть Миетту за подбородок, сказав ей подходящий комплимент.
У ворот Лувра Ноэ поджидал прехорошенький паж. Он казался переодетой девушкой — такой был белый и розовый.
— Как вас зовут, милочка? — спросил его принц.
— Рауль, к вашим услугам, месье! — с изящным поклоном ответил мальчик.
Они прошли по целому ряду галереи, коридоров и зал, переполненных солдатами и придворными. Генрих внутренне улыбался, вспоминая простоту нравов наваррского двора.
Наконец перед одной из дверей паж остановился и заявил:
— Здесь частная квартира господина Пибрака! «Гм!.. — подумал принц. — Старый сир де Пибрак живет в такой лачуге, в которой его сын, вероятно, не захочет держать своих лошадей. Но то в Наварре, а то в Лувре…»
Паж открыл дверь и приподнял портьеру, пропуская принца. Генрих вошел в комнату.
IX
Капитану де Пибраку было около сорока пяти лет. Это был высокий худощавый человек с орлиным носом и маленькими глазами. Он был родом из Гаскони, и его детство прошло под полуразвалившейся крышей убогой хижины отца. Когда Пибраку настал двадцатый год, отец дал ему старую лошадь, заржавевшую шпагу, кошель с пятьюдесятью пистолями и сказал:
— Если у дворянина нет предков, то он сам должен стать своим предком!
Пибрак сразу оценил глубокомысленность этого совета и постарался выдвинуться своими средствами. Еще на родине он отличался выдающимися охотничьими способностями. При дворе французского короля Франциска II охота была в особенном фаворе, и молодой Пибрак сделал все, чтобы заставить говорить о себе. Наконец эти разговоры дошли до слуха короля, он приказал взять гасконца на следующую охоту, и там Пибраку сразу представился блестящий случай отличиться: собаки короля потеряли след зайца и беспомощно кружились на месте. Тогда Пибрак поймал след, довел всю компанию до старою дуплистого дуба, засунул руку в отверстие дупла и вытащил зайца за хвост.
— Клянусь честью, — воскликнул король, — это незаменимый субъект! Я хочу, чтобы он был при мне.
Пибрак был определен в личную гвардию короля и быстро начал подниматься по лестнице отличий. Умер Франциск II, ему наследовал Карл IX, который был еще более страстным охотником, чем старший брат, и очень любил поговорить с Пибраком об охоте. Однажды, когда Карл IX выражал свое восхищение интересным охотничьим эпизодом, рассказанным ему Пибраком, последний сказал:
- Предыдущая
- 9/26
- Следующая
