Испанка - дю Террайль Понсон - Страница 2
- Предыдущая
- 2/28
- Следующая
— Черт побери, — проговорил Рокамболь, дочитав письмо до конца, — преинтереснейшая история!
Затем он прочел еще несколько писем и записок, из которых узнал подробности похищения молодого юнги и удостоверился в том, что это есть тот самый человек, о котором говорил сэр Вильямс в своей записной книжке.
Затем он собрал все бумаги, положил их в жестяную сумку, надел ее на себя, опоясался кушаком, заложил за него два пистолета и кинжал и, видя берег Франции, недолго думая, со всего размаха бросился в море и поплыл к берегу.
В Париже во вторник, на масленой неделе, на бульваре Сен-Мартен народное гуляние было в полном разгаре. Повсюду расставлены были балаганы, качели, карусели и т. п.
— Пожалуйте, господа, пожалуйте! Здесь можно видеть О'Пенни, татуированного начальника индейцев, которому враги выкололи глаза и отрезали язык. Пожалуйте скорей! — так кричала молодая цыганка, выплясывающая болеро на балконе одного из балаганов.
В числе любопытных зрителей, собравшихся около этого балкона, стоял отлично одетый молодой человек.
Как видно, и он заинтересовался словами цыганки, потому что лишь только она удалилась с балкона, он тотчас же вошел в балаган.
Посредине сцены стояло большое кресло, на котором восседал О'Пенни с голыми ногами и туловищем, испещренными красными, синими и зелеными наколками, с полуоткрытыми глазами и продетым в верхней губе кольцом.
Молодой человек внимательнее всех рассматривал мнимого дикаря; наконец подозвал к себе содержателя балагана, который рассказывал почтеннейшей публике биографию главы австралийского правительства.
— Ваш дикарь понимает по-английски?
— Как же, понимает, — отвечал балаганщик с достоинством.
— Сэр О'Пенни, — обратился молодой человек к дикарю по-английски, — на каком корабле вы прибыли в Европу? На «Фультоне», «Стойком» или «Фаулере»?
При последнем слове О'Пенни сильно вздрогнул. Выйдя из балагана, молодой человек шепнул на ухо цыганке:
— Милая моя, хотите заработать десять луидоров?
— О, конечно, сударь! — отвечала цыганка, — Что же прикажете делать?
— Где вы живете?
— Здесь же, в балагане; я жена паяца; мы караулим по ночам О'Пенни.
— Отлично. Итак, если в два часа ночи я постучусь к вам, вы или муж отопрете мне?
— Да, — отвечала удивленная цыганка.
Действительно, ровно в два часа молодой человек поднялся на ступени балагана и тихо постучался в дверь.
— Муж мой пошел провожать хозяина, — проговорила молодая цыганка, впустив ночного посетителя.
— Милая моя, — сказал молодой человек, запирая дверь, — хотя вы очень хорошенькая, но я пришел вовсе не за тем, чтобы говорить вам об этом. Вот обещанные мною деньги, и за это вы должны рассказать мне все подробности о вашем дикаре.
— К несчастью, я очень мало о нем знаю, потому что мы недавно служим у г. Бабино.
— Не знаете ли, где ваш Бабино купил этого дикаря?
— Кажется, в Лондоне. Наверное не могу вам сказать.
— Послушайте, если я вам дам тысячу франков, вы позволите мне увести дикаря?
Тысячу франков! воскликнула цыганка. О! Мне кажется, что мой муж отдаст вам в придачу и самого Бабино.
Молодой человек подошел к дикарю, спавшему неподалеку на койке, и разбудил его:
— Маркиз де Шамери, — сказал он по-английски, — желает засвидетельствовать глубокое почтение злополучному баронету сэру Вильямсу.
Услыша эти слова, О'Пенни подпрыгнул на койке и выпрямился; он хотел заговорить, но издал лишь какое-то глухое рычание.
— Будь покоен, старик, я вижу, что ты узнал своего Рокамбольчика; я пять лет оплакивал тебя, думая, что дикари тебя съели, но вижу, что они довольствовались только татуировкой. Тебя удивляет, должно быть, что ты видишь меня маркизом де Шамери, — имя это тебе знакомо: оно было помещено в твоей записной книжке… Но об этом после, а теперь скажи мне — ты хочешь здесь остаться?
Дикарь сделал отрицательный знак.
— Ну, так пойдем со мной.
Рокамболь вручил цыганке тысячу франков; накинул на бедного дикаря какой-то плащ, взял его за руку и вывел из балагана.
— В Сюренскую улицу, — приказал Рокамболь кучеру, усевшись с дикарем в купе, ожидавшем его неподалеку.
По дороге он рассказал ему о своих похождениях со времени исчезновения из Парижа, рассказал и о встрече с молодым моряком на «Чайке» и все остальное.
Экипаж остановился в Сюренской улице.
Рокамболь позвонил у дверей хорошенького домика.
Войдя в свою маленькую квартирку в мезонине, где он жил инкогнито, он провел О'Пенни в свою спальню и затем приказал своему лакею немедленно ехать за доктором.
Рокамболь подал проголодавшемуся дикарю остаток пирога и стакан бордосского, которое он с жадностью истребил.
Спустя некоторое время лакей воротился в сопровождении доктора.
— Посиди здесь, дядюшка, — обратился Рокамболь к дикарю, — а я пойду приготовить доктора, который без того может испугаться твоей образины.
Оставив О'Пенни, он ушел в гостиную, где ждал его доктор.
Рокамболь объяснил ему, что пациент — матрос, служивший в Индии под его начальством, попавший в плен к дикарям, которые татуировали его и отрезали язык.
Прежде чем приступить к консультации, вернемся немного назад и выведем на сцену несколько новых лиц.
В один прекрасный день февраля месяца в Елисейских полях был громадный съезд экипажей и всадников; пешеходы же непрерывною толпою двигались по боковым аллеям.
Больше всех обращала на себя внимание голубая коляска, запряженная четверкою гнедых.
В коляске этой сидели две дамы в легком трауре: одна из них была лет пятидесяти, другая лет двадцати. Эта молодая девушка была Бланш де Шамери, красавица в полном смысле этого слова, но на лице которой отражалась какая-то меланхолия. Она обладала тою чистою, добродетельною красотой, на которой взгляд останавливается с восторгом и благоговением.
Мимо этой коляски проехало красивое ландо, в котором сидела молодая женщина. В то время как ландо поравнялось с коляской, молодая женщина нагло взглянула на маркизу де Шамери и ее дочь. Последние проехали мимо с опущенными глазами.
— О! — прошептала молодая женщина. — Я заставлю вас смотреть мне прямо в глаза!
В это самое время около колясок встретились два всадника; один из них небрежно поклонился даме в ландо; другой весьма вежливо поклонился Бланш де Шамери.
Когда коляски проехали, всадники подъехали друг к другу и поклонились.
— Ты из лесу, Фабьен? — спросил Роллан де Клэ.
— Да, — отвечал Фабьен д'Асмолль.
— И едешь домой?
— Не знаю… быть может, я поеду еще в Елисейские поля… погода чудесная…
— То есть ты хочешь следовать за голубой коляской, в которой сидит очаровательная особа, с которой ты так умилительно раскланялся.
— Любезный Роллан, — сказал обидчивым тоном виконт Фабьен, — острота твоя вовсе неуместна.
— А! Ты обижаешься; уж не жених ли ты прелестной Бланш де Шамери?
— Нисколько, — грустно отвечал виконт Фабьен.
— А ты заметил ландо, в котором сидела молодая особа?
— Заметил; ну, и что же?
— Знаешь, кто эта дама?
— Знаю.
— Ее фамилия тоже де Шамери; это кузина Бланш… Виконт Фабьен д'Асмолль вздрогнул.
— Роллан, — проговорил он взволнованным голосом, — если ты принадлежишь к числу тех наивных провинциалов, которые видят в камелиях герцогинь, то я тебя прощаю.
Роллан де Клэ улыбнулся.
— Дама, с которой я раскланялся, есть госпожа де Шамери, сестра покойного маркиза Гектора де Шамери…
— Довольно! — закричал Фабьен. — Этих слов достаточно, чтобы я был готов перерезать вам глотку, но я испробую все средства к примирению; но прежде скажу вам, что ваша мнимая госпожа де Шамери не более как развратная женщина.
— Виконт Фабьен, — закричал Роллан, побледнев, — вы подлец!
Фабьен вздрогнул.
— Итак, до завтра, — отвечал он яростно.
— Хорошо; я жду ваших секундантов, — сказал спокойно Роллан и уже повернул лошадь.
- Предыдущая
- 2/28
- Следующая
