Душа снаружи (СИ) - "Nelli Hissant" - Страница 32

– Извини, – я поднялся со скамейки. – Пошли, разберемся.

– Ты… Ты поможешь им?

– А зачем тогда ты все это мне рассказывал?

Одергиваю сам себя. А то уж больно звучу покровительски-снисходительно. Все же он не совсем мелюзга, да и я – не умудренный сединами дед. Но все же, когда мы шли к полицейскому участку, я не мог удержаться от краткой лекции. Наверное, в каждом из нас заложено желание кого-нибудь обучать. Передавать мудрость, так скажем. Пусть и мудрость такая себе: «как выбраться от копов, когда тебя или твоих друзей замели за распитие алкоголя».

– Нужно до последнего доказывать, что бутылка была закрыта. Но иногда это, конечно, бесполезно… Надо давить на жалость, типа первый раз такое, а так-то мы никогда… Или гнать про особый день: именины, свадьба, похороны…

Братишка, уже чуть повеселевший, добавил:

– Просто мы еще сидели в Нижнем парке. А туда нельзя, он после зимы на просушку закрыт.

Я отмахнулся:

– Неважно. Если не выйдет уболтать их, надо будет просто заплатить.

Братишка опять запаниковал - это было видно по его лицу.

“Да нет же, чувак, я понимаю, что денег у тебя с собой нет. Но у меня есть остатки моего гонорара из «Судака». Да и сумма не должен быть совсем уж убийственной”.

– Отдам натурой, подумаешь!

Говорю же, язык мой − враг мой. Но Братишка, после пары секунд оцепенения, все же засмеялся.

В полиции я изображал полную дуру. Именно дуру, не дурака. К счастью, голос уже перестал хрипеть, диссонанса не возникло. Поэтому я расточал улыбки, вдохновенно нес какую-то чушь, горестно вздыхал о нелегкой студенческой жизни, крошечных стипендиях и ужасно сложных экзаменах. Втирал о том, как хочется порой расслабиться, хотя бы в праздник. И конечно, славные добрые работники закона все понимают…

Братишка, кусал губы, старательно сдерживая смех. Похоже, он понял, что я все же парень. Но это его нисколько не парило.

Славные добрые работники закона ехидно поинтересовались, какого черта бедным студентам приспичило пить именно в закрытом парке.

К счастью, Братишка успел рассказать мне что подруга его сестры – художница.

– Даже в праздники нельзя забывать об экзаменах! А где, здесь, по вашему мнению, можно сейчас спокойно порисовать пейзажи? Везде толпы, шумно! Это не вандализм, это… экспромт во имя искусства!

Какая чушь. Но я очень отдаленно себе представляю, жизнь не только студентов-художников, но и студентов вообще. Но здесь все же не Ньютом. Здесь не пытались раздуть из ничтожного проступка целую историю. А может, их утомила моя болтовня.

Минимальный штраф, несколько минут ворчания и мне позволили пройти к арестованным.

Обеим девушкам было где-то лет по восемнадцать. Одна из них очень походила на Братишку: темные вьющиеся волосы чуть выше плеч, чуть вытянутое лицо и светло-карие глаза. Только у нее они были огромными, отчего внешность казалась инопланетной. Она была совершенно невозмутима, будто и не находилась в камере. Со спокойной улыбкой она слушала, что говорит ей ее подруга. Вот та была полной противоположностью. У нее были волосы цвета огня, и как это нередко бывает, характер был под стать. Даже когда мы шли по коридору, я уже слышал, как она костерит всех «козлин, которым делать не хрен», «тупых кретинов, до которых не дозвониться» и еще кого-то. И она была так увлечена, что и не заметила, как мы вошли.

– Я не могу так просто сидеть, ты понимаешь? Ты понимаешь?!

– Так встань. Попрыгай. Или сделай доброе дело: зареви. Нас сразу отпустят. – Отвечала ее подруга. Она привалилась к стенке и закрыла глаза, будто медитируя.

– Не дождутся! Те уроды с техфака влезли на памятник и расписали его маркерами! И что им сделали? Ни… им не сделали! А нас сцапали!

– Ну тогда, сидим и ждем Братишку. Не приведет помощь через час, озаботимся вопросом тюремных татуировок. Я уже решила: хочу носорога на крестце…

– Да что Братишка сделает? Из него и слова не вытянешь!

Тут они увидели нас и удивленно смолкли. Пока коп-сопровождающий гремел замком, мы с Братишкой усиленно подмигивали и пытались что-то объяснить жестами. И конечно, они озадачились еще больше. Когда они вышли, я сгреб обеих в охапку, чтобы они перестали стоять столбами.

Рыжая девушка чуть напряглась, вторая напротив, с готовностью повисла у меня на шее, будто мы были сто лет были знакомы. Хотя у меня и правда было впечатление, что где-то я ее раньше видел.

– Что бы мы без тебя делали! – воскликнула она.

И мы так и вышли на крыльцо участка, я обнимал девушек за плечи, точно альфа-самец в дрянной комедии, Братишка шагал впереди, и все мы усиленно делали вид, что давно знаем друг друга, и ужасно рады увидеться, то и дело спотыкаясь на именах, явках и паролях. Мы очень старались, хотя полицейским было абсолютно все равно. Но мы зачем-то продолжали этот нелепый спектакль. Должно быть, изображая бурную радость, мы и в самом деле начинали испытывать ее.

На улице мы, не сговариваясь, завернули в ближайшую подворотню. Я церемонно коснулся губами руки каждой из присутствующих дам. Сам не знаю, что на меня нашло. То ли вирровские инстинкты включились, то ли захотелось повалять дурака. К моему удивлению, оказалось, что сестрой Братишки была рыжая, а вовсе не ее подруга.

Налия (художница) пожала плечами:

− Что-то там неладно с нашими родителями. Мы спрашивали, они не признаются.

А потом мы просто пошли вперед, болтая. Не уточняя, куда и зачем мы собственно идем.

Кимми, уже полностью расслабившись, вовсю рассказывала об их городе, друзьях, любимых группах. Братишка прервал этот словесный поток, вдруг развернувшись, и встав у нас на пути.

− А ты, − он посмотрел на меня с надеждой, − ты будешь с нами дружить?

Какая прелесть. Последний раз такой вопрос я слышал лет в шесть. И то потом тот мальчик предпочел катать машинки с Ройаном Алланом и его шайкой.

Братишка смутился, но тут же исправился:

− Будешь с нами пить?

Налия и Кимми засмеялись, но тоже уставились на меня в ожидании. Тут трухлявый пень, и тот бы расчувствовался.

И мы шли дальше, судя по всему, к кому-то в гости. По пути то и дело ребята встречали знакомых, и каждому из них Кимми торжественно объявляла:

− Это Эсси. Он − из Вирров!

Будто я какой-нибудь премьер-министр, не меньше. И после того как их приятели, в свою очередь, представлялись, она делала чуть угрожающее лицо и сообщала, что мы вообще-то спешим. Налия внимательно наблюдала за всем этим, не скрывая веселья. Незаметно подмигнула мне.

И я поймал себя на мысли, что мне с ними невероятно легко и спокойно. Мне нравилось, как они общались, постоянно подтрунивая друг над другом, но без откровенных колкостей. Нравилось, как они рассказывали о своем городе, о своей тусовке − приправляя все байками и остротами.

И было нечто неуловимое, что объединяло этих троих. Что-то что отличало их от остальной симпатичной богемной молодежи. Я пока не мог понять, что именно.

У них явно было какая-то тайна. Которую, они вроде бы были готовы доверить мне, но пока не решались. То и дело я ловил на себе чей-то вопрошающий взгляд. Иногда кто-то пытался сформулировать некий вопрос, но слова не находились. А порой они быстро переглядывались, думая, что я не вижу.

В любой другой схожей ситуации я бы, наоборот, заподозрил что-то нехорошее. Я же тот еще параноик. Но только не с ними.

Мы вновь свернули к реке. Дома в этой части города были старые, но симпатичные, краска на фасадах подновлена. По стене одного из них ползли заросли огненного винограда.

− Мой дом, − объявила Налия. − Мы тут постоянно ошиваемся. Мать моя дома бывает редко, но не из-за нас, ты не подумай! Она любит молодежь, просто постоянно в разъездах. Так что считай, мы все тут живем. Да ты заходи, не стой на пороге!

И когда она чуть посторонилась в дверях, пропуская меня, мой взгляд привлек необычный кулон на ее шее. Медуза с очень длинными щупальцами. Тонкая работа из серебра. Она раскинула щупальца сетью, будто собираясь схватить кого-то. Это украшение явно не было штампованным, из тех, что можно найти в каждой лавке. Оно, скорее всего, было сделано на заказ.