Мужская работа (СИ) - Казаков Дмитрий Львович - Страница 16

Съеденный недавно сухпай рванул вверх к горлу, я снова ощутил вкус ягод и сыра.

Я бы не удержал все это в себе, если бы прямо на нас из чащобы не вылетели несколько бриан. Гибкие высокие фигуры появились сразу с нескольких сторон, я дернулся к одной, дал очередь.

На груди ближайшего вскрылось несколько кровавых нарывов, его отшвырнуло. Другой наскочил на Равуду, тот изящно врезал чужаку прикладом в челюсть, «дикарь» пошатнулся и упал на колени.

Чей-то выстрел разбил ему лоб, и на траву рухнуло уже мертвое тело.

А я застыл, не понимая, что делать, то ли падать и стрелять, то ли бежать вперед, то ли удирать… Из оцепенения меня вывела только царапнувшая по боку пуля — слава выдержавшей бронезащите!

Я увидел упавшего Макса, бросился к нему, лихорадочно вспоминая, где перевязочные пакеты.

— Э, ты что? — выдавил я из воспаленного горла. — Живой?

Макс перекатился на бок, и я увидел, что глаза его моргают, а рот открывается и закрывается — жив, засранец!

— Там! — закричал он, указывая мне за спину.

Я прыгнул в сторону, разворачиваясь на ходу, разрывая мышцы живота предельным усилием. Выстрел грохнул совсем рядом, почки мои сжались, ожидая, что сейчас одну из них разорвет в клочья, и я оказался лицом к лицу с одним из бриан — вытаращенные глаза, черные патлы.

Он вел свою винтовку за мной, я нацеливал автомат, и весь вопрос был в том, кто успеет первым.

Я опередил его на долю секунды, и оружие меня не подвело.

Легкая дрожь, пули начали рвать его живот, но враг непонятно как удержался на ногах. Глянул на меня укоризненно, сделал шаг в сторону, и только после этого упал в сторону, сминая ветки кустарника.

А я продолжал давить на рычажок, рыча и содрогаясь, не обращая внимания на алое мерцание в углу забрала. Изо рта у меня текла слюна, перемешанная с кровью, я чувствовал теплое на подбородке, прикушенный язык зверски болел, ныл бок там, где бронезащита самортизировала попадание.

— Прекрати, все закончилось, его грешную душу уже приняло очищающее пламя, — сказали рядом, и на плечо мне легла тяжелая ладонь.

Я вздрогнул, но сумел отдернуть руку, убрать палец со спускового крючка, а когда повернулся, то увидел зеленое лицо и черные глаза Йухиро — десятник выглядел торжественным, словно мы находились в храме, а не на заваленном трупами поле боя.

— Поздравляю с первым классом, — сказал он, взяв меня за запястье.

Там, где раньше красовался почти прозрачный ноль, теперь золотилась единичка, а показатель опыта застыл на тысяче девятнадцать, но в этот момент я не ощутил по этому поводу ничего, я не обрадовался, я словно вовсе не понял, о чем говорит этот огромный человек, и что значат эти красивые циферки.

— Сегодня не думай распределять, все равно ничего не соображаешь. Подожди, — сказал Йухиро, и опустился на колени рядом с Максом. — А с тобой что, куда ранили? Показывай…

Тут я понял, что вокруг тихо, никто никуда не бежит и никто не стреляет, только шуршат ветки над головой.

Макс ответил плачущим голосом, но я не разобрал, что он сказал, поскольку голова у меня закружилась. Все накопленные за сегодня эмоции, страх, ненависть, отвращение, ринулись наружу, я едва успел откинуть забрало и наклониться вперед, как меня вырвало тягучей и вонючей струей.

Прямиком на бриан, которого я убил.

Убитых у нас в центурии оказалось семеро, но из тех, кого я более-менее знал, только Кентадэ. Трупы мы погрузили в гусеничный транспортер, туда же попали раненые, кто сам, кто с посторонней помощью, а те, кто не пострадал, двинулись в сторону линкора пешком.

Я шагал, уставившись себе под ноги, не вслушиваясь в болтовню Макса.

Ботинки загромыхали по металлу аппарели, я вдохнул хорошо знакомый, немного затхлый воздух «Гнева Гегемонии», и вот мы оказались в нашей казарме, выстроились около коек точно там же, где и полтора часа назад.

— Оружие проверить, вычистить, — приказала Лиргана, до которой не добралась ни одна брианская пуля. — После этого свободное время до завтрашнего утра. Отдыхайте. Теперь вам можно и расслабон…

Заменитель курева притащили в казарму после того, как мы сдали автоматы в оружейку, а все прочее распихали по шкафам. Йухиро и десятник-альбинос принесли коробку, набитую лиловыми таблетками, грохнули ее на столик дневального около двери, после чего наш командир молча ушел.

Я от кого-то слышал, что он этой дряни не одобряет.

Первой к коробке ринулась Азини, схватила целую горсть, и чуть ли не все сунула в рот. К койке она отправилась, пошатываясь, глаза на покрытом белым пухом лице остекленели.

— Не хочешь попробовать? — спросил Макс.

— Я уже пробовал, — ответил я.

Я никак не мог поверить, что я на линкоре, в безопасности, что никто на меня не бросится, не выстрелит в спину, мне хотелось развернуться, чтобы проверить, что там, позади меня… Вздрагивал при малейшем шорохе, и несмотря на то, что прополоскал рот несколько раз, ощущал вкус собственной рвоты.

А еще мне казалось, что на меня смотрит убитый мной бриан… откуда-то из угла.

Макс пожал плечами и отправился к коробке, да там и остался, заболтался с кем-то. Зато рядом со мной появилась Диль, мрачная и сосредоточенная, как обычно, но с сумасшедшим блеском в желтых глазах.

— Ненавижу вас, мужиков, помилуй меня Гегемон, — неожиданно сообщила она. — Ненавижу всех. Отвратительные, мерзкие, жестокие…

Она вздрогнула, словно поняла, что сболтнула лишнего, и улеглась на свою койку.

Место Кентадэ выглядело сиротливо пустым, мой взгляд то и дело цеплялся за него, точно язык — за дырку на месте только что удаленного зуба. Аюльвао, оживленно жестикулируя, рассказывал что-то соседу справа, и до меня долетали обрывки реплик: «Одним выстрелом…», «тактически правильно…», «надо было атаковать решительнее…».

Универсальный солдат, блин.

Пира рыдала, уткнувшись лицом в подушку, Равуда с Фулом и Янельмом играли в биралу — карточную игру, которая напоминала нашу буру, хотя сама колода ничуть не походила на земную. Молчун с аппетитом что-то жевал, и мне не хотелось даже думать, что это могло быть — вдруг он вырезал кусок из убитого бриан и решил попробовать?

Наш альбинос и чужой десятник принадлежали к народу игва, а они, по слухам, радостно занимались каннибализмом у себя на планете.

Я обвел этот пандемониум взглядом, и мне неожиданно стало противно и уныло. Вырваться бы отсюда, из этого логова нелюдей, которые мало отличаются от людей, когда дело доходит до войны… но нет, пока контракт не закончится, я обречен выполнять приказы, а значит убивать.

Я решительно направился к коробке, где лиловых таблеток оставалось на донышке. Расслабон в этот раз показался мне не сладким, а кислым, настолько, что мне захотелось его выплюнуть, но по телу уже покатилась теплая волна, голова налилась дурманом и отяжелела.

Никаких гастрономических радостей я не испытал, но тяжесть отступила.

— Во второй центурии есть бухло, ха-ха, — Макс схватил меня за локоть. — Настоящее… Пойдем! Мы всем покажем.

— Нет, — мне не хотелось компании, я желал остаться один.

Он что-то бормотал еще, но я не обратил внимания, стряхнул его руку и зашагал к двери в душевую — там наверняка сейчас никого нет, можно посидеть в тишине и покое. Хлопнула дверь, свет вырвал из тьмы ряд душевых кабинок, и я вздрогнул — в одной из них стоял окровавленный бриан с винтовкой, и улыбался мне страшной, голой улыбкой мертвеца, по черным прядям стекала вода.

Я содрогнулся и закрыл глаза, а когда открыл, то не увидел никого.

Опустился прямо на пол, и бездумно вытащил из кармана плюшевого пингвинчика, и принялся смотреть на него, вспоминая Сашку, Юлю, дом, маму, все, что я оставил на Земле…. только бы не думать о том, что происходило сегодня, что я вынужден был делать. Расслабон то ли перестал действовать, то ли в этот раз он меня не зацепил, но мне было все так же погано.

Дверь стукнула тихо-тихо, и в душевую вошла Юнесса.