По ту сторону горизонта - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 13
- Предыдущая
- 13/76
- Следующая
— Вы не того человека выбрали. Я неудачник.
— Не говорите мне этого, Феликс. Я знаю вашу карту. А значит, знаю вас лучше, чем вы знаете себя. Вы — тип с ярко выраженной доминантой выживания. Если поместить вас на острове, населенном хищниками и каннибалами, то две недели спустя вы окажетесь его хозяином.
— Может, и так, — не удержался от улыбки Гамильтон. — Хорошо бы попробовать…
— В этом нет нужды. Я знаю! Для этого у вас есть все необходимые физические и умственные способности. И подходящих темперамент. Сколько вы спите?
— Часа четыре.
— Индекс утомляемости?
— Около ста двадцати пяти часов. Или немного больше.
— Рефлекторная реакция?
Гамильтон пожал плечами. Неожиданно Мордан выхватил излучатель, но прежде чем Феликс оказался на линии огня, его «кольт» успел прицелиться в Арбитра и скользнуть обратно в кобуру. Мордан рассмеялся и также убрал оружие.
— Заметьте, я вовсе не играл с огнем, — сказал он, — я ведь прекрасно знал, что вы успеете выхватить оружие, оценить ситуацию и принять решение не стрелять куда раньше, чем средний человек сообразил бы, что вообще происходит.
— Вы очень рисковали, — с жалобной ноткой в голосе возразил Гамильтон.
— Ничуть. Я знаю вашу карту. Я рассчитывал не только на ваши моторные реакции, но и на ваш разум. Разум же ваш, Феликс, даже в наше время нельзя не признать гениальным.
Воцарилось долгое молчание. Первым нарушил его Мордан.
— Итак?
— Вы все сказали?
— На данный момент.
— Ладно, тогда скажу я. Вы ни в чем меня не убедили. Я понятия не имел, что вы, планировщики, проявляете такой интерес к моей зародышевой плазме. Однако в остальном вы не сообщили ничего нового. И я говорю вам: «Нет!»
— Но…
— Сейчас моя очередь… Клод. Я объясню вам почему. Готов допустить, что обладаю сверхвыживаемостью — не стану спорить, это действительно так. Я находчив, способен на многое — и знаю об этом. Однако мне не известно ни единого аргумента в пользу того, что человечество должно выжить… кроме того, что его природа дает ему такую возможность. Во всем этом мерзком спектакле нет ничего стоящего. Жить вообще бессмысленно. И будь я проклят, если стану содействовать продолжению комедии.
Он умолк. Немного помолчав, Мордан медленно произнес:
— Разве вы не наслаждаетесь жизнью, Феликс?
— Безусловно, да, — с ударением ответил Гамильтон. — У меня извращенное чувство юмора, и все меня забавляет.
— Так не стоит ли жизнь того, чтобы жить ради нее самой?
— Для меня — да. Я намереваюсь жить столько, сколько смогу, и надеюсь получить от этого удовольствие. Однако наслаждается ли жизнью большинство? Сомневаюсь. Судя по внешним признакам, в пропорции четырнадцать к одному.
— Внешность бывает обманчива. Я склонен полагать, что в большинстве своем люди счастливы.
— Докажите!
— Тут вы меня поймали, — улыбнулся Мордан. — Мы способны измерить большую часть составляющих человеческой натуры, но уровня счастья не могли измерить никогда. Но в любом случае, разве вы не думаете, что ваши потомки унаследуют от вас и вкус к жизни?
— Это передается по наследству? — с подозрением поинтересовался Гамильтон.
— Точно мы, признаться, не знаем. Я не в силах ткнуть пальцем в определенный участок хромосомы и заявить: «Счастье здесь». Это куда тоньше, чем разница между голубыми и карими глазами. Но давайте заглянем немного глубже. Феликс, когда именно вы начали подозревать, что жизнь лишена смысла?
Гамильтон встал и принялся нервно расхаживать по кабинету, испытывая волнение, какого не знал с подростковых лет. Ответ был ему известен. Даже слишком хорошо. Но стоило ли говорить об этом с посторонним?
Насколько Гамильтон мог припомнить, в первом центре детского развития он ничем не отличался от остальных малышей. Никто не говорил с ним о картах хромосом. Разумно и сердечно воспитываемый, он представлял безусловную ценность лишь для себя самого. Сознание того, что во многом он превосходит сверстников, приходило к нему постепенно. В детстве тупицы нередко господствуют над умниками — просто потому, что они на год-другой старше, сильнее, информированное, наконец. И кроме того, поблизости всегда есть эти недосягаемые, всеведущие существа — взрослые.
Феликсу было лет десять — или одиннадцать? — когда он впервые заметил, что в любых состязаниях выделяется из среды сверстников. С тех пор он начал стремиться к этому сознательно — ему хотелось превосходить ровесников, главенствовать над ними во всем. Он ощутил сильнейшую из социальных мотиваций — желание, чтобы его ценили. Теперь он уже понимал, чего хочет добиться, когда «станет взрослым».
Другие рассуждали о том, кем хотят быть («Когда я вырасту, то стану летчиком-реактивщиком!» — «И я тоже!» — «А я — нет. Отец говорит, что хороший бизнесмен может нанять любого пилота, какой ему понадобится». — «Меня он нанять не сможет!» — «А вот и сможет!»). Пусть их болтают! Юный Феликс знал, кем хочет стать: энциклопедическим синтетистом. Синтетистами были все подлинно великие люди. Им принадлежал весь мир. Кто как не синтетист имел наибольшие шансы быть избранным в Совет политики? Существовал ли в любой области такой специалист, который рано или поздно не получал указаний от синтетиста? Они были абсолютными лидерами, эти всеведущие люди, цари-философы, о которых грезили древние.
Гамильтон таил мечту про себя. Казалось, он благополучно миновал стадию отроческого нарциссизма и без особых осложнений входил в сообщество подростков. Воспитателям его было невдомек, что питомец их прямехонько направляется к непреодолимому препятствию: ведь юность не умеет реально оценивать свои таланты. Чтобы различить романтику в формировании политики, нужно обладать воображением куда более изощренным, чем обычно свойственно этому возрасту.
Гамильтон посмотрел на Мордана: лицо Арбитра располагало к откровенности.
— Ведь вы синтетист, а не генетик?
— Естественно. Я не смог бы специализироваться в конкретных методиках — это требует всей жизни.
— И даже лучший из генетиков вашей службы не может надеяться занять вашего места?
- Предыдущая
- 13/76
- Следующая
