Генерал Его Величества - дю Морье Дафна - Страница 4
- Предыдущая
- 4/88
- Следующая
– Как так получилось, Онор, что ты достигла почтенного десятилетнего возраста, а до сих пор не знаешь, что в Корнуолле есть только две семьи, которые чего-то стоят? Гренвили и Арунделлы. Естественно, мы, бедные Гаррисы, лопаемся от гордости, что наш дорогой брат Кит удостоился чести вести под венец обворожительную Гартред.
И он вновь уткнул нос в книгу.
На следующей неделе вся семья уехала на свадьбу в Стоу, и мне пришлось, изнывая от любопытства, терпеливо ждать их возвращения. Однако оправдались мои худшие опасения: по приезде мать пожаловалась, что очень устала, остальные присоединились к ней. Они так напраздновались и напирова-лись, что, казалось, им было трудно ворочать языком. Лишь моя третья сестра Бриджит снизошла до разговора со мной и с упоением принялась расписывать великолепие Стоу и гостеприимство Гренвилей.
– Наш дом – просто лачуга по сравнению со Стоу, – поведала она мне. – Весь Ланрест уместится на их заднем дворе. Там за ужином мне прислуживали два лакея, а на галерее все время играли музыканты.
– А Гартред? Что же Гартред? – напомнила я.
– Подожди, я все расскажу. На свадьбу понаехало очень много гостей, больше двухсот, и мы с Мери спали вместе в большой комнате, такой в нашем доме нет ни одной. К нам приставили горничную, которая одевала нас и причесывала, и каждый день стелила чистое надушенное белье.
– И что дальше? – спросила я, снедаемая завистью.
– Мне показалось, что отцу в Стоу было немного не по себе, – прошептала сестра. – Я видела, как несколько раз он пытался вступить в беседу с кем-то из пожилых людей, но при этом вел себя так скованно, словно у него дыхание перехватило. К тому же, все там были богато одеты, и на их фоне он казался каким-то бесцветным. Сэр Бернард – очень красивый мужчина. В день свадьбы на нем был голубой бархатный камзол с разрезами и серебристой отделкой, а на отце – его зеленый, который ему немного маловат. Он выше отца – я имею в виду сэра Бернарда, – и когда они стояли рядом, это было довольно нелепое зрелище.
– Хватит про отца, я хочу услышать про Гартред.
Бриджит улыбнулась мне с видом превосходства, гордясь своей осведомленностью.
– Больше всех мне понравился Бевил, – продолжала она, – и остальным тоже. Он всем там заправлял и следил, чтобы никто ни в чем не нуждался. Леди Гренвиль мне показалась несколько высокомерной, но Бевил, что бы ни делал, был олицетворением учтивости и любезности. – Сестра помолчала. – Знаешь, у них у всех темно-рыжие волосы, – сказала она вдруг вне всякой связи. – Если мы видели человека с рыжими волосами, то это точно был кто-то из Гренвилей. Из них только Ричард мне не понравился, – добавила она нахмурясь.
– Почему? Он что, урод?
– Нет, – возразила она удивленно, – он даже красивее Бевила. Но ты бы видела, с каким презрением он смотрел на нас, а когда в суматохе наступил мне на платье, и не подумал извиниться. Мало того, еще имел наглость заявить: «Сама виновата, нечего волочить подол по пыльному полу». Говорят, он солдат.
– Но как же Гартред? – напомнила я. – Ты ничего о ней не рассказала.
Однако к моему разочарованию, Бриджит зевнула и поднялась со стула.
– Я слишком устала, чтобы продолжать, – сказала она. – Подожди до утра. Но знаешь, все мы – и Мери, и Сесилия, и я – согласились, что Гартред – это та женщина, на которую нам бы очень хотелось походить.
Так что в конце концов мне пришлось самой делать выводы. Мы собрались в холле, чтобы приветствовать их – до этого они уже побывали в Редфорде у моего дяди; заслышав топот копыт, собаки выбежали во двор.
Нас было довольно много, потому что Поллексефены тоже приехали. Сесилия держала на руках малышку Джоанну – первую крестницу (я так этим гордилась!), – мы болтали, счастливые и веселые, ведь все это была наша семья, которую мы любили и так хорошо знали. Кит спрыгнул с лошади – оживленный, радостный, – и тут я увидела Гартред. Она шепнула ему что-то на ухо, он рассмеялся, покраснел и протянул руки, чтобы помочь ей спешиться, и меня вдруг пронзила мысль: то, что она сейчас ему сказала – это часть их жизни, и не имеет к нам, его семье, никакого отношения. Кит перестал быть одним из нас, отныне он принадлежит ей.
Я держалась в стороне, мне не хотелось, чтобы меня ей представляли, но неожиданно она оказалась рядом, и, взяв меня за подбородок холодной рукой, произнесла:
– Так ты Онор?
Ее тон ясно дал понять, что она разочарована: возможно, я показалась ей слишком маленькой для своего возраста или недостаточно красивой. Затем, опередив мою мать, она прошествовала через холл в большую гостиную, с уверенной улыбкой на губах, а все остальные следовали за ней словно зачарованные. Перси, как и все мальчики неравнодушный к красоте, тут же подошел к ней, и Гартред сунула ему в рот леденец. Должно быть, она специально запаслась ими, подумала я, чтобы привадить нас, детей, как обычно люди приваживают незнакомых собак.
– А Онор дать конфету? – спросила она с насмешкой в голосе; будто почувствовала, что я терпеть не могу, когда со мной обращаются, как с ребенком.
Я не могла оторвать глаз от ее лица, оно мне что-то напоминало, и неожиданно я вспомнила, что. Я тогда была еще совсем крошкой и гостила в Редфорде у дяди. Он показывал мне свою оранжерею, и там я увидела растение – орхидею, которая росла в стороне от других цветов; она была цвета слоновой кости, с тонкой алой прожилкой, бегущей по лепесткам. Ее густой приторно-медовый аромат заполнял все помещение. Прекраснее цветка я не видела в жизни. Я протянула руку, чтобы коснуться нежной бархатистой поверхности, но дядя быстро оттащил меня, сказав:
– Не дотрагивайся до нее, детка, стебель ядовит.
Я в ужасе отшатнулась и тут же разглядела несметное число колючих липких волосков, торчащих во все стороны, словно крохотные шпаги.
Гартред была как орхидея. Когда она предложила мне леденец, я отвернулась и затрясла головой, а отец, ни разу в жизни не повысивший на меня голоса, вдруг резко сказал:
– Онор, как ты себя ведешь!
Гартред засмеялась и пожала плечами. Все неодобрительно посмотрели на меня, даже Робин нахмурился, а мать попросила подняться наверх, в мою комнату. Так Гартред впервые появилась в Ланресте…
Их брак длился три года, но описывать его – не моя задача. С тех пор так много всего произошло, жизнь так часто сталкивала меня с Гартред, что события тех далеких лет кажутся теперь пустыми и незначительными. Однако одно не вызывает сомнения – мы всегда были в состоянии войны. Она – молодая, гордая, уверенная в себе, и я – ребенок, угрюмо следящий за ней из-за ширм и дверей, мы обе ощущали эту взаимную неприязнь. Правда, Гартред и Кит намного больше времени проводили в Редфорде и Стоу, чем в Ланресте, но когда приезжали к нам, ее присутствие лишало дом присущего ему очарования. Я была тогда ребенком и не могла разобраться в своих чувствах, но дети, как и животные, обладают безошибочным чутьем.
Их брак был бездетным. Это оказалось первым ударом, и я знаю, что мои родители очень переживали: я часто слышала, как они говорят об этом. Моя сестра Сесилия регулярно приезжала к нам рожать, но о Гартред не было и речи. Она ездила верхом, охотилась с соколом вместе с остальными, никогда не оставалась в своей комнате и не жаловалась на усталость, как это часто делала Сесилия. Однажды моя мать собралась с духом и сказала:
– Когда я вышла замуж, я не ездила верхом и не охотилась, чтобы не было выкидыша.
Гартред, которая в это время приводила в порядок ногти, подрезая их крошечными перламутровыми ножницами, взглянула на нее и ответила:
– Мне нечего опасаться, мадам, и вините в этом своего сына.
Она произнесла это низким злым голосом. Какое-то время мать в замешательстве смотрела на нее, затем поднялась и в расстроенных чувствах вышла из комнаты. Впервые ее коснулась ядовитая злоба невестки. Я не поняла, о чем они говорят, но почувствовала, что Гартред сказала что-то резкое о моем брате, так как вскоре в комнату вошел Кит и, подойдя к жене, с упреком спросил:
- Предыдущая
- 4/88
- Следующая
