Обреченный на смерть (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 52

Калитка предупредительно открылась, и он увидел Игната — стрелец был взволнован сильно, в руках оружие, которое он спрятал за спиной. На дворе нездоровая суета — запрягали коней в сани.

— Государь, беда! Видишь вон тот домишко убогий, что наискосок от нас. Там целовальник бывший живет, бобылем. Сам прибежал полчаса тому назад, поведал многое. Тебе лучше самому с ним переговорить, чтобы не с чужих слов я бы сказ тебе вел.

— Хорошо, веди, — Алексей сбросил с плеч шубу и вошел в комнату. Там сидел старик, морщины расползлись по лицу, под бородой на веревке висел знак об уплате подати за право ношения сего «растительного» украшения — драли весьма неплохие деньги.

— Прости, царевич, провинился пред тобою, — целовальник упал на пол и обнял его за ноги. Повторил:

— Прости, царевич, на мне вина.

Алексей даже не удивился — рано или поздно его могли опознать, или донес кто-то из тех, с кем пришлось ему разговаривать, или какой-нибудь любопытный слуга подслушал, и побежал за своими тридцатью серебряными монетами. И ничего тут не поделаешь — слаб человек, и алчен, а потому не видит зачастую греха в своем доносе.

— Рассказывай, что случилось, только коротко и по существу. Ты меня в лицо знаешь?

— Нет, государь царевич. Я токмо сегодня о том услышал. Три дня тому назад пришли ко мне подьячий и ярыга из Преображенского Приказа. Велели обо всем молчать, за ограду не выходить. И наблюдали долго за этой усадьбой, кто в нее заходит и выходит.

— Ты знаешь, как их зовут?

— Прости, государь, не ведаю. Но сегодня пришел старый дьяк — вот его узнал сразу. Он моего брата стрельца замучил, женку его истязал безмерно — Артемий Емельянов, сын Иванов — я его на всю жизнь запомнил в Преображенском — он там в одном из застенков стрельцов пытал собственноручно, при старом князе-кесаре в любимцах ходил.

— Ты знаешь, где он живет?

— Откуда, государь? К такому и приближаться опасно!

— Здесь они наверняка еще раз будут. Нужно наблюдение устроить — в каком-нибудь доме соседнем, а потом проследить. Игнат, займись этим делом, а… Да, как тебя кличут?

— Никиткой, государь.

— А по отчеству?

— Батюшку Андреем именовали, царевич.

— Так вот Никита Андреевич — в своем доме останешься. А как дьяк с подьячим придут, то их опознаешь и моим людям дашь знать. Прошу тебя помочь в этом деле, а милостями своими вознагражу тебя за верную службу, в том надежен будь.

— Живота своего не пожалею, государь…

— Кто из них меня в лицо узнал?

— Старый дьяк воскликнул — «это царевич». Я в сенях был, но услышал. Сам глянул, а ты идешь один, человек впереди, и сзади тоже поспешает. Они после этого ушли, приказав молчать, а я сразу сюда кинулся.

«Что же — Штирлица разоблачили, явка провалена, с минуты на минуту гестапо припожалует. Пора всем уносить ноги немедленно и рассредоточится по условленным точкам. Благо праздник на носу, народа будет много и в толпе без проблем затеряться можно. Никто проследить еще не успеет, а наружное наблюдение пока не поставили.

Так, и загородное имение послать нужно, чтобы там тоже наготове были, и чуть что — свалили бы сразу.

Да, умеет работать контрразведка, если бы не дед, нас бы тут всех тепленькими повязали этой ночью. Нагрянула группа захвата, и утречком меня бы на дыбу подвесили, под кнут!»

От такой перспективы Алексея основательно передернуло. И он повернулся к Игнату:

— Усадьбу мы оставляем и уходим на базу номер три. Ты помнишь, где она и пароль?

— Да, государь.

Бывший стрелец коротко поклонился.

— Возьми старика и еще троих, да и сани потребуются. Если большой командой придут, то забираешь Никиту Андреевича и уходишь. Если малой группой — взять ярыжек в ножи, а дьяка с подьячим токмо живыми — и за город их отвезешь. Шарахни по голове и вовнутрь хлебного вина налей, чтоб шибало сивухой от них. И отговорка у тебя будет — царский праздник отмечали, вот и напились.

— Сделаем, государь. От воинской команды уходим сразу, а вот приказных людишек, если они придут, режем, а дьяка и его прихвостня в усадьбу отвезем для спроса.

— Все правильно. Нам всем сейчас уходить нужно, место сие уже опасное. Да и контакты в городе оборвать — а то ведь они по ниточкам пойти могут. Ладно, слепой сказал — посмотрим!

Алексей прошелся по комнате — домишко был небольшой, с одной печью, но расположенной очень удобно. Удрать из него можно было сразу в трех направлениях, причем перекрыть одно — спуск в поросший кустарником овраг, было бы крайне затруднительно.

«Плохо, что явка провалена, но совсем худо, что меня в лицо узнали. Проклятый дьяк, вот что значит опыт. За несколько дней выследили, установили базу и провели опознание. Спасло только то, что нашелся сочувствующий товарищ и предупредил вовремя.

А если бы не он?!

Как пить дать — тогда бы повязали. Но теперь шансы есть. Дошли сюда втроем, даже Игнат не знает где этот домик. Только я и мои охранники, один из которых родственник хозяину. Не должен выдать — правда угрюмый, глаза зыркают, и что характерно — бобыль. Супруга померла при родах с дитем, а никогда больше не женился.

Проверить невозможно — придется доверять. Никогда бы не подумал, что даже в таком большом городе как Москва — а он по местным меркам огромен — по слухам, до пятидесяти тысяч строений и триста тысяч жителей, так трудно спрятаться.

У Преображенского приказа, а ведь он выполняет функции КГБ, большая агентура, тут к бабке не ходи, «стучат» как дятлы. Это вполне нормально — в любом государстве всегда есть развернутая сеть агентуры и любой незнакомый человек, попавший в поле зрения осведомителя, всегда вызовет интерес. А если есть приметы, которые передали всем агентам, то опасность увеличивается на порядок. Так что в ближайшие дни начнется розыск и будет он вестись повсеместно, заглянут в каждый уголок, проверят каждый дом, прошерстят притоны и «малины» с «хазами».

Сколько у меня дней?!

Не знаю, возможно, до недели. Возьмут Абрама Лопухина — под пытками он все расскажет. Начнут проверять нити — вот тут могут «запалиться» многие мои конфиденты. Проверят Покровский монастырь в Суздале, допросят с пристрастием монашек — и картина заговора начнет проясняться перед следователями во всей красе.

Неужели все погибло?!»

Теперь Алексею стало по-настоящему страшно. Встал с лавки, покрытой половичком, медленно прошелся по комнатенке. Взглянул на стол — пара заряженных пистолетов и шпага давали надежду отбиться от врагов, но то была иллюзия. Он ведь не Рэмбо или Илья Муромец, чтобы народ покрошить и вырваться, обычный человек, которого повяжут, причем с малыми потерями, а то вообще без них — насчет своей боевой подготовки Алексей нисколько не заблуждался. Будь у него автомат с парой рожков, то можно было побарахтаться, но чего нет, того нет.

Сел на корточки у печи — она топилась по «белому». Пламя плясало за чугунной дверцей, оранжевые языки освещали дощатый пол. На столе горела одинокая свеча — дюжину вместе с плошкой он взял специально, портить себе глаза под лучиной он не собирался.

— Надо бы каким-то оружием нормальным обзавестись. А то на нынешние образцы надежды нет, совсем ненадежные самопалы, с которых и в слона промахнешься, не то что в человека. Хорошо, что царь унификацией озаботился, только калибр выбрал крупный, как у авиационной пушки — палец свободно входит в дуло.

Местные фузеи выглядели устрашающе. Калибра в 20 мм, определить точно трудно, тут о метрических мерах никакого понятия не имеют. Да и он поначалу путался, но легко научился. Все измеряется на глазок и с помощью немудреных лекал, а то и веревочек с узелками.

— Об унитарном патроне можно забыть сразу и никогда не вспоминать — технологии здесь не те. Капсюля сделать невозможно, да и не знаю я точного химического состава. Соответственно и все магазинное оружие является чистой воды фантастикой.