Не мой, не твоя (СИ) - Шолохова Елена - Страница 18

И чего уж, это меня малость царапнуло, правда, я сразу отогнал эти тупые мысли. Пофиг, от кого у нее там дочь. Не мое дело.

Но почему она тогда допоздна тут торчит? Не торопится к ребенку? Как там она еще сказала в пятницу? Никто ее не ждет? Как вообще так? Ничего не понимаю.

Дальше шли обычные фразы: ответственная, дисциплинированная, трудовые обязанности выполняет добросовестно, нареканий не имеет, в коллективе ее ценят, руководство уважает…

Я невольно хмыкнул. Да уж. А потом прочел последнюю строчку:

«Характеристика дана для предоставления в суд».

Это меня окончательно озадачило. Я аж в ступор впал. Зачем? На нее кто-то подал в суд? Насчет чего? Куда Марина снова вляпалась?

Как я ни пытался отмахнуться, сколько ни твердил себе: «Какое мне до нее дело? Она — никто. Лживая приспособленка. Её беды меня вообще не касаются», но внутри назойливо и противно свербело. И это было не любопытство, это, скорее, напоминало смутную, неотвязную тревогу, когда ещё толком ничего не знаешь, но уже появляется ощущение чего-то стремного. Оно засело как гвоздь и не давало ни о чем нормально думать.

Да почему так, злился я, какого черта меня это так зацепило? Но ничего не мог поделать.

Когда отцовский зам позвонил обсудить цифры в инвестпроекте, я тупил как никогда. И в итоге плюнул: ну что, раз не могу не думать про этот ее суд, надо всё выяснить. Наверняка ведь для суда ей и требовалась «поддержка нового директора». А тот автор смски — адвокат её, может?

Характеристику я подписал. Сначала хотел вызвать Марину через секретаршу, но эта дура куда-то уплелась. Решил, сам наведаюсь в кадры.

Когда вошел в кабинет, вторая кадровичка — то ли Люба, то ли Люда — сразу дернулась, аж на месте подскочила. Испуганно захлопала глазами, пропищала «здравствуйте», но, поняв, что я не по ее душу, уткнулась в монитор.

Зато Марина и не пошевельнулась, только стрельнула в меня тяжелым взглядом исподлобья и тоже принялась что-то там печатать.

Ну охренеть! Она ещё и строит из себя оскорбленное достоинство. Было бы оно, это достоинство. И вообще — ей ли обиды тут изображать? Как будто это не она мной надумала манипулировать, а наоборот. От этой фразы «он будет нам в любом случае полезен» меня опять едва не передернуло.

"Ладно, не заводись", — выдохнул я.

Подошел к столу Марины и положил характеристику прямо ей под нос. Она опустила глаза, процедила «спасибо», хотела убрать её, но я придержал, прижав листок рукой к столешнице.

— Для чего это тебе? — спросил, кивнув на бумагу.

— Здесь указано, — не глядя на меня, ответила она.

— Я и сам вижу, что здесь указано. Я спрашиваю, что за суд? По поводу?

Марина бросила быстрый взгляд в сторону второй кадровички, о которой я вообще забыл. Та, хоть и делала занятой вид, но наверняка грела уши.

— Выйди, — велел я, обернувшись к ней.

Как только она вышла, я снова спросил:

— Ну? Что у тебя за суд?

— Неважно, — буркнула Марина.

— Это мне решать, важно или неважно.

Наконец она подняла на меня глаза, холодные и при этом такие пронзительные, что в груди заломило. И таким же ледяным тоном ответила:

— Это личное, Тимур Сергеевич. К работе это не имеет никакого отношения.

Я начал закипать. То она «делает все возможное» ради некой поддержки, то строит из себя не пойми что. Где логика вообще?

Подавив раздражение, я как можно спокойнее сказал:

— Я не из праздного любопытства интересуюсь. Я хочу знать, могу ли чем-то помочь.

— Вы уже помогли — подписали характеристику. Спасибо, — сухо и чопорно произнесла она.

С минуту я разглядывал её профиль, пробор на макушке, слишком прямую спину, выдававшую напряжение. Ну что за тупое упрямство? Это же ей надо, не мне. Она ведь не дура, чтобы действовать по принципу «пусть ему назло мне будет еще хуже».

И тем не менее…

Поджав губы, она так яростно лупила по клавишам, что без слов все с ней было ясно. Ну ладно, ее выбор. Если ей положить на себя, то почему меня это должно тревожить?

И всё-таки перед тем, как уйти, я еще раз попытался:

— Я не в курсе, что у тебя случилось. Но насколько я себе представляю, суд — это почти всегда проблемы. Вынуждать тебя рассказывать не стану. Просто имей в виду, что если я чем-то могу помочь, то помогу. Можешь, конечно, и дальше изображать из себя попранную гордость, только подумай хорошо, стоит оно того в конечном итоге или нет.

Она продолжала молчать с каменным лицом.

Ну и дура, разозлился я и вышел, обнаружив в коридоре, сразу за дверью, вторую кадровичку, которая тут же отпрянула и вжалась в стену.

Вернувшись к себе, я честно пытался продолжить работу, но на ум все равно настырно лезли всякие мысли: что там у нее? Что за суд? Насколько всё серьезно?

Потом психанул: да почему с ней вечно вот так? Не хочешь ничего о ней даже знать, думать себе запрещаешь, а оно все равно тебя дергает изнутри, скребет, грызет. Бесит!

В конце концов вызвал к себе начальника отдела кадров. Кто, как не он, должен про неё знать?

В кабинет он вошел бочком и сесть без приглашения постеснялся. Да уж, это не Марина, которая сегодня ворвалась, забив на мое "я занят".

— Хочу кое-что спросить у вас… — я вопросительно посмотрел на него.

— Михаил Андреевич, — подсказал он.

— Да, Михаил Андреевич. Расскажите мне всё, что знаете, про вашу подчиненную. Филатову.

Он удивленно вскинул брови, как будто я спросил у него какую-то чушь, проморгался, потом зачастил:

— Так я… особо ничего о ней не знаю. Я даже думал, что, наоборот, вы о ней сами все знаете. Вы же знакомы, да?

Ещё один дурак, с досадой поморщился я.

— Ладно, понял, не мое дело, — спохватился он. — Но я все равно мало чем могу помочь. Вы лучше у Казаринова спросите. У Виктора Ивановича.

— А при чем тут он? — невольно нахмурился я.

— Так это он её привел к нам два месяца назад. Упросил, чтобы ее взяли. Какие уж там у них отношения, мы можем только догадываться. Виктор Иванович вроде как женат, хотя с другой стороны…

— Ближе к делу, — мрачно пресек его я.

— Извините, — сразу переключился он. — В общем, я не знаю, что у нее там за история на прежнем месте работы приключилась. Знаю только, что ее уволили по статье за аморалку.

— Что?! — вырвалось у меня.

— Ну да. За аморалку. И она нигде не могла найти работу. Казаринов был дружен с нашим директором… извините, с бывшим директором. Ну и замолвил за нее словечко. Её приняли, а мне велели не распространяться. И я молчал, только вот вам…

— Ясно. Кто такой — этот Казаринов? — его фамилию я уже встречал, но не мог вспомнить, в какой связи.

— Это начальник отдела логистики.

— Ладно, свободны.

И того как ветром сдуло.

Кадровик мне не понравился. Он мне в конец настроение испортил. А главное, ничего я с ним не прояснил, а только ещё больше запутался. Марину выгнали с работы по статье? Это что же такое надо было вытворить, чтобы в наше время уволили за аморалку? И не с этим ли связан ее суд?

Короче, сплошные вопросы… Впрочем, при желании разузнать ведь несложно. Только зачем мне это надо, все еще пытался я себя урезонить. Меня это вообще никак не должно трогать. И тем не менее достал сотовый и принялся листать список контактов…

Марина

Не знаю, как я пережила эти выходные и не тронулась умом. Казалось, я погрузилась на самое дно пропасти, где нет просвета, где сплошные мрак, пустота и холод. Собственное тело вызывало неприязнь, следы его поцелуев на шее горели, как отпечатки позора. Но ещё отвратительнее было на душе.

Я отчаянно искала, за что можно зацепиться. Просто чтобы не сломаться окончательно, потому что чувствовала — я уже на грани, на последнем издыхании. Только мысли о моей девочке ещё держали меня, но с каждым днём чувство безысходности становилось всё острее.

Увидеть бы хоть одним глазком Оленьку…