Ди-джей 2 (СИ) - Васильев Иван Сергеевич - Страница 3

— Дунс-данс-дан-данс-дунс-дан-дан… барабанщица в перемигивании огней стала походить на многорукого Шиву. Она играла все быстрее и быстрее.

Музыкальная установка превратилась в пылающий всполохами костер.

По сцене заметались зеленые, красные, желтые, сиреневые зайчики.

Мигающее слово из четырех букв «С С С Р» полностью заполонило собой весь задник сцены.

Под потолком проснулись прожекторы. Мощные лучи по очереди стали хищно выхватывать из темноты и оставлялась на сцене девушек с гитарами.

С каждым ударом барабана возникающая из глубин мрака очередная исполнительница как будто просыпалась ото сна и начинала с небольшой задержкой повторять движения предыдущей участницы.

— Дан-дан-дан-тунс-дан-тунс! — палочки ускорились, и гитаристки подобно облакам света расплылись по сцене, оставив в середине исполнителя композиции.

Певец, в пышном парике, в крупных очках закрывающих половину лица, весь утянутый в черную кожу, откуда-то из темноты выхватил микрофонную стойку, поставил её на пол и, наклонившись чуть вперед, начал исполнять песню…

   Мы в космос прорвемся. Прощальный парад.

   Надеюсь, вернемся на землю назад.

   Наш выбор смотреть свысока.

   Пора в полёт….

— Да! Да! Да! — Григорушкин, проникшись атмосферой царящей в зале, вместе со всеми, в едином порыве, начал подбадривать выступающих. Более того, он наконец-то разглядел в первых рядах исполнителей свою суженную-ряженную. И безудержная радость ещё больше заполнила его. Вениамин Эдуардович в порыве чувств захлопал в ладоши, а спустя некоторое время затопал ногами.

Колонки в зале надрывались и дрожали, точно хотели оторваться от сцены и улететь.

Голос певца звучал так сильно, что казалось, ему невыносимо тесно в четырех стенах, что он рвется наружу — куда-то — туда — далеко за Москву-реку, за город, в поля, в степи — на просторы…

— О-о-о… Финальный отсчет… — подпевал Григорушкин вместе со всем залом уже к концу второго куплета.

— Финальный отсчет… — один из присутствующих, сидевших рядом (Долговязый парень с длинными засаленными волосами) вскочил со своего места, снял джинсовую куртку и начал активно вертеть ею в воздухе, подобно вентилятору, поддерживая выступающих.

— Финальный отсчё-ё-ё-т… — зал дышал, жил, двигался, переживал единым организмом. Многие зрители поднимали руки над головой и громко хлопали.

………

— О-о-о, наш финальный отсчёт… — слова песни вместе с музыкой постепенно начали затихать, как бы удаляясь вдаль. Барабаны звучали всё тише и тише.

— Ещё… Ещё… Ещё-ё! — мощный прилив эмоций и энергии переполнял зал. Температура поднялась минимум на пять градусов. Давление безудержно росло.

Зрители понимали, что концерт завершается и скорее всего, звучит последняя песня. Люди начали подниматься со своих мест, недовольно гудеть, возмущаться, требуя при этом продолжения праздника.

— Ещё… Ещё… — Григорушкин повторял вместе со всеми и громко хлопал. — «Чего так мало? Всего одна нормальная песня? А я даже не успел толком рассмотреть свою плясунью?».

В углу сцены появилась ведущая, плавным движением рук стала успокаивать зрителей.

… К всеобщей радости присутствующих сумрак вновь окутал зал.

— Дан-данс-данс-дан, — словно забивая сваи, громко загрохотали барабаны во мгле.

— У-у-у-о-а! — довольно зашумели зрители. — Да-а!!! Давай!

Новая, неизвестная композиция начала медленно усиливаться в колонках.

Зарождающуюся мелодию поддержал громкий хлопок. На сцене дружно вспыхнули два ярких огонька. Заметались в пространстве.

— Дан-тунс! Да-дан-тунс! Данс-дан! — на фоне проигрыша барабанов огни раздвоились. Потом их стало восемь. Затем двенадцать.

Огоньки под музыку начали двигаться, кружиться, танцевать, выплясывать различные кульбиты, змейки, зигзаги… (Примерно так https://www.youtube.com/watch?v=yCfQBGu9IC4).

Наконец-то прозвучал долгожданный звук далекой трубы, свидетельствующий о начале любимой мелодии.

Всё пространство медленно заполнилось красным светом, перекрасилось в синий, а затем покрылось густо фиолетовым налётом, создавая впечатление иноземности.

На сцене, под зарождающуюся композицию, лихо крутя микрофонную стойку над головой, появился вокалист.

— Хей Хей Хей, — он держал её двумя руками на уровни груди, чуть подпрыгивал и задорно подбадривал зрителей. (Поведение на сцене певца кардинально изменилось — словно это был совсем другой человек).

За его спиной, из-за кулис появились гитаристки. Выстроились неведомой фигурой.

Поведение исполнительниц также поменялось: Они стали более активно смещаться под музыку. Скользить по полу. Плавно двигать бёдрами. Качаться из стороны в сторону.

— У-о-е… — на распев, под бой барабанов, произнёс солист весь утянутый в кожу. Он резко оторвал микрофонную стойку «от земли». Вертанул над головой. Начал кружить её под музыку, выпрашивая ещё более громкие аплодисменты.

В ответ на необычные действия певца фонари юпитеров соединённые со стробоскопами сверкнули, а затем сошли с ума: Они замигали в бешенном темпе, задрожали, запульсировали от нетерпения и ярости так, как будто это была их последняя композиция — старички явно прощались с прожитой жизнью.

В глазах присутствующих замельтешило. Движения артистов размылись: Неведомые силы замедлили их во времени, затем поделили на части, а напоследок ещё и сдвинули в пространстве.

— Ого-о!!! — ответил зал в едином порыве на невиданные чудеса игры света и тьмы.

Певец усилил всеобщее безумие зрителей — резко схватил стойку «за горло» и волоком поволок её в сторону, а затем, откинув длинные волосы со лба, запел… «русскую песню» по-английски. Причем так хорошо, что создалось впечатление, что он пел её всю сознательную жизнь…

Уиэ ливин тэ гезэ,

Бат стил итс феэ уэл

Энд мейби уил кам бэк,

Ту ёс, ху кэн тел?..

Горячий, порывистый ветер весело хулиганил в кабинете директора Дома Культуры: Швырял в открытые окна хлопья тополиного пуха. Хлопал шторой, как флагом. Задирал портьерную ткань до потолка, обнажая голые коленки батарей. При этом дебошир постоянно о чём-то напевал, насвистывал, пришептывал, куда-то подглядывал.

По стенам скользили, прыгали тени и серо-фиолетовые пятна от качающихся ветвей деревьев. Шум большого города вместе с пушинками, проникал внутрь, растекался в разные стороны, завораживал, успокаивал одни чувства, пробуждал другие.

Хозяин кабинета задумчиво смотрел в окно, ожидая работников приглашенных на совещание…

   «Да-а, дела…

   Тополиный пух. Июль. Жара.

   И ночи такие душные».

— Ребята, Юлия Борисовна, заходите, не стесняйтесь, устраивайтесь поудобнее, — три человека вошли и уселись за вытянутый буквой «Т» стол.

— Наташенька, — Щебетов обратился к секретарю через открытую дверь в приемную. Он едва не лёг объемным животом на зеркальную поверхность столешницы. — Будь любезна! Принеси, нам, пожалуйста, прохладной миниралочки.

— Уважаемые активисты и руководитель коллектива «Березки»! — «Незаменимый директор» хитро взглянул из-под косматых бровей на вошедших гостей и спросил радушно… — Хотелось поговорить с вами о жизни, о работе. Узнать, может быть, у кого-нибудь есть производственные проблемы, просьбы, пожелания? Высказывайтесь, не стесняйтесь.