Три Нити (СИ) - "natlalihuitl" - Страница 45

С Шаи мы быстро подружились. Он даже взялся обучать меня языку богов — меду нечер, счету и прочим наукам и оказался вполне сносным учителем, хотя и не упускал случая громко посетовать на мое скудоумие. Что поделать! Некоторые вещи уяснить было несложно — например, что наш мир раскален изнутри и большие куски земли — махадвипы[6] — плавают по огненному вареву, как пенка по поверхности молока; или что всякое вещество вокруг состоит из мельчайшей, невидимой глазу пыли; или что болезни вызываются крохотными зловредными существами, которые переносятся по ветру или по току крови. Но другие — вроде того, что молнии рождаются в тучах без всякого вмешательства божественных ваджр, звезды не предсказывают судьбу, а мытье в горячей воде полезно для здоровья, — вызывали у меня только недоверчивое сопение.

Обычно Шаи проводил со мной часы от Змеи до Барана, а затем препоручал заботам отца. Старый лекарь тоже не давал моей голове покоя, — но если его сын предпочитал царство огня, камней, паров и металлов, то Сиа обучал меня тайнам зверей и птиц, насекомых и растений. Даже когда он рассказывал о вещах, не имеющих дыхания, то говорил, что они «питаются», «растут» или «убегают», будто речь шла о живых тварях.

Однажды он снял с полки тяжелый сосуд, на три четверти заполненный буроватой водой, и протянул мне. Я обхватил скользкую поверхность обеими лапами и приникнул носом к стеклу. За ним, на самом дне, белела горстка песка или крупной соли, из которой подымалась странная поросль, похожая одновременно на пучки волос, грибы, кораллы и деревца с плодами… или на собранные в чашу красные подношения — кишки, языки и отрубленные конечности. Отростки медленно шевелились в течениях, вызванных встряской их дома.

И весь этот маленький лес казался таким слабым, болезненным и странным, что мне стало жалко его почти до слез.

— Как думаешь, что это? — спросил Сиа, округляя рот и растягивая слова. Если Шаи говорил так, как услышишь на всякой улице Бьяру, то речь его отца казалась такой же старой, как он сам — видно, он уже давно не покидал дворца.

— Растения?

— Нет, — покачал головой лекарь, — не растения; только притворяются ими. Это всего лишь осадок, мусор. Но смотри-ка!

Он осторожно забрал у меня бутыль и повернул ее так, чтобы свет падал только на одну сторону, — и вскоре к ней жадно потянулась вся склизкая муть.

— Все хотят немного света, — улыбнулся Сиа и снова водрузил таинственный сосуд на полку.

В сокровищницах лха я увидел и много других чудесных вещей: цветы из южной страны, питающиеся мухами и пахнущие тухлым мясом; скелеты рыб размером с яков с костяными наростами на лбах; слитки металлов, мягких, как масло, и загорающихся в воде; головы демонов с вывалившимися языками и выпученными глазами, плавающие в жиже рядом с собственными потрохами; круглые пяльцы, на которые была натянута пестрая кожа, живущая сама по себе, без хозяина, — Сиа иногда собирал с нее пот и слизь, нужные для приготовления согревающих притираний. Он и мне давал несложную работу: принести какую-нибудь склянку, нанизать ягод или кореньев для сушки, отмыть стебли банбой, надавить макового сока… Так, по странной прихоти судьбы, я все-таки стал учеником лекаря. Понимая, что любой врачеватель Олмо Лунгринг отгрыз бы все четыре лапы, чтобы оказаться на моем месте, я честно пытался внимать старику и запоминать как можно больше — но иногда он нес полную околесицу!

Как-то раз я помогал ему готовить — эта обязанность тоже лежала на Сиа, — и пока бог нарезал клубни дикого лука, время от времени утирая рукавом слезящиеся глаза, я помешивал кашу и болтал о всякой всячине. Между делом обмолвился я и о том, что у черного гуся нет желудка и кишок. В Бьяру это было известно любому щенку, но Сиа вдруг выпучил глаза и страшным голосом закричал:

— Как нет желудка?! Чем он ест-то тогда? А гадит чем?..

— Сиа, гусь ест клювом, а гадит дыркой в гузке, — назидательно проговорил я, принюхиваясь к каше — не пригорела ли.

— Так, — выдохнул лекарь, бросил на стол неощипанную курицу, безжалостно вспорол ее ножом и раскрыл ребра, точно книгу развернул. — Смотри — вот желудок, вот кишки!

— Это курица, а не гусь. Она не считается.

— Что еще ты мне расскажешь? Что у лягушек есть ядовитая пуповина? Что черепаха дышит ушами? Что у рыб мозг к концу месяца истощается, а потом нарастает снова? Или что павлины едят скорпионов, чтобы хвосты становились красивее?

— Дак ты же и сам все знаешь! — пожал плечами я, заставив Сиа звучно шлепнуть ладонью по плоскому лицу.

Следовало признать, особого уважения к земным премудростям лха не испытывал. У него в покоях хранилось множество роскошных медицинских свитков, с валиками из нефрита и шнурами из витого шелка, однако ж Сиа к ним и пальцем не притронулся, предпочитая невзрачные книги, написанные на языке богов. А ведь в них даже картинок почти не было! Как-то раз я решил исправить это упущение, — а заодно и похвастаться тем, как хорошо и бегло научился читать, — и развернул выбранный наугад трактат.

Тот оказался посвящен составу и изготовлению лекарств; пока я перечислял полезные свойства драгоценностей — ваджры, бирюзы, рубинов и граната, — бог только тихонько хрюкал себе под нос. Но когда я прочел: «Отвар изкирпича, из которого строят монастыри и дворцы, сделанного из хорошей земли и обожженного до голубого цвета, лечит сухость глотки. Особенно хорош кирпич очень старых построек, находящихся на окраинах городов, и со следами разрушения дождем[7]», — Сиа повел себя весьма странно. Он сдавленно застонал и сполз со стула; обильные слезы заструились по морщинистым щекам. Я не знал, чем так огорчил старика, — а тут еще дверь открылась, и в покои зашел сам Железный господин! Я икнул и сжался в углу, уткнувшись мордой в злополучный свиток.

— Сиа, с тобой все в порядке? — с неподдельной тревогой спросил Эрлик, склоняясь над лекарем. Тот схватил его за широкий рукав и притянул к себе.

— Они… они… — задыхаясь от хохота, прохрипел Сиа. — Они пьют кирпич! От горла! Кирпиииич!

— Эммм…

— Уно! Ты должен остановить это безумие. Они тебя послушаются.

— Да, конечно, — криво усмехнулся Железный господин. — Как ты себе это представляешь? «Идя путями мертвых, о, Ананда, не теряй из виду цель, не бойся и не оглядывайся назад. А, и еще, не пей кирпич!».

— Ты ж умный, придумаешь что-нибудь. Пить кровь врагов мы их отучили же!

— Тебе кирпича жалко, что ли? — вздохнул бог, потирая лоб, как будто от криков у него разболелась голова.

— А вдруг это вредно?

— Тогда выживут только те, кто умеет переваривать глину, — что тоже неплохо. Но я вижу, ты занят. Я зайду позже — мне нужно лекарство, о котором говорила Селкет.

Сказав так, он освободил платье от цепких пальцев лекаря и удалился.

— Оставь этот свиток на столе, я, пожалуй, почитаю его на досуге, — велел мне Сиа. — Может, что-то в этом и есть… Эй, да что с тобой?

— Боюсь, — промычал я, комкая в лапах исписанный чернилами шелк, — что Железный господин передумает и все же убьет меня. И вообще, я боюсь его, Сиа, хоть он и был добр ко мне. Во время Цама я видел его настоящий облик, и это было очень жутко!

— Ох, Нуму, Нуму… Забудь ты об этом! Все, что происходит внизу, — это морок, обман, — лекарь схватил меня за плечи и сжал так крепко, будто хотел лапами остановить бившую меня дрожь. — Ты ведь уже знаешь: мы не боги, а такие же существа из плоти и крови; мы едим, спим, дышим… чихаем. Стареем. И можем умереть.

— Да, знаю. Шаи рассказал мне, что вы — пришельцы из другого мира. Но вы умеете творить чудеса, а это и есть главное свойство богов!

— Я вот не умею.

— Ну, ты, может, и не бог, — пожал я плечами, заставив Сиа досадливо поморщиться. — А Железный господин умеет. Я сам видел, как он стоял посреди пламени, как убил женщину-линга, даже не шелохнувшись… А то, как он чуть не превратил меня в какого-то ученика кузнеца, — это разве обман? И я еще молчу про всякие великие деяния, вроде битвы с Джараткарой… Разве это под силу простому смертному?