Молодая Ольга (СИ) - "christmas_child" - Страница 8

— И да, и нет… — старуха помолчала. — Царицею без короны ты будешь… Пока не появится другая… хитрее и гораздо знатнее, чтобы свергнуть тебя и отобрать всё, что тебе дорого.

— У меня с царём будут дети? — процедила сквозь зубы недовольная Марья.

— Шестеро у него, и ни одного у тебя… — гадалка потянула дым свечи носом. — Ты умрёшь раньше, чем Господь позволит понести.

Недовольно фыркнув, Марья вернулась за стол. Села напротив царевны, нахохлилась, аки курица. Ольга пожала плечами, и перевела взгляд на боязливо приблизившуюся к старухе Ирину. Девушка тихо вскрикнула, когда нож коснулся её пальчика.

— Скажи… я выйду замуж? — дрожащим то ли от волнения, то ли от страха голосом, спросила Ирина. Гадалка наклонила голову.

— Да. Дважды будешь замужней, — старуха устремила блестящие глаза на Ирину. — Первым за благочестивца пойдёшь, вторым - невестою Христовой станешь.

— Я буду мученицей? — испуганно пискнула Годунова. Но старуха только рассмеялась.

— О нет… достойнейшей ты будешь, и смерть в покое и почёте тебя настигнет.

— А дети? Они будут? — спросила Ирина.

— Когда солнце сядет на юге, а море придёт под Кремлёвские стены. Тогда чрево зачнёт, но прежде - не жди!

Ирина отскочила от гадалки, как ошпаренная, и тут же метнулась к Ульяне. Романова покачала головой, нахмурилась, заключив Годунову в крепкие объятия.

— Тревожно мне, Оленька… может, хватит с нас этих гаданий?

— Ой ли? — фыркнула Настасья, подсев к старухе. — И мне угодно будущее увидеть, — Вяземская поморщилась от боли, когда капля её крови упала в пламя свечи. — Ну-ка, скажи, стану я женой Фёдора?

— Ничьей ты не станешь, ни Фёдора, ни кого-либо другого, — хрипло рассмеялась старуха. Настасья нахмурилась, и скривилась.

— Я что, блудницею буду? Али монахиней?

— Твою девственность получат свечи, а грехи твои омоются слезами отца твоего, — гадалка наклонила лицо ближе к Настасье.

— Что это значит? — Вяземская замерла в ожидании ответа.

— Ты умрёшь вскоре, малышка.

Девушка тут же вскочила и, недолго думая, плеснула старухе в лицо водой из кубка. Ольга подскочила, схватив за руку бившуюся в истерике Настасью.

— Настя! Что ты творишь? — воскликнула царевна, отобрав кубок. Вяземская вырвалась из хватки подруги, и указала на притихшую гадалку.

— Она безумна! А её пророчества - то враньё! — Настасья прислонилась спиной к стенке.

— Не следовало нам её приводить… ой, не следовало! — скукожилась ещё больше Ирина. Нахмурившись, Ольга снова подошла к старухе: глаза той светились адским пламенем, и бурлил гнев. Превозмогая страх, царевна вскинула подбородок.

— Скажи ещё раз, старица: кто я такая?

— Ты… ах, ты! — кряхтя, старуха поднялась на кривые ноги, и указала высушенным пальцем в грудь Ольги. — Не понравится тебе мой ответ, Ольга Иоанновна! Подружкам твоим жадным он не понравится!

— Раз так… — царевна обернулась и взглянула на каждую из девушек. — Все вы подождите за дверью, — боярышни переглянулись. — Ну же!

Фыркая и тяжело вздыхая, девушки по очереди вышли в коридор. Последней была Марья, и она бросила злобный взгляд то ли на Ольгу, то ли на гадалку. Но едва дверь закрылась, царевна снова взглянула на старуху. Та оскалилась, показав старые гнилые зубы.

— Говори же, — шепнула царевна. — Кто я?

Гадалка лишь покачала головой. Она слегка наклонила голову, и принялась рассматривать царевну с головы до пят, ухмыляясь и бормоча себе что-то под нос. Ольга нахмурилась, когда старуха хрипло рассмеялась.

— Не поверила ты мне этим вечером. Не поверишь и сейчас.

— Но я хочу знать… — начала было Ольга, но гадалка мигом шикнула на неё, принудив к молчанию.

— Цыц! — костлявые пальцы схватили царевну за челюсть и притянули к лицу старицы. — Не положено тебе сегодня знать ответ на этот вопрос.

— И когда же положено? — процедила девушка, вырвавшись за цепкой хватки гадалки.

— Скоро… очень скоро.

И, не сказав больше ни слова, старуха вышла из светлицы, оставив Ольгу в замешательстве.

***

На следующий день, сразу после полудня, несколько карет остановились на берегу речки Серой. День был погожий, тёплый - солнце озаряло окрестности Александровской слободы ясными лучами, что ласкали луга и побережье реки. Тихий ветер шевелил травы, листья на деревьях и камыши в заводях; жабы преспокойно квакали в зарослях, прячась там от аистов. Словом, не днина, а сказка.

Выпрыгнув из кареты, Ольга радостно сбросила платок, и улыбнулась яркому свету. После этой ночи особенно хотелось оказаться на свежем воздухе, среди ароматных трав и цветов, где уж точно не будет холодно и не будет всяких старух, что пророчат лишь смерть да лишения, и сеют ужас в сердца юных девушек.

— Ах, матушка! Знали бы вы, как радостно мне из терема выбираться!

— Верю, Олюшка, — мать погладила волосы дочери, и поцеловала ту в подставленную щеку. Затем царица обернулась к сопровождавшим их боярыням и их дочерям. — Чудный сегодня день, Матрёна!

— Воистину, государыня-матушка, — Матрёна Скуратова слегка поклонилась царице, подозвав к себе дочерей - Анну, Марью и Екатерину. Шедшая рядом Феодосия Вяземская переглянулась с дочерью Настасьей, и подошла ближе к царице.

— Жаль только, что Евдокия Александровна с нами не поехала.

Мария Темрюковна только коротко кивнула и поджала губы, наблюдая за приближающимся к ней Ульяной Романовой, Евдокией Сабуровой и Марфой Собакиной. Вместе с ними шла неловко улыбающаяся Ирина Годунова, которая, видимо, не совсем понимала, что делает в обществе царицы, боярских жён и дочерей. Завидев Годунову, царица легко улыбнулась и подозвала девочку к себе. Ирина низко поклонилась Марии, быстро глянув на Ольгу.

— Оля, присмотри за своей маленькой подружкой, — кивнула дочери царица, а затем направилась к разбитым у реки шатрам. Остальные двинулись за Марией.

Ольга любила те редкие погожие дни, когда батюшка, находясь в добром расположении духа, отпускал жену и дочь из слободы, дабы те развеялись. Это могли быть и конные прогулки, и посиделки в рощах или на берегу реки. И тогда Ольге разрешалось делать то, что батюшка не позволил бы: например, мать разрешала купаться в реке ещё весной и после Ильиного дня, когда простой люд остерегался купаний. Мария Темрюковна же была другого мнения на этот счёт. “Истина в вине, здоровье - в воде”, — часто повторяла латинскую пословицу царица.

Пока царица с Матрёной и Феодосией устраивались в креслах, все девушки, недолго думая, выскочили из сарафанов и, поймав короткий одобрительный кивок государыни, спустились к воде в одних только сорочках. Первой в воде оказались Ольга и Марья.

— Ха-ха! — Марья опустилась в воду по шею. — Славно-то как!

— Девчата, заходите! — позвала остальных царевна, смеясь и кружась на месте. — Не вода - молоко!

Несколько мгновений спустя пляж у речной заводи наполнился громким девичьим смехом, брызгами воды и весёлым визжанием. Чего только девушки не делали! И в салки играли в воде и на песке, и песни пели. Это было самое настоящее счастье, которое Ольга приобретала только вдали от постоянного надзора и приказов. Это было то, что она любила больше всего на белом свете.

Когда девушки уже вдоволь накупались, а их рубашки высохли, они вернулись шатрам. Царица с Матрёной и Феодосией всё так же была там, лениво разговаривая с боярынями о чём-то своём. Завидев идущих от речки девушек, царица слегка махнула рукой в сторону луга и рощи, мол, идите. Расценив это как знак, что пора начинать заниматься венками, девушки спокойно разбрелись по округе - не слишком далеко, но и так, чтобы их не слышали. Все разбились на небольшие группки: Екатерина и Анна ушли вдвоём, Ирина пошла с Марфой, а Евдокия - с Ульяной. Ольга же последовала к лесной опушке вместе с Марьей и Настасьей.

Первое время шли молча, разморенные на солнце, и собирали цветы для венков. Вскоре их букеты наполнились барвинками, листьями папоротников, колосьями, ромашками и душистыми травами, росшими на опушке. Когда дело дошло до небольшого открытия - ежевики, - Настасья не выдержала.