Ковентри - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 5

• Предыдущая
• 5/14
• Следующая

— Вначале покажи.

— На это потребуется много времени. Я напишу ответ и отдам тебе.

Когда надзиратель вернулся, товарищ Мак-Киннона по камере искусно перебинтовал его раны, потом сказал.

— Меня называют Сгиня Мэги. А как твое имя, приятель?

— Дэвид Мак-Киннон. Извините, я не совсем расслышал ваше имя.

— Сгиня. Это, — объяснил он с ухмылкой, — не то имя, которое дала мне мать. Это скорее профессиональная дань моей скромной и ненавязчивой натуре.

Мак-Киннон очень удивился.

— Профессиональная дань? А какова ваша профессия?

Мэги скривился как от боли.

— Ну, Дэйв, — сказал он, — я ведь тебя не спрашиваю. Однако, — продолжал он, — вероятно, та же, — что и у тебя, самосохранение.

Мэги оказался внимательным слушателем, и Мак-Киннон ухватился за возможность рассказать хоть кому-нибудь о своих бедах. Мэги кивал головой.

— Меня все это не удивляет, — заметил он. — Здесь иначе и не бывает.

— Но что станет с моими вещами?

— Их продадут с аукциона, чтобы оплатить судебные издержки и таможенный сбор.

— Интересно, а сколько же останется мне? Мэги внимательно посмотрел на него.

— Останется? Ничего не останется. Тебе, вероятно, придется еще доплатить за комиссионные услуги.

— А что это такое?

— Это такой метод согласно которому осужденный платит за исполнение приговора, — несколько туманно объяснил Мэги. В твоем случае это означает, что, когда ты отсидишь свои десять дней, ты все еще будешь должен суду. И тогда ты отправишься на каторгу, друг мой, и отработаешь по доллару в день.

— Сгиня… ты шутишь.

— Поживем — увидим. Тебе предстоит еще многое узнать, Дэйв.

Ковентри оказался гораздо более сложной страной, чем мог себе представить Мак- Киннон. Мэги объяснил ему, что фактически Ковентри поделен на три суверенных, независимых государства. Тюрьма, в которой они находились, была расположена на территории так называемой Новой Америки. Здесь имелись некоторые формы демократического правительства, но прием, который был оказан Мак-Киннону, являлся ярким образцом того, как эта демократия претворялась в жизнь.

— Здесь еще рай по сравнению со Свободным Государством, продолжил Мэги. — Я был там.

Свободное Государство было абсолютной диктатурой, глава правящей клики назывался Освободителем. Ключевыми словами там были «долг» и «покорность», а деспотическая дисциплина навязывалась с такой жестокостью, что места для свободы мнений не оставалось. Правительственная теория отдаленно напоминала старые функционалистские доктрины. Государство мыслилось как единый организм с единой головой, едиными мозгами и единой целью. Все, что не являлось обязательным, Запрещалось.

— Клянусь честью, — воскликнул Мэги, — там даже в собственной постели можно обнаружить агента из проклятой тайной полиции. Однако, — продолжал он, — там жить все-таки легче, чем с Ангелами.

— Ангелы?

— Вот именно. Здесь и эти чудики есть. После Революции две-три тысячи из них предпочли отправиться в Ковентри — ну, ты об этом знаешь. Они основали колонию на холмах к северу, у них там есть даже живой Пророк и прочие прелести — полный комплект! Они не такие уж плохие ребята, но могут уморить своими молитвами до смерти.

Все три государства, в общем, имели одну интересную черту — каждое из них считало себя единственным законным правительством всех Соединенных Штатов, и каждое с нетерпением ожидало того дня, когда сможет присоединить «неосвобожденную» часть страны, то есть выйти за пределы Ковентри. Ангелы считали, что это произойдет, когда Первый Пророк вернется на землю и вновь поведет их за собой. В Новой Америке это было не чем иным, как весьма удобным пунктом предвыборной кампании, о котором забывали после выборов. Но в Свободном Государстве это было целенаправленной политикой.

На этой почве вспыхнула целая серия войн между Свободным Государством и Новой Америкой. Освободитель утверждал, вполне логично, что Новая Америка — всего лишь неприсоединившаяся часть его государства и что необходимо подчинить ее Свободному Государству еще до того, как все преимущества их культуры можно будет распространить за пределы Ковентри.

Слова Мэги окончательно разрушили мечту Мак-Киннона об анархической утопии за Барьером, но он не мог допустить, чтобы его любимая иллюзия умерла без боя.

— Послушай, Сгиня, — настаивал он, — разве здесь нет какого-нибудь места, где человек может жить спокойно, сам по себе, без всякого вмешательства извне?

— Нет… — задумался Сгиня, — нет… разве что уйдешь в горы. Тогда ты обретешь покой, если, конечно, будешь держаться подальше от Ангелов. Но это чертовски трудно жить в одиночестве. Когда-нибудь пробовал?

— Нет… не приходилось… но я читал классиков: Зэйна Грэя, Эмерсона Хоу и прочих.

— Ну что ж… возможно, тебе это и удастся. Но если ты действительно хочешь уйти и быть отшельником, тебе лучше попробовать это там, за Барьером, где свободы все-таки больше.

— Нет, — Мак-Киннон сразу как-то сжался, — нет, никогда! Я никогда не соглашусь на психологическую реориентацию только для того, чтобы получить возможность оставаться в покое. Если бы я мог вернуться в то время, когда меня еще не арестовали, возможно, я бы и поискал где-нибудь заброшенную ферму… Но после того, как мне поставили этот диагноз… после того, как мне сказали, что я непригоден для человеческого общества и не могу в нем жить до тех пор, пока мои эмоции не будут перекроены и не станут вписываться в общую безобидную модель, — я не смогу этого сделать. Меня бесит сама мысль о том, что придется лечь в больницу…

— Понимаю, — согласился Сгиня, кивая головой, — ты хотел отправиться в Ковентри, но не хотел, чтобы Барьер отсек тебя от всего остального мира.

— Нет, это не совсем так… Ну, может быть, отчасти. Послушай, ты случайно не думаешь, что я не гожусь для общения с тобой, а?

— Мне ты кажешься нормальным, — уверил его Мэги с ухмылкой, — но не забывай, что я ведь тоже в Ковентри. Возможно, я не имею права судить.

— Ты говоришь так, словно тебе здесь очень нравится. Почему ты здесь?

Мэги предостерегающе поднял палец:

— Тише! Тише! Это тот самый вопрос, который ты не должен задавать здесь никому. Подразумевается, что каждый пришел сюда потому, что здесь прекрасная жизнь.

— И все же… мне кажется, что тебе нравится в Ковентри.

— Я этого не говорил. Кое-что мне нравится. Здесь есть романтика. Здешние маленькие недоразумения служат источником невинного веселья. И каждый раз, когда становится слишком горячо, я могу проскочить через ворота и подождать в приятном, спокойном госпитале до тех пор, пока все не успокоится.

И снова Мак-Киннон был озадачен.

— Горячо? Здесь что, плохо регулируют теплую погоду?

— Гм! О, я не имел в виду бюро по регулированию погоды тут такого вообще нет. Я просто использовал один из старых оборотов речи.

— А что он означает?

Мэги улыбнулся про себя.

— Узнаешь.

После ужина, состоявшего из куска хлеба, похлебки в металлической чашке и маленького яблока, Мэги познакомил Мак-Киннона с особенностями игры в Криббедж. К счастью, Мак-Киннону нечего было проигрывать. Вскоре Мэги отложил карты, не перемешав их.

— Дэйв, — сказал он, — тебе нравится гостеприимство, оказываемое этим заведением?

— Нисколько. А что?

— Предлагаю выписаться отсюда.

— Хорошая мысль, но как?

— Вот об этом я и думаю. Как ты полагаешь, смог бы ты во имя доброго дела вынести еще один тычок в свою побитую физиономию?

Мак-Киннон осторожно потрогал пальцами лицо.

— Пожалуй, смогу… если в этом есть необходимость. Да и вряд ли мне от этого станет хуже.

— Ну что за пай-мальчик! А теперь слушай… этот надзиратель, Лефти, не только напыщенный дурак, но еще и чувствителен к своему внешнему виду. Когда погасят свет, ты…

— Выпустите меня отсюда! Выпустите меня отсюда! кричал Мак-Киннон, стуча по прутьям решетки.

Ответа не последовало. Он вновь поднял шум, в голосе его появились истерические нотки. Недовольно ворча, Лефти пришел поинтересоваться, в чем дело.

• Предыдущая
• 5/14
• Следующая