Презумпция невиновности (СИ) - "feral brunette" - Страница 12

Девушка даже не догадывалась, что могло быть в этом письме, но и не хотела думать об этом. Кажется, что сейчас она просто почувствовала, как начала медленно умирать. Словно стояла у собственного гроба и смотрела, как на её похороны пришло три человека.

Гермиона не слышала собственного крика, который бился о стены, вырывался с окон, требовал к себе внимания и молил о помощи. Он бежал по перилам, метался в поисках кого-то, кто был бы в силах обуздать надвигающуюся бурю в виде панической атаки и новой истерики. Но была и вторая сторона этой злосчастной медали — если она сейчас просто замолчит, то война будет проиграна. Она сдастся в плен своим пожирающим изнутри чувствам.

Письмо Нарциссы приковало её к одному месту, обжигая внутренности раскалёнными углями. У неё были руки в крови, которые она расцарапала в приступе, сердце в не затягивающихся царапинах и скулы начало сводить от крика.

Она плакала, извивалась, истерически всхлипывала и умоляла себя о физической боли, чтобы придушить воюющую душевную. Её тело распласталось на светлом ковре и судорожно содрогалось. Вряд ли кто-то знал об этой стороне Гермионы, но и она давненько уже подобного не переживала. В какой-то момент жизни она даже подумала о том, что это немного ушло на второй план — начало превращаться в прошлое. Но нет.

Иногда ей хотелось стать той самой девушкой из утренней сводки новостей, которая умерла ночью после избиения мужем. У которой было шестнадцать переломов, бледная кожа, покрытая синяками и мёртвые глаза. Которая до этого ходила в тёплом свитере, несмотря на майскую жару, чтобы скрыть «прелести» своей семейной жизни и длинные руки мужа-тирана. Гермиона давно мечтала об обычной смерти, которая лишила бы её боли.

— Я ненавижу тебя, Малфой! — взревела девушка, поджимая под себя ноги. — Ненавижу!

Она снова произнесла эту фамилию вслух. Спустя столько лет.

***

Гермиона сидела в допросной, держась за голову, наивно полагая, что это как-то поможет избавиться от мигрени. Она всю ночь провела на полу своей гостиной, а с утра рванула в Департамент защиты магического правопорядка. Для неё вчерашний день так и остался туманным и болезненным, а поэтому Гермиона попыталась поскорее найти для себя какое-то лекарство. Откинув в сторону алкоголь и уговоры Скарлетт, чтобы та выписала ей рецепт, она решила взяться за то мерзкое дело.

Когда-то наивная и всепрощающая девочка Гермиона Грейнджер, которую Шляпа распределила на факультет храбрецов, даже и подумать не могла о всей той грязи, происходящей в волшебном мире. Суровая реальность оказалась слишком горькой и далеко не радужных оттенков. Единственное, что здесь было цветным — это яркие кровавые пятна под трупами и красноречивые крики жертв.

— Вы рассказываете мне всю правду, — тихо проговорила Грейнджер. — От начала, и до конца. Только тогда я смогу Вам помочь.

— Вы же знаете, что я виновен? — надменно спросил мужчина. — Как Вам поможет эта правда спасти меня?

— Ваш брат знал, к кому он пришёл за помощью. Наверное, это не просто так. Рассказывайте, Лиам.

— Я даже не знаю…

— Слушай сюда, сукин сын, — Гермиона подскочила с места и ухватила своего клиента за шею. — Если ты решил тут выделываться, то я быстро тебя опущу с небес на землю, понял? Ты — мерзкий, отвратительный кусок говна, который заслуживает гореть в аду, но я пришла сюда, чтобы вытащить тебя. Или ты начинаешь делать то, что я говорю, или я перережу тебе горло прямо сейчас, — она достала из кармана волшебную палочку. — Я скажу, что так и было, и мне поверят.

— Успокойся, сука, — прохрипел Лиам.

— Рассказывай.

Она села на место, когда мужчина прокашлялся и начал свой рассказ. То, что он описывал, было словно кадры из самого омерзительно фильма ужасов. На некоторых моментах Гермиона чувствовала, как её начинает подташнивать, и вчерашний кофе норовил оказаться на столе вместе с остатками еды из её желудка.

Но даже ощущения, которые вызывали эти отвратительные подробности из жизни сорокалетнего насильника не шли в никакое сравнение с тем, что Грейнджер чувствовала вчера. Она была согласна променять всю свою поганую жизнь на пожизненный срок с этим ублюдком, только бы вычеркнуть из головы свои кошмары.

— … лежала на спине, ноги и руки я привязал к временным стойкам, укреплённым на досках, — она вновь вернулась к рассказу Лиама. — Чтобы она не дёргалась, я прибил её кисти множеством гвоздей, а ноги раздвинул как можно шире…

— Какая же ты сволочь, — перебила его Гермиона. — Ты просто выродок.

— Ты хоть раз убивала? — он сделал выжидающую паузу. — Молчишь? Тогда тебе не понять этого чувства. Тебе не понять, что ты переживаешь каждый раз, когда видишь в их глазах страх перед тобой, страх перед смертью. Ты не знаешь, каково это — быть властелином их жалкой жизни.

— Они были детьми. Что такого они тебе сделали?

— Они все были похожи на мою мать, — усмехнулся мужчина. — Моя мать выглядела очень молодо, когда я был ещё ребёнком. Эта тварь издевалась надо мной: она била меня, тушила об меня окурки сигарет, связывала меня… Она раз за разом ломала мне кости, а потом залечивала, чтобы повторить это вновь. Первой я убил свою мать, а потом пошёл по этим малолеткам.

— Почему ты не обратился за помощью? Тебе могли подправить память, чтобы ты забыл все эти кошмары, чтобы смог начать новую жизнь…

— Шутишь? — Лиам взорвался в приступе смеха. — Я не знаю, что тебя привело в такое грязное дело, как магическое законодательство, а уж тем более, адвокатура, но ты явно не знаешь настоящего вкуса жизни.

— И какой же вкус жизни?

— Тебе ничего и никогда не поможет избавиться от пережитого кошмара, — прошипел мужчина. — Ты можешь миллион раз стирать себе память, переезжать из страны в страну и менять внешность, но это никогда тебе не поможет. Это всё живёт в твоём сердце, в твоей душе. Ты всегда будешь мечтать о мести, о том, чтобы человек, причинивший тебе боль страдал так же, как и ты.

— Но эти девочки ничего тебе не сделали.

— Мы все больны. Я болен, и ты больна. Тебе не хватит страданий виновника твоих бед, потому что потом ты захочешь видеть страдания и в других глазах. Ты захочешь, чтобы весь мир прочувствовал ту боль, которую ты познал незаслуженно. Я был невинным ребёнком, который заслуживал лишь нормальной жизни, а эта мразь показала мне боль.

— И ты снова пойдёшь убивать после того как я помогу тебе избежать наказания?

— Как долго ты защищаешь убийц?

— Убийц? — Гермиона запнулась. — Убийц не так давно.

— И неужели никто тебе не говорил о том, что после оправдания пойдёт и возьмётся за старое?

— Нет.

— Они лгали тебе, — он криво усмехнулся. — Я убью на следующий день после того как выйду, поэтому не советовал бы тебе меня защищать, пташка. У убийства есть свой привкус, который действует на разум, как наркотик. Тут есть только один способ как слезть с него.

— Какой?

— Не пробовать его. Никогда не пробуй месть на вкус, потому что не заметишь, как превратишься в животное.

Она не поняла, когда ей стало проще проникнуться историями преступников. У тех было всё как-то проще, потому что всегда была какая-то мотивация. Хоть какая-то. Кто-то убивал из мести, кто-то из-за каких-то отклонений в психике, а кто-то из-за ненависти к красному цвету шарфа, который надела жертва. Это было абсурдно — искать мотивы и оправдание убийцам, но Гермиона могла оправдать каждого из них.

Но она так и не смогла оправдать Малфоя.

— Мне хорошо заплатили за твою свободу, — сухо проговорила девушка. — Предлагаешь мне отказаться от этих денег?

— Сама решай. Я тебе сказал, что будет дальше.

Единственное, в чём сейчас была уверена Гермиона — это то, что после сегодняшнего дня её возобновившиеся кошмары станут в десятки раз ярче. Рассказы Лиама о своих преступлениях явно отпечатаются на картинках с пытками Малфоя или её родителей во снах. Может быть, когда-то наступит время и Гермиона научиться разделять сны и реальность, а пока что она могла потирать ладони в ожидании «увлекательной» ночи.