Сэр Невпопад из Ниоткуда - Дэвид Питер - Страница 38
- Предыдущая
- 38/156
- Следующая
Мало-помалу к воротам стали подтягиваться и просители. Многих из них я ещё со вчерашнего дня запомнил. Например, как они бежали прочь во весь дух, потому что погода, видите ли, оказалась чуть хуже, чем они рассчитывали. Время близилось к полудню, и один из этих «героев», высокий краснолицый толстяк, подошёл ко мне и оттопыренным большим пальцем повелительно указал назад, через плечо:
– Ступай на своё место, убогий!
Гигантским усилием воли я подавил дрожь, которая всё ещё меня нещадно трепала. Иначе этот недоумок мог бы вообразить, что я трясусь от страха перед ним. По правде говоря, вид у него и впрямь был довольно-таки устрашающим, и в иной ситуации я, возможно, в самом деле здорово бы перетрусил при одном взгляде на его злобную рожу. Но теперь я был просто физически неспособен ощутить что-либо кроме жуткой, каменной усталости, кроме изнурения, какого никогда ещё прежде не испытывал. В другое время я, что греха таить, скорей всего, беспрекословно выполнил бы его требование. А что вы хотите, он был на целую голову выше меня и в два, а то и в три раза толще! Но сейчас я был не в силах сдвинуться с места.
А ещё больше меня тревожила мысль о том, что, попытавшись сделать хоть шаг, я рисковал бы упасть. И тогда эти уроды, чего доброго, просто меня затопчут. Нет, стражники, конечно же, не дадут им меня убить, но пока они разгонят толпу, я буду в лучшем случае с головы до ног покрыт синяками, а в худшем... Впрочем, я, вместо того чтобы дорисовывать до конца эти воображаемые картины, сосредоточил усилия на разжатии собственных губ. За почти двадцатичасовой период молчания они у меня едва не склеились. Разомкнув их, я прокаркал каким-то не своим, хриплым и простуженным голосом:
– Вы сбежали. – Тут я пару раз глубоко вздохнул и прибавил уже более внятно: – А я остался, не ушёл. – И снова повторил, чтобы все слышали: – А вы сбежали. Поэтому я теперь буду первым, а вы за мной.
– Чёрта с два! – рявкнул краснолицый толстяк. – Двигай отсюда, урод, да поживей. Или ты оглох?! – И с этими словами он цапнул меня за локоть своей железной ручищей.
Поверьте, нет на свете звука более грозного, более красноречивого, чем лязг меча о ножны. В особенности если меч большой и тяжёлый. Заслышав этот звук, хотя и с довольно значительного расстояния, вся толпа замерла как по команде. Я с надеждой взглянул в сторону стражников. Меч обнажил тот из них, кто ещё вчера был со мной весьма неучтив. Он несколько раз взмахнул своим оружием, чтобы ни у кого не осталось сомнений в его готовности снять любую голову с любых плеч, если в том возникнет нужда.
– Отвяжись от калеки, – потребовал воин равнодушным, бесцветным голосом.
– Но... Но ведь он...
– Он, – мягко перебил толстяка стражник, – теперь будет первым на приём к королю. А ты убери свою ручищу, иначе я тебе её отрублю по самый локоть! – Говоря это, он постукивал плоской стороной своего оружия по ладони с видом человека, которому не терпится привести угрозу в действие.
Пальцы, стискивавшие мне локоть, мгновенно разжались, и толстяк побрёл прочь. Толпа приняла вид организованной очереди, в которой я стоял первым. Я не знал, как мне следует реагировать, как благодарить воина за помощь, и просто с приязнью, хотя и несколько растерянно, взглянул на него. Тот осклабился, поднял меч и отсалютовал им мне, а потом вложил его в ножны и вернулся на свой пост.
Меня такое его отношение, по правде сказать, несколько озадачило. Я выказал себя упрямым ослом, если не сказать, полным идиотом, не попытавшись укрыться от дождя, подобно остальным. Неизвестно, чем ещё для меня обернётся это бдение под ледяным душем. Судя по ознобу, который продолжал меня бить, ничем хорошим. Но вот поди ж ты, этим глупым и непрактичным поступком я снискал себе уважение в глазах стражника. А что, если не он один, но и все жители столицы, все приближённые его величества придерживаются таких же дурацких взглядов на доблесть, и честь, и мужество? Что, если глупость у них почитается геройством? Я поёжился. Может, если я ещё немного поглупею, мне откроются пути к вершинам власти? К управлению государством? Право слово, тут было о чём поразмыслить.
Из-за крепостных стен раздался звон: часы били полдень. Стражники отступили в стороны от ворот и распахнули тяжёлые створки. Внутри, у самого входа, стоял ещё один воин, который, в отличие от остальных, был одет в нарядный короткий плащ тёмно-пурпурного цвета. Судя по этой детали и по высокомерному выражению его юного лица, он принадлежал не иначе как к личной гвардии короля.
Стражник, стоявший снаружи, что-то шепнул ему на ухо, и молодой воин на секунду задержал на мне свой надменный взгляд. Разговор у них наверняка шёл обо мне, но оба почему-то решили открыто этого не выказывать. Ну и пусть себе секретничают, подумал я. Мне-то всяко понятно, что они меня обсуждают.
Разговор у них, впрочем, был недолгим. Пурпурный вышел из ворот и стал отсчитывать первых десятерых из числа просителей и спорщиков, явившихся на суд к королю. Как я и догадывался, счастливчиков, которым не придётся ждать встречи с его величеством ещё целую неделю, оказалось больше десятка – некоторые заявились вдвоём и даже втроём для разрешения одного дела или спора. В итоге нас набралось человек восемнадцать, не меньше. А остальным выпало убираться восвояси несолоно хлебавши. Толстяк, который пытался меня оттащить в конец очереди, как раз и оказался среди этих горемык. Те, кто стоял непосредственно перед ним, были последними из удачников. Выходило, что это именно из-за меня он остался за чертой. Толстяк поймал на себе мой взгляд и прорычал какую-то угрозу. Я отвернулся. Мне было в высшей степени плевать на него.
Крепость, верней, целый город, укрывавшийся за крепостными стенами, звался Истерией, как и всё наше государство. Стоило мне миновать ворота, и я сразу увидел королевский замок во всём его великолепии. От самого входа к нему вела широкая дорога, мощённая ровным булыжником. Шагая по ней, я с любопытством разглядывал окружающие строения. Тут было множество лавок и мастерских: две кузницы, три оружейных, четыре трактира. Целых четыре, представьте! Я недоумевал: и на что им столько пивных, неужели нельзя обойтись одной?
Мне и ещё кое-что сразу бросилось в глаза: в Истерии не существовало такого явления, как бедность, она тут даже и не ночевала! Во всём, что меня окружало, чувствовались солидность, основательность и достаток. Никаких следов нужды, ни намёка на возможность преступлений, ничего такого. Снаружи, за этими толстыми стенами, нищета и лишения были представлены довольно широко, и где бы вы ни находились, вы безошибочно угадывали их признаки в любой местности нашей благословенной страны. Попрошайки, наводняющие городские улицы и перекрёстки, лавчонки, закрытые по причине банкротства хозяев, и сами хозяева, понуро сидящие у дверей, бывшие карманники с культями вместо двух отрубленных пальцев на правой руке. И конечно же запахи. Вонь гниющих отбросов, вонь, доносящаяся из сточных канав, вонь экскрементов, человеческих и скотских. Эй, прохожий, гляди под ноги, как бы тебе не вляпаться в... в... ну, сам догадаешься, во что, только принюхайся как следует... А грязь! Господи, видели бы вы, во что превращаются просёлочные дороги после хорошего ливня!
Так вот, повторюсь: в столице Истерии начисто отсутствовали подобные явления, равно оскорбительные для взора и обоняния людей приличных и достаточных. За оградой из крепостных стен всё сияло чистотой, всё было сверкающим, свежевыкрашенным, ярким, всё казалось новеньким как с иголочки. Местные жители, встретившиеся мне по пути ко дворцу, все как один были хорошо упитанными и выглядели здоровыми и вполне довольными своей жизнью. Несколько мгновений я ощущал в душе что-то вроде раздвоения: мир, где я очутился, казался мне каким-то сказочным, нереальным, и в то же время он мне не мерещился, я сам находился в его пределах и брёл, с трудом передвигая ноги, по его дороге, вымощенной замечательно ровным булыжником.
Разумеется, со вздохом подытожил я свои размышления, всё или почти всё упирается в деньги. В городе Истерия живут самые богатые люди страны, начиная с короля и королевы и заканчивая придворной челядью. Наверняка даже у этого воина, что нас сопровождает, жалованье раз в пять больше, чем у государственного чиновника где-нибудь в провинции. О мелких лавочниках и мастеровых я уж и не говорю.
- Предыдущая
- 38/156
- Следующая
