Молох. Укус кобры (СИ) - Шерр Анастасия - Страница 38

А человек в чёрном пальто спокойно захлопнул дверь длинного тёмно-серого седана и неспешной походкой направился к крыльцу, у которого мы застыли, как каменные изваяния. Я — от неожиданности, а Молох… Он напрягся мгновенно, лицо цвет и улыбку потеряло. А Волчонок зарычал и вперёд шагнул, оскалившись. Снежок, который я в Елисея планировала швырнуть, из руки выпал и рассыпался у моих ног.

— В дом иди, — сказал мне Молох вполголоса. — Бегом давай. И волка с собой забери.

Волчонок сопротивлялся. Рычал и вырывался их моих рук. Я впервые его видела таким. И, конечно же, насторожилась.

Закрыв зверя в гостиной, вернулась к входной двери и прилипла к ней, обратившись в один сплошной слух.

— Как дела, сынок? Вижу, ты тут хорошо окопался. Что за девица? Пашка сказал, ты здесь с шалавами отдыхаешь.

— Отдыхаю, — ответил неопределённо Молох. — Так зачем пожаловал, Александр Павлович? — было слышно, как он напряжён, как нервничает. Нервничала и я. Кусая ногти, прислушивалась, чтобы ни единого слова не упустить. Мне зачем-то нужно было знать, кто этот человек.

— Там заказы тебя ждут. Другим отдать не могу. Не хватит у них духу. По тебе как раз объекты. Серьёзные. И с каждым их лишним вдохом мы теряем деньги. Я теряю. Думаю, не стоит тебе напоминать, что уволиться ты не можешь? — голос у старика был мерзкий. Как и он сам. И я поняла, кто он. Тот самый генерал, которым Елисея пытался застращать Пашка тот. Главный их, значит.

— А отпуск я тоже не могу взять?

— Потом отдохнёшь. На работу давай, сынок. Хватит отсиживаться. А то я шалаву твою малолетнюю пристрелю собственноручно. Ясно?

— Александр…

— Ясно или нет? — спросил тот строго, а Молох помолчал какое-то время и всё же ответил:

— Ясно.

— Замечательно.

Скрип снега и тишина. Я постояла ещё немного и осторожно выглянула на улицу. Молох на крыльце сидел, прямо на свежевыпавшем снегу. Смотрел куда-то вдаль, где только что с поля зрения исчезла машина с генералом, и о чём-то напряжённо думал.

Я присела рядом, положила голову ему на плечо.

— Не надо. Не надо тебе туда. Если уедешь, не вернёшься уже. Я чувствую. Давай прямо сейчас в машину сядем и уедем. Ты же умный, ты сможешь нас спрятать, чтобы они не нашли. Давай сбежим? — взяла его лицо в свои ладони, в глаза заглянула. — Прошу.

— У меня дело одно осталось. Я его закончить должен. Потом уедем. Иди собирай вещи. Волка в лес отведём и в город вернёмся.

Было больно. Жутко больно отпускать Волчонка. И хоть я знала, что рано или поздно это нужно сделать, сейчас не была готова. Совсем. Он уходить не хотел, скулил, за нами вернуться пытался. А Молох ствол вытащил и вверх палить начал. Я на снег осела, уши ладонями зажала и разревелась.

Волчонок испугался, в лес убежал. А Молох, злой, как собака, меня схватил и к машине поволок. Уже там в дверь спиной впечатал и заорал, схватив пятернёй меня за лицо.

— Знаю, что больно! Так надо!

— Что надо?! Что?! — заорала в ответ, захлёбываясь слезами и соплями.

— Всё, что я делаю! Так надо! Прими это как данность!

— Я и так всё от тебя принимаю! Но это глупость, Елисей! Опасно тебе туда возвращаться! Я знаю, что что-то случится! Обязательно случится! Они тебя не отпустят!

— Смотри мне в глаза, — сжав мои челюсти и тем самым заставляя замолчать, вперился бешеным взглядом в лицо. — Я обещаю, всё это закончится. Дай мне пару дней.

И я поверила. Конечно же, поверила. А куда мне было деваться? Но уже тогда я знала, что потеряю его. И когда всё случилось, я лишилась частички своего сердца. Его из меня вырвали и заставили вышвырнуть вместе с любовью.

ГЛАВА 46

2011 год

В город вернулись в тот же день. Свет городских огней тут же начал раздражать сетчатку, привыкшую к темноте. И так погано было, так тошно, что выть хотелось.

И волка жаль, и Соньку. И жизнь свою, в крови утопленную. И не было пути обратно вроде как… Но, блядь, как же хотелось попробовать. Почувствовать на вкус её, другую жизнь. Обычную, спокойную. С соплюхой этой, которая на заднем сидении ревёт и носом шмыгает.

— Заканчивай, — оборвал её, когда разошлась вовсю и начала подвывать. — Пока все живы.

— Я боюсь, понимаешь? Боюсь! Этот человек… Он тебя не отпустит. И я слышала, что он сказал про меня…

— Опять подслушивала? — зыркнул на неё в зеркало заднего вида. Так, будто он не знал, что она вечно подслушивает. Маленькая, любопытная засранка.

— Да. И что? Я имею право знать!

— Слушай меня внимательно. Сейчас не время для твоих истерик, ясно? Сейчас ты выходишь вон на той остановке и до квартиры добираешься на автобусе, а я уеду, чтобы решить главную нашу проблему. Когда вернусь, мы уедем. Далеко и навсегда. Просто дождись меня. Ладно? А если не вернусь в течение недели, сама знаешь, что делать. Всё. Давай, на выход.

Смотреть на Соньку было зверски больно. Понимал же, что может не выполнить своё обещание. Понимал, что она теперь под ударом. И если он не выберется, её тоже грохнут. Потому что генерал не оставляет свидетелей. Никогда.

Молох это знал, как никто. Именно он находил беглецов и затыкал им рты навсегда. Это случалось не часто, потому что смелых в генеральской свите с каждым годом становилось всё меньше. Но всё же бывало. Генерал не отпускал. Никого и никогда.

И Молоха не отпустит.

У генеральской дачи, как обычно, куча охраны. Его пропускают, предварительно осмотрев тачку вдоль и поперёк. Хреново это, оружие с собой не взять. Но Елисей знал, что так будет. И был готов. В любом случае ему не жить, если не уберёт генерала. А так время выиграет. Пока те, что над стариканом ходят, разберутся, что к чему, Молоха в стране уже не будет.

— Александр Павлович ожидает! — объявил охранник у двери и пропустил Молоха.

Ну вот и всё. Ещё несколько шагов, и он либо пропал, либо свободен.

Оценил обстановку вокруг, прикинул, сколько охранников в доме. Чтобы добраться до щитка с сигнализацией, хватит и минуты. Обезвредить охрану за пультом — ещё минута. Остальных перебьёт за три. А те, что на улице, даже понять ничего не успеют.

Охраны оказалось меньше, чем обычно. Так даже проще. Не пришлось слишком напрягаться. Но что-то нехорошо кольнуло в груди. Какая-то неясная, неопознанная тревога. Предчувствие. Чуйка. Хотя, скорее всего, это нервы. Да, однозначно, пора на покой. Куда-нибудь подальше, где пляж и пальмы. Соплюхе море покажет. Она счастливая будет. Жаль, мать не дожила. Он в детстве ещё обещал ей на море свозить. Не сдержал обещание. Не хотелось бы так же и Соньку кинуть. Она заслуживает лучшей жизни, чем мотаться по убежищам за наёмником.

— Елисей! Мой лучший боец! — генерал встретил его с распростёртыми объятиями и явно поддатый. Что ж, отойдёт тварина весело. — Рад тебя видеть, сынок. Рад, что ты сделал правильный выбор и решил взяться за работу. А её, знаешь ли, накопилось немало.

— Да, я сделал правильный выбор, — усмехнулся криво и захлопнул за собой дверь.

Генерал прищурился, окинул его настороженным взглядом.

— Выпьешь? А, хотя, да. Ты же не пьёшь во время работы. Очень верное решение, кстати. Так долго, как ты, ещё ни один киллер не бегал, — оскалился старик.

— Я не о работе пришёл поговорить, — садиться на предложенный стул не стал. Задерживаться здесь не имело смысла. Нет, он бы с удовольствием растянул удовольствие себе и агонию генералу, но время поджимало. — Я решил уйти. Насовсем. Но вначале с тобой разберусь.

— Не понял я тебя, сынок, — усмехнулся, подавшись вперёд. А Молох по глазам его, трусливо забегавшим, да по роже побледневшей, определил: понял всё генерал. Вон под столом к кнопочке своей красной потянулся. Думает, не видно со стороны.

— Обижаешь, Александр Павлович. Ты же сам меня дрессировал. Неужели думаешь, что я об этом не позаботился?

— Что? — потерянно отозвался тот и таки нажал на кнопку. И ничего. Нажал ещё раз.