Война (СИ) - Машуков Тимур - Страница 45

— Абр-р-р-хр-р… О-ох!..

С трудом отлепив непослушный язык от нёба, я задумчиво пошлепал губами, между тем со слабым любопытством озираясь вокруг. Все-таки, я впервые оказался на морском судне в этом мире… К моему изумлению, меня окружали знакомые до боли предметы интерьера. Представив, как некто, злобно хихикая, перетаскивает мой рабочий стол, сдергивает тяжёлые шторы, а главное — сдвигает с места мой излюбленный массивный шифоньер и умудряется затащить весь этот скарб в каюту неведомого корабля, стремясь ввести меня в заблуждение, ну, или сделать моё путешествие максимально комфортным, я понял, что никуда я не плыву, а вся эта качка и приступы морской болезни — всего лишь последствия моего вчерашнего… А что, кстати, было вчера?!

Бросив ещё один, более внимательный взгляд на Тэйни, я отметил и её немигающий холодный взгляд, и скрещенные на высокой груди руки. Почувствовав, что мне вот-вот придётся держать ответ за то, чего я даже не помню, я состроил максимально жалобную физиономию и страдальчески застонал в полный голос, стремясь вызвать в своей женщине хоть каплю участия и сочувствия… Размечтался! Скорее, можно было бы разжалобить каменного идола с острова Пасхи, чем непреклонную и жестокосердную меднокожую. Презрительно сморщив нос, она фыркнула, исчезла из моего поля зрения, в глубине комнаты раздался мелодичный звон и услаждающий и уши, и душу бульк…

Вскоре перед моим носом замаячил запотевший хрустальный бокал. Громко икнув и причмокнув от нетерпения, охватившего всё моё иссушенное тело, я дрожащими руками схватил его и жадно выхлебал содержимое. Сначала я почувствовал благословенную волну прохладной свежести, затем, точно гурман, вникающий во все оттенки вкуса нового, ранее не пробованного блюда, прислушался к своим ощущениям. За прохладой крылась едкая горечь, от которой моментально свело все лицевые мышцы, достигнув желудка, напиток, поданный вероломной индианкой, взорвался в нём обжигающей ментоловой бомбой. Мне вдруг почудилось, что раскрой я сейчас рот, то исторгну из себя потоки ледяного пламени… Как такое может быть, я не имел понятия, но был совершенно уверен, что именно так всё и произойдёт.

Пока я с выпученными глазами приходил в себя, опасливо прислушиваясь к собственному организму, Тэйни едва заметно кивнула кому-то, и меня неожиданно подхватили с двух сторон под белы рученьки и мягко, но весьма настойчиво потянули в сторону ванной комнаты. Слабо перебирая ногами, я краснел, бледнел и пытался убедить двух учениц моей наложницы, что вполне способен справиться сам, но был безжалостно раздет, засунут в пенную воду и отмыт в четыре руки… Такой смеси стыда, возбуждения и возмущения мне не доводилось испытывать давно! Мои алеющие уши, торчащие над водой точно два путеводных маяка, могли бы воспламенить весь дворец, но на деле породили лишь озорные искорки в глазах моих нянек.

Спустя четверть часа, что показалась мне вечностью, я, вымытый, выбритый и надушенный, стоял навытяжку перед суровой Тэйни. Всё также молча она оглядела меня и выражение её лица чуть смягчилось. Ободренный такой переменой, я отважился поинтересоваться:

— Милая, надеюсь, после таких испытаний я заслужил вкусный завтрак?

Двадцатью минутами ранее я и помыслить не мог о еде, но сейчас мне казалось, что я способен расправиться с целым мамонтом. Желательно, уже умерщвленным чужими руками, гуманным способом и поданным в виде стейков и шницелей с румяной корочкой… Тэйни, приподняв бровь, глянула в сторону кровати, и я увидел, что, пока я принимал водные процедуры, уже был накрыт небольшой прикроватный столик. Не теряя времени даром, я схватил свежую булочку и откусил сразу половину, наливая в кружку свежезаваренный чай. Правда, перед тем, как сделать из неё глоток, я сперва подозрительно принюхался. Ещё одной порции ведьминского зелья я мог бы и не пережить… Пока я утолял внезапно проснувшийся зверский аппетит, Тэйни хранила молчание, задумчиво кроша длинными пальцами кусочек булочки. Заметив, что я начал жевать медленнее, вспомнив о манерах, она негромко произнесла:

— Ты вернулся не один.

Я изумлённо вскинул бровь. В моей памяти всплывали отрывочные картины прошлого вечера. Внезапно меня прошибло холодным потом — уж не ту ли самую повариху я притащил во дворец?! Тэйни, словно почувствовав моё смятение, слегка усмехнулась и уточнила:

— Твой друг тоже во дворце. Возможно, в лесу воцарился мир, лев подружился с ягненком, и больше не осталось достойных врагов для двух сильных и смелых воинов? И они решили уничтожить себя сами?

— Э-э-э… Понимаешь… — я попытался как-то объяснить Тэйни причину вчерашнего загула, — Вчера я получил письмо с дурными вестями… И как-то всё так сложилось, столько в последнее время на меня навалилось… Ну, имею я право, в конце концов, немного расслабиться?!

Меднокожая неодобрительно посмотрела на меня, поджав полные губы.

— Недостойно воина проявлять слабость. Дурные вести требуют решительных действий, а не забытья! Что смогло так напугать царя леса?

Я слабо запротестовал:

— Вовсе и не напугать! Что так сразу… Понимаешь, мы много говорили о войне, что должна вот-вот разразиться… Но каждый из моих советников, как и я, в глубине души был уверен, что мы сумеем её предотвратить. Мы прилагали к этому много усилий, но всему есть предел. Мы пытались быть дипломатичными — у нас ничего не вышло. Иногда, чтобы доказать свою правоту, одних слов мало — приходится пускать в ход кулаки. И вот — впереди сражения, кровь, гибель многих людей. Разных людей! Не все из них заслуживают смерти, понимаешь?! За что придется воевать народу? За меня? А стою ли я этого?! Если бы можно было мне самому выйти и принять бой! Почему кто-то должен расхлебывать кашу, заваренную мной?!!

В конце я почти кричал, озвучив вслух свои тайные мысли, что терзали меня уже давно. Вскинув глаза, я ожидал увидеть в ответном взгляде Тэйни многое — и сочувствие, и жалость, и даже брезгливость и разочарование… Но увидел лишь искреннее недоумение.

— Почему ты так говоришь? Война — это хорошо. Война — это правильно. Это… — она замялась, пытаясь подобрать правильное слово, — Это как испытание. Только в сражениях юноши становятся настоящими воинами, только на грани жизни и смерти они осознают своё предназначение. Мирная жизнь — как болото. Что она может дать?

— Можно спокойно жить, работать, любить, рожать детей, не боясь за их жизнь!

— И кем они вырастут, не зная тяжести оружия? Не попробовав пряного вкуса крови врага? Племя, порождающее слабых духом, обречено на гибель! Его не примут духи предков, от них отвернутся покровители!

Она гордо выпрямилась, в её чертах проскользнуло что-то хищное, блеснули крепкие зубы из-под приподнявшейся в неслышном рычании верхней губы. И в моей памяти ожило воспоминание, как она стояла обнажённая, прекрасная, словно ожившее воплощение богини-воительницы, поставив ногу на поверженного англичанина…

— Скажи мне, кто твой враг, и я скажу, чего ты стоишь! Моё племя всегда воевало, наши противники были сильны, быстры и смертоносны! И каждая победа над ними — это была победа над собой и во имя предков. Когда против тебя достойный враг — это борьба духа. Чем больше побед, тем сильнее твой дух. И когда ты предстанешь перед Великим Духом, ты будешь гордо стоять перед ним, зная, что ты заслужил место в Доме Солнца!

Воительница приблизилась ко мне вплотную и настойчиво заглянула в мои глаза, словно в окна некогда покинутого отчего дома, пытаясь найти что-то родное, близкое:

— Вы говорили много слов, журчащих, точно лесной ручеёк — и они утекали, не оставляя ничего вам, питая чужие помыслы и желания! Вы проявляли слабость там, где нужна была сила. Вы отступали там, где надо было идти вперёд. Из охотников вы превратились в добычу! Там… — она указала куда-то в сторону двери моей спальни, — тебя ждут старейшины твоей страны…

Я запоздало вспомнил, что, действительно, на сегодня назначил внеочередное заседание Совета, на котором предстояло обсудить тактику и стратегию в предстоящих битвах. А Тэйни, сверкая чёрными глазами, в которых пробегали знакомые жёлтые искры, воинственно продолжала: