Наследники Борджиа - Дьякова Виктория Борисовна - Страница 13
- Предыдущая
- 13/70
- Следующая
— Юсуф?
Ибрагим печально склонил голову.
— Отец кончился, — помертвевшим голосом сообщил он. — Утащил его за собой иноземец треклятый. Всю ночь стоял как вкопанный, а под утро схватил костлявыми ручищами своими отцову душу и уволок за собой… Кабы знать, кто повинен в том, жизни бы не пожалел, чтоб посчитаться с супостатами! — воскликнул с отчаянием.
— Крепись, Ибрагим, — Никита сочувственно обнял Юсупова. — Не зря сказывают на Руси издревне: беда в одиночку не ходит. Не один ты принес мне черную весть сегодня. Один брат мой двоюродный голову на плахе сложил — еще солнце не село. Да не от царского палача смерть принял — от такого же кинжала, что и отца твоего погубил. Второй брат мой Афанасий завтра на эшафот взойдет, оклеветанный, и даже Господь Бог ему уже не помощник. Князь Алексей Петрович между жизнью и смертью мечется, того и гляди последует за ними. Тетку Емельяну в монастырь упекли по навету. А с Белого озера гонец прискакал. Супостаты эти, что всему роду нашему беды понаделали и с коими ты посчитаться мечтаешь, осадили Кириллову обитель и осквернить желают святыни наши. Тяжела кручина легла нам на плечи. Но нельзя нам горевать, Ибрагим. Братишка мой младой, Гришка, один супротив басурманского полчища бьется. Надежа у монахов на Белом озере только на помощь нашу осталась. Так что завтра поутру, как солнце встанет, поскачу в Слободу к государю, просить стрельцов на поддержку, а коли не даст — что ж, знать судьбина наша такова: одним за родной край драться. Некуда отступать — всех родичей наших злая сила извела, так что же позволим ей души наши покалечить?
— Я поеду с тобой на Белое озеро, Никита, — смахнув слезы, решил Ибрагим. — Ларец ненавистный, что беды столько наделал, утоплю в пучине, чтоб никогда и не видел его никто из живых…
— Спасибо тебе, Ибрагим, — горестно улыбнулся Никита, — отправляйся покуда домой, матери и брату поклонись, от меня и от брата моего старшего князя Алексея Петровича. С отцом простись за себя, и за нас тоже. Да готовь саблю и шестопер булатный. Выговорю я для тебя разрешение у государя со мной поехать, а как приеду из Слободы, с войском или без него, поскачем на Белое озеро к монастырю. Каждая минута дорога нам. Гришка там один, зеленый совсем он. Как ему с такой силой справиться!
— Памятью отца клянусь! — Ибрагим яростно сжал в кулаке рукоятку висевшего у него на поясе кинжала. — Ни одного супостата живым не оставлю. Всех собственными руками уничтожу. До завтра, Никита. — Юсупов и князь Ухтомский снова крепко обнялись. — Как поутру на Архангельском соборе колокол зазвонит — я у тебя буду и людей своих приведу, кто решится.
Ибрагим снова подошел к своему аргамаку, нетерпеливо грызущему удила в ожидании хозяина. Ободряюще похлопал коня по крутым бокам, покрытым малиновым чепраком, сплошь усеянным серебряными бляхами. Затем вскочил в седло и, еще раз махнув Никите на прощание рукой, быстро растаял в темно-синем сумраке аллеи.
Проводив Ибрагима, Никита приказал всем дворовым разойтись, а Сомычу — приготовить все к завтрашнему выступлению. Затем он вернулся к посланцу Геласия. Монах уже пришел в себя. Вокруг него хлопотала Лукинична. Груша принесла пирогов да каши молочной с медом. Никита ободряюще похлопал монаха по плечу:
— Завтра поутру поеду просить у государя войско на подмогу, — сказал он обнадеживающе, — но если не откликнется государь на прошение мое, сам поеду, один, да Ибрагима Юсупова с его людьми с собой возьму. Народ белозерский, всех от мала до велика, поднимем…
— Правда твоя, государь, — согласно закивал головой Арсений, — да хранит тебя Господь…
— Государыня все еще у Алексея Петровича? — спросил у прислуги князь.
— Да нет, к себе поднялась, — живо откликнулась Груша, подливая в вареную лапшу в глиняной миске свежего варенца с медом. — Сказалась, что плохо почувствовала себя, просила не тревожить покуда.
Узнав об осаде монастыря и едва дождавшись, когда Никита вслед за Сомычем выйдет из дома, Вассиана поспешила в свою келью. Здесь ее встретил капитан де Армес. События всех прошедших дней, в том числе и только что минувшего, никак не сказались на испанце. Он как обычно был подтянут, аккуратен и невозмутим. Как только дверь за княгиней закрылась, Гарсиа низко поклонившись, сообщил, предупреждая е вопросы:
— Еще одно дело свершилось, госпожа. Мурза кончился нынче в полдень. Граф Паоло де Монтерос-со призвал сеньора Юсуфа сопроводить его в прогулке по Щелям Ада. Сеньор не мог отказаться, — на губах Гарсиа мелькнула злая усмешка. — А вот трофеи еще одного нашего большого друга, покинувшего нас сегодня. — Он вытряхнул из небольшого капового сосуда оранжевые топазы с кафтана Андомы. Волшебные камни, упав на покрывало кровати, радостно заиграли всеми цветами радуги. Затем обратились в ярко-розовые, лиловые и обольстительно фиолетовые. Черный пифон, дремавший по обыкновению на хозяйской подушке, почуяв их присутствие, сполз на покрывало, обвил камни своим телом, и топазы успокоились, приняли прежний зеленовато-оранжевый цвет.
— Знают, что уже дома, — заметил Гарсиа. — Пришлось мне полазить по конькам-горбункам да чердакам в доме князя Афанасия Вяземского, пока добрался до золотой шкатулочки в его спальне, где он свою добычу спрятал. Камни эти, видать, давненько не только Андоме и Юсуф-мурзе спать не давали спокойно. Князь Вяземский от приступов зависти наверняка тоже сильно маялся. Недаром, как только Андому приговорили, он побежал к государю клянчить, чтоб ему за службу верную камешки-то бывшего дружка пожаловали. Иоанн жадничать не стал, пожаловал. Только недолго наслаждался Афоня своим новым богатством! Бегает как пить дать сейчас по дворцу своему, ищет сокровища пропавшие. Всех холопов отхлестал на конюшне, а — их нет как нет. Пропали. Камни эти, когда я их нашел в шкатулке княжеской, кровавые и, как огонь, горячие там лежали. Какой ни возьмешь — отравленный меч. Повезло князю Вяземскому больше, чем Голенищу: если бы я их не забрал, они бы нового хозяина, как и Юсуфа, сами бы до смерти извели. Или как Андомского князя — прямехонько к петле подтолкнули…
— Да, повезло, — тихо отозвалась Вассиана. Она подошла к кровати, взяла один из топазов и положила его на ладонь. Камень засиял всеми своими гранями, а в глубине его закружилась таинственная золотистая туманность.
— В этих камнях Балкиды, царицы Савской, хранившихся в мечети Аль-Акса столетиями, похоронены души погибших на Востоке воинов Храма. Их не надо защищать, они сами способны постоять за себя, и каждый имеет свою судьбу, которую ничто не способно нарушить… — произнесла она. Затем положила камень на место и, обернувшись к Гарсиа, спросила: — Слыхал ли ты, что нынче вечером прибыл с Белого озера посланец к князю Алексею Петровичу?
— Слыхал, — подтвердил капитан, — но даже если бы я не знал, с какой вестью прискакал монах, я был бы уверен, что наконец произошло то, чего мы так давно ждали. Присланный Маршалом Храма на поддержку нам Командор Пустыни Жерар де Ридфор осадил монастырь. И все мертвые воины Тампля, похищенные некогда из Лазурного Замка, должны вернуться в лоно ордена. Это означает, госпожа, что время вышло. Великий Магистр принял решение, и наша миссия близится к концу. Я полагаю, Вам необходимо принять Laissage. Маршал Храма желает услышать вас немедленно.
— Ты прав, — согласилась с ним Вассиана, — тогда подготовь все.
— Извольте, госпожа.
Недолго думая, Гарсиа запер поплотнее дверь. Затем достал из запрятанной под кровать скрыни большое овальное зеркало в золотой раме с нежно-голубым стеклом и, подложив мягкую подушку, осторожно расположил его на табурете посредине комнаты. Поплотнее занавесил окна. И наконец, открыв один из ящиков комодца, привезенного с Белозерья и хранившегося обычно на галере, снял маскирующее верхнее днище его и достал лежащий в тайнике сверток. Развернув холст, в который было обернуто содержимое пакета, он аккуратно отложил его в сторону. В свертке находилось сложенное в несколько раз богатое одеяние из белоснежной материи. Вытянув руки, Гарсиа с благоговением распустил его. Это оказался роскошный длинный плащ с красным крестом посередине.
- Предыдущая
- 13/70
- Следующая