Кто сильней - боксёр или самбист? Часть 4 - Тагиров Роман - Страница 23

Попробуй плюнь тому же Путилову в морду. Через месяц твои плевки будут замораживаться на лету где-нибудь на Крайнем Севере. Нет, мы выберем другой путь.

Более народный…

* * *

Начальник стрельбища спрятал деньги и зашёл на пилораму. Драугялис сидел на том же бревне. Неподвижный взгляд устремлен в дощатый пол, густо посыпанный опилками. Прапорщик заглянул в проём двери и со словами: «Ромас, за мной» направился к себе в домик. Пилорамщик встрепенулся и выдвинулся следом.

Оба зашли в домик, Кантемиров махнул в сторону стола:

— Присаживайся.

Хозяин дома убрал со стола пустые чашки, вынул из пакета булочки с колбасой и принялся делать бутерброды. Гость смотрел за манипуляциями своего командира без всяких эмоций. Голодом Ромас явно не страдал. Другие мысли выбили все нормальные солдатские инстинкты.

Тимур, не отвлекаясь от приготовления ужина, задал резонный вопрос:

— Ромас, вот скажи мне в чём, правда — хочешь ты жить в ФРГ или нет?

— Товарищ прапорщик, у меня дома три сестры и мама больная…, — начал с прибалтийским азартом говорить рядовой.

Прапорщик перебил:

— Боец, мне сейчас некогда слушать историю твоей семьи. Отвечай мне — да или нет. Ещё раз спрошу — ты сам хочешь бежать в ФРГ?

— Нет.

— Это хорошо. Следующий вопрос. Ромас — ты водку пьёшь?

— Да.

— Это тоже гут.

Хозяин домика вынул из своего холодильника и со стуком поставил на стол начатую бутылку водки «Кёрн», оставшуюся после бани генерал-лейтенанта Потапова. Гвардии рядовой Драугялис с удивлением посмотрел на немецкую водку и перевёл взгляд на начальника стрельбища. Тимур спокойно разложил приготовленные бутерброды на тарелку, вынул две чашки и открыл две бутылки минералки. Разлил водку в чашки: себе грамм пятьдесят, солдату — полную чашку.

Начальник стрельбища довольно рассмотрел наспех накрытый стол и предложил рядовому незатейливый тост:

— Давай, Ромас, за нас!

Долго упрашивать солдата не пришлось. Пилорамщик молча поднял свою чашку, чокнулся с командиром и разом маханул водки в 38 градусов. Рука солдата потянулась к тарелке с бутербродами…

Кантемиров придвинул закуску к себе:

— Ромас, русские после первой не закусывают.

Сам же с аппетитом зажевал булочку с колбаской, запил минералкой и задал собутыльнику следующий жизненно важный вопрос:

— А теперь скажи мне, гражданин Литовской Советской Социалистической Республики, ты там у себя будешь в авторитете, если скажешь своим, что в ночь побега побил своего русского командира, который решил тебя остановить. Подумай хорошенько, боец.

Солдат задумался, прапорщик налил ещё водки: себе на донышке, собеседнику полчашки. Драугялис кивнул и, не дождавшись приглашения командира, резво опрокинул чашку.

Тимур усмехнулся:

— Русские после второй тоже не закусывают. Ромас, я жду ответа.

— Товарищ прапорщик, я не знаю.

— А я знаю, товарищ солдат. После дембеля ты будешь у себя на родине авторитетным пилорамщиком, если выяснится, что ты, в самом деле, в ночь побега выпил водки для храбрости, избил прапорщика и попал на гауптвахту. Пошли, Ромас.

— Куда?

— Бить меня будешь, — спокойно сообщил прапорщик, вставая со стола, и быстро добавил. — Не тормози, рядовой! Времени мало.

Собутыльники вышли на улицу. Стемнело…

Кантемиров прошёл на освещённую асфальтированную площадку между домиком прапорщика, казармой стрельбища и ремонтным цехом. Что-то вроде небольшого плаца посредине отдельного воинского подразделения. Как раз напротив окон столовой и коридора, где стоял дневальный.

Столовая уже опустела, оставались только наряд с поваром. На тумбочке стоял второй дневальный. Обычно в вечер субботы старослужащие сидели в Ленкомнате и смотрели телевизор с запрещённой приставкой и хитрой антенной, закинутой на верхушку ближайшей берёзы. Остальные бойцы, кроме наряда на кухне, дневального и охраны боевых машин в боксах директрис, отдыхали — кто, как мог…

Командир подозвал рядового ближе:

— Давай, Ромас, бей меня по лицу.

— Я не могу, товарищ прапорщик, — солдат стоял на месте. Времени до побега литовца оставалось всё меньше и меньше.

Начальник стрельбища решил взять инициативу в свои кулаки:

— Рядовой, это же так просто. Примерно, вот так!

Боксёр сделал шаг навстречу солдату, и когда левая нога коснулась асфальта, левый кулак резко выбросился вперёд и остановился об нос Ромаса. Удар оказался несильный, но хлёсткий, как плеть. И этого движения кулака вполне хватило, чтобы голова рядового откинулась назад, вернулась на исходную, а из носа густо закапала кровь.

Драугялис провёл рукой по лицу, посмотрел на окровавленную ладонь и медленно произнёс:

— Не надо, товарищ прапорщик.

— Надо, Ромас, надо, — Тимур сделал шаг вперёд, оппонент отступил. Ещё шаг, и оба оказались на самом освещённом месте, как раз напротив окна дневального.

Начальник стрельбища начал заводиться:

— Бей, солдат. Показываю ещё раз, — боксёр шагнул вперёд и немного вправо. Удар правой сбоку достиг глаза солдата. Спортсмен старался не вкладывать вес в удар, бил не сильно, но резко. Пилорамщик качнулся, устоял, широко расставил ноги и мотнул головой. Капли крови разлетелись в разные стороны…

Кантемиров за последние полтора года хорошо изучил характер своего солдата и знал, что Ромас не был по жизни бакланом. Но, прапорщик не мог знать, что будущему защитнику Родины до призыва не раз приходилось защищать своих сестёр от местных каунасских хулиганов. И у литовца остался опыт уличных драк.

Ромас и так был самым сильным солдатом полигонной команды войскового стрельбища Помсен — на голову выше своего командира, худощавый, с широкой костью. И за время службы на полигоне свежий воздух, жёсткий режим, отличное питание и постоянный упражнения с досками и брёвнами на пилораме прибавили сил молодому мужчине и закалили характер бойца Советской Армии.

Рядовой ещё раз мотнул головой, разбрызгивая кровь со своего носа. Какой не был сильным солдат, нос оказался у него слабым. Видимо, перебили в драках на улицах родного города.

Дневальный у тумбочки с широко раскрытыми глазами через окно рассматривал редкую картину под названием: «Прапорщик избивает своего солдата». Затем, вспомнив свои непосредственные обязанности, рванул в Ленкомнату.

Рядовой пришёл в себя, взглянул на противника, спокойно стоящего перед солдатом, сделал резкий шаг навстречу и с выкриком на родном литовском поднял правую руку, но ударил левой.

Именно в этот момент из казармы с криком: «Товарищ прапорщик!» выскочил старший оператор стрельбища, сержант Басалаев. Прапорщик на долю секунды отвлёкся на сержанта, поздно среагировал на здоровый кулак самого сильного солдата стрельбища и пропустил отличный удар в ухо.

Боксёру в этот короткий миг показалось, что его ударили со всего размаха огромной жердиной. Тимур перелетел через небольшую оградку, отделяющую газон от асфальта. Уроки самбиста в спортзале не прошли мимо подсознания боксёра, тренированное тело спортсмена среагировало и правильно упало на траву. Тимур перекувырнулся через себя, сел и, также как солдат, мотнул головой. Взгляд прапорщика сфокусировался на рядовом.

Тимур вскочил и с возгласом: «Пипец тебе, Ромас!» перепрыгнул через декоративный заборчик, ближе к противнику. Оппонент ответил быстрым словосочетанием из двух литовских слов и размахнулся правой.

И в эту секунду гвардии сержант Басалаев сделал самую большую ошибку за всю почти двухлетнюю службу в ГСВГ — решил разнять дерущихся. Кулак Ромаса, тыльной стороной на размахе, просто снёс подбежавшего сзади старшего оператора в сторону.

Сержанта никто не учил падать, и его затылок с гулким стуком остановился об асфальт импровизированного плаца войскового стрельбища Помсен. Виталий отключился. Не каждый советский солдат выдержит два мощных удара подряд по своему черепу с двух сторон.

На этой секунде бой прапорщика с рядовым закончился боевой ничьёй. Тимур с Ромасом одновременно кинулись к поверженному товарищу. Драугялис рывком поднял друга за подмышки, а Кантемиров залепил парню звонкую пощёчину. Сержант встрепенулся, открыл глаза и с удивлением осмотрел окружающих. Весь личный состав, за исключением дежурных механиков-водителей боевых машин, стоял вокруг участников необычайной драки.