Кровавый росчерк пророчества (СИ) - Кицунэ Миято - Страница 1

1 августа 1995 г.

Англия, Литтл-Уингинг, Тисовая улица, дом 4

Вчера была годовщина: семь лет, как я нахожусь в мире магов. Этот день совпадал и с днём рождения Гарри: в его восьмилетнем теле поселилась и прижилась моя душа. Совсем скоро я вырасту и сравняюсь по возрасту с собой прошлым, и тогда… всё может измениться. По крайней мере, я на это надеюсь, и эта мысль придавала мне сил и наполняла жизнь здесь смыслом.

Нечасто и не каждому выпадает шанс начать всё сначала, но я всегда был на особом счету у судьбы. «Избранный», «ребёнок пророчества», который мог либо спасти, либо погубить свой мир. И, кажется, как со мной не раз бывало, я умудрился сделать и то, и это. Точнее, «погубить» у меня уже получилось, а вот над «спасением» я как раз работаю…

Время не линейно, оно имеет вид спирали, и когда её витки совпадают, то можно совершить прокол и попасть в определённый день будущего или прошлого, в том числе будущего и прошлого другого мира. Это не просто теория, я смог подтвердить её на собственной шкуре. Наш мир и мир магов далеко не единственные. И в далёком прошлом, которое теперь относительно меня уже недалёкое будущее, пятнадцатилетний волшебник по имени Гарри Поттер призвал меня, шиноби по имени Узумаки Наруто, в свой мир, чтобы дать миссию. Чисто технически Гарри, конечно, вызывал демона, но я когда-то был джинчуурики, то есть живым сосудом для биджуу — хвостатых зверей величиной с гору, полностью состоящих из чакры. Их в нашем мире считали демонами. Во мне был заточён Курама — самый сильный и грозный, его истинная форма — девятихвостый лис.

Биджуу всегда ненавидели, их боялись, но использовали, пытаясь получить эту невероятную силу, превышающую все мыслимые человеческие возможности. И тогда люди научились запечатывать биджуу в других людей и делать из них джинчуурики — сосуды для демонов. У меня не было выбора, становиться джинчуурики или нет: Курама был запечатан в меня в день моего рождения моими матерью и отцом. Оба они были величайшими шиноби своего времени, и у них тоже не было иного выбора. К тому же они верили, что я справлюсь с этим. В конце концов, когда мне было шестнадцать, я смог совладать со своим биджуу и подчинить его силу, хотя больше всего на свете я хотел, чтобы Курама стал моим другом. И думаю, что наше общее «приключение» в мире волшебников, в который нас призвал Гарри, было отправной точкой для того, чтобы мы с Курамой всё же подружились.

А потом мы вернулись, и через несколько месяцев случилась кровопролитная война: Четвёртая мировая война шиноби. Погибли почти все, кто был мне дорог. Мои самые близкие друзья, девушка, которую я любил, девушка, которая любила меня, мои товарищи, Каге всех стран, десятки тысяч шиноби. Я думал, что поступил правильно, и, будучи доведённым до отчаяния, воспользовался секретной техникой клана Узумаки, уничтожив себя, Кураму и прихватив главных врагов. «Последний вздох» стирал чьё бы то ни было существование в мире без возможностей на возрождение любыми способами. Но, по сути, исполнилось пророчество, сделанное Гамамару, великим «огама-сэннином», огромным «жабом-отшельником» из мира моего призыва: я стал тем, кто уничтожил наш мир.

Несмотря на то, что той техникой я принёс себя в жертву, моя история не закончилась и меня, точнее, мою душу, выкинуло во временную спираль другого мира. Насколько я понял и обговаривал это с Алисой, наши миры словно движутся навстречу друг другу, временами соприкасаясь, поэтому я попал в прошлое Гарри и, собственно, оказался в его теле. Этому поспособствовал и мой биджуу. Курама израсходовал почти всю свою чакру, чтобы я жил, а потом, через пять лет, смог воплотиться и сам, точнее, сама, в мире волшебников. Теперь её зовут Алиса Лонгботтом: моя биджуу заняла тело матери моего друга Невилла, слившись с осколками повреждённой души волшебницы, которая тоже своеобразным образом принесла себя в жертву, попросив позаботиться о своём ребёнке. Впрочем, со своей ролью Алиса справляется и искренне привязалась к своему сыну.

Мир волшебников, несмотря на явные отличия от нашего мира, был далеко не сказкой. К тому же моя «избранность» повторилась и здесь. Гарри считался «Избранным» и тоже «ребёнком пророчества», которое мне с некоторым трудом, но всё же удалось узнать. Впрочем, среди этих двух «избранностей» я всё же считал приоритетной ту, что со спасением моего мира. Это было главнее всего, и иногда приходилось терпеть, чтобы ничего снова не испортить. Да, из-за «Последнего вздоха» я в своём мире уже был «стёрт» без права возвращения. Даже если попытаться «попасть в прошлое», это не прокатит. Но «прошлый я» ещё может всё изменить. С этим Алиса была полностью согласна.

Когда-то Гарри рассказал свою историю, я запомнил не всё, но эти знания всё-таки мне пригодились. Мы встретились с ним после его пятого курса Хогвартса, и он поведал о своей жизни до окончания Турнира Волшебников на его четвёртом курсе. Гарри очень переживал из-за смерти участника Турнира, как я думаю, Седрика Диггори, и замкнулся, почти не упоминая о событиях последующего года. Впрочем, полагаю, что Гарри было очень тяжело даже говорить о той грязи, которую на него, скорее всего, лили вёдрами по определённым причинам. В частности, той самой пресловутой «избранности». Я все прошедшие четыре года Хогвартса нарабатывал себе репутацию, обзавёлся кучей друзей, скорректировал некоторые события и моменты, но и то чуть сам не попался в эту западню лжи и обмана. В последнее время интриги вокруг меня заплелись посложнее косичек «Красного Локона», который в Хогвартсе курирует Алиса, получившая должность тьютора школы. И если бы не мои всяческие «предзнания», предыдущий жизненный опыт и поддержка Алисы, Снейпа-сенсея и Барти Крауча, то тоже мог бы завязнуть и сам бы не понял, как всё произошло и где я за один миг всё профукал.

Но наш бородатый директор Хигэканэ серьёзно просчитался. Зря он так поступил с отцом Невилла, зря попытался рассорить меня с Драко, зря убрал подальше от меня Чжоу и убедил её родителей, что она мертва, зря попытался воздействовать на меня через мою семью и тем более мою полуторогодовалую сестрёнку Лили. Я всё же нанёс ответный удар. В этом мире были свои правила «войн»: силовых столкновений практически не было, приходилось действовать скрытно, хитростью, прикидываясь наивным дурачком. Прямо как в старые добрые времена, когда сил и умений особых не было, а выживать как-то надо. Лучше прослыть дураком, чем «опасным джинчуурики, которого подчинил себе демон».

Впрочем, местные реалии и возможности магии таковы, что волшебник может позволить себе весьма широкий спектр заклинаний, в том числе и стихийных, но не слишком мощных. К своим пятнадцати годам по развитию я был примерно как чуунин с уклоном в крепкое тайдзюцу и широким арсеналом стихийных техник, не превышающих D-ранг.

Я как-то даже выдвинул Алисе теорию, что в абстрактной суммарной мощности маги и шиноби равны, скажем, у каждого по сто баллов развития. Но получалось, что шиноби склонен только к нескольким стихиям, в среднем от одной до двух. У моего наставника Хатаке Какаши было целых четыре стихии, он был уникумом. Но даже если развивать последующие стихии, то их мощность будет уменьшаться в геометрической прогрессии по сравнению к основной склонности. Так техники стихии молнии Какаши мог выделывать на А-ранг, а, скажем, стихия огня у него была не выше D-ранга. В общем, у среднестатистического шиноби основная склонность забирала от шестидесяти баллов из ста возможных, а всё остальное либо делилось на развитие других стихий, либо могло добавляться на развитие основной. Были случаи, когда люди вообще обучались какой-то одной технике, но творили с ней такое, что после её активации от городов оставались одни руины, а от врагов — мокрое место. Ещё у нас были ирьёнины, они распределяли свои сто баллов на изучение техник лечения и редко овладевали какими-то стихиями. Имелись также отдельные кланы шиноби, которые были склонны не только к ниндзюцу, но и к гендзюцу — иллюзиям. А ещё некоторые обладали уникальными способностями вроде ментальных техник клана Яманака, сенсорных способностей клана Хьюга, управления насекомыми клана Абураме и многих других.