Распутин наш (СИ) - Васильев Сергей Александрович - Страница 47

Генерал Рузский, проводив взглядом широкую спину британского офицера, с облегчением вздохнул и снова уселся за чистый лист бумаги, стараясь собрать в кучку разбегающиеся мысли. Идиотская ситуация, когда по поводу достигнутого его войсками военного успеха полагалось не радоваться, а горевать, вымораживала и ломала психику. Но честолюбие боевого офицера слабо и неуверенно сопротивлялось клятвам, принесенным генералом при зачислении в масоны, некрасивому компромату из кокаиновой зависимости и совсем нехорошим распискам в руках англичан.[47] А значит, требовалось быть решительным и бескомпромиссным, даже если речь шла об этом болгарском генерале, с которым Рузский съел пуд соли.

– Ваше высокопревосходительство! – голос адъютанта был вежлив, но тревожен, – с Вами просят срочно выйти на связь Его высокопревосходительство генерал Гурко, господин Гучков и Его высочество великий князь Николай Николаевич…[48]

Генерал Рузский раздраженно бросил перо, нервно смяв бумагу.

– Да что происходит, черт побери?!!..

Глава 19. Geheime Mächte[49]

В Германской империи Восточная Пруссия была самой дальней окраиной. Для немцев "Кёнигсберг" звучал примерно так, как для русских "Владивосток", но только географически. Пруссия – центр, “откуда есть пошла земля” германская, точка сбора разрозненных княжеств в могучую империю, с которой считаются все мировые державы. По этой причине, а также благодаря врожденной немецкой рачительности, эти земли обхаживали вдумчиво и тщательно. Развитая инфраструктура, брусчатка даже в маленьких селах и, конечно, огромные, красивые школы. Бисмарк после победы над Францией сказал: “эту войну выиграл прусский школьный учитель”, скромно умолчав о тех гигантских вложениях в образовательную систему, инициатором которых он являлся. Школы – такие же прусские доминанты, как кирхи. Помнится, и в Петербурге до войны лучшие учебные заведения держали немцы.

Традиционно аграрная Пруссия в начале ХХ века стала очень индустриальной. Немцы были законодателями промышленности и в Средние века, затем порядком отстали от англичан, но при Втором рейхе всё наверстали. Крупнейшими промышленниками Европы начала ХХ века были англичане Армстронги, за ними – немцы Круппы, и только потом – русские Путиловы. Рур, Силезия, Дрезден, Гамбург… Пруссия была далека от производственных гигантов, но что-то промышленное тут располагалось чуть ли не в каждом городке.

Лицо прусских городов – совершенно особое. Немцы всегда жили в крайнем дефиците ресурсов, и единственный способ выжать максимум из минимума – его структурировать. Отсюда особая немецкая музыка, философия, орднунг. В архитектуре, как в зеркале, отразились литературные и музыкальные начала. Литература – это сюжет и слог. Тут каждый старый дом рассказывает свою историю. Музыка архитектуры – это её ритм. Немецкие дома потрясающе ритмичны, чётки. Их строгость линий “слушаешь” взглядом. Доминирует “квадратиш-практиш-гут”. Но излюбленный прусский приём – одна очень веская деталь, вписанная в строгую геометрию здания. Возможно, эта традиция восходит из ганзейских времен, когда не было почтовых адресов, и каждый дом-мелодия имел скульптуру-символ или имя, будь то исполняющий её музыкант, финальный аккорд или просто название песни.

Тильзит, расположенный в 130 километрах от Кенигсберга на приграничном Немане, полностью отвечал всем прусским традициям, поэтому полковник Вальтер Николаи, начальник самого могущественного управления Германской разведки, подчиненной непосредственно кайзеру, любил тут бывать. А может быть и потому, что именно здесь он состоялся, как уникальный специалист по тайным операциям. Одиннадцать лет назад начальник русского отдела III-b полковник Лауенштайн пришел к выводу, что Россия, потерпев поражение в войне с Японией, направит оружие против Германии. Необходимо было создать сильную секретную службу на Востоке, и он решил поручить эту задачу молодому перспективному Николаи. Всего за два года Вальтеру удалось превратить Кенигсбергский разведывательный пункт в главный форпост и рассадник шпионажа против России. Пограничный Тильзит стал резиденцией и конспиративной явкой для его лучших агентов, работающих на Востоке. С 1906 года он хотя бы пару раз в год приезжал сюда под разными предлогами и напитывался энергией, прогуливаясь в тиши парка Якобсруэ, заходя в Тильзитский театр и Реформаторскую кирху, проходя мимо крошечных трамвайчиков, снующих по площади Макса фон Шенкендорфа, и неизменно заканчивал променад у грандиозного корпуса драгунских казарм – достойного преемника тевтонских замков. Огромное капитальное здание внушало ощущение надёжности и полностью оправдывало название “Пограничная земля”.

В 1914 году Николаи изменил своей традиции. 23 августа конный отряд кирасиров Его Величества под командованием штабс-ротмистра Чебышева вошел в город. Следует признать: установился довольно мягкий оккупационный режим, а культуру русских отмечали многие обыватели. Русские офицеры, в массе своей носители специфической корпоративной этики, идеалов офицерской чести и достоинства, определили соответствующее отношение к мирным бюргерам. Да, комендантский час ограничивал передвижение. Согласно военному положению, выход из домов после 9 часов вечера запрещался. Более того, на город даже наложили контрибуцию в размере пятидесяти тысяч марок. Но, с другой стороны, для поддержания эффективного снабжения сельскому населению разрешалось въезжать и выезжать из Тильзита. Были открыты школы, работали рестораны, кафе, торговали в магазинах и на базаре. Пользуясь этим, агенты Николаи ни на один день не прекратили свою работу, шастая под видом бауэров по оккупированной зоне и исправно поставляя в Кенигсберг свежую информацию о дислокации и передвижениях армии противника. Русский поэт Сергей Александрович Соколов, писавший под псевдонимом Кречетов, побывав здесь в начале сентября, оставил в дневнике следующие строчки: «Вот и Тильзит позади с его внушительными памятниками, с его модными кафе и магазинами, с его кокетливыми виллами, с его подвижной, но молчаливой уличной толпой». Тонко и остро чувствующий, он уже тогда видел некую зловещую ауру внешне мирного спокойного населения.

Немцы всегда оставались патриотами-националистами, не изменив себе и в 1914 году. Несмотря на все милые улыбочки и приветствия, они воспринимали царские войска как врагов-оккупантов. Очень скоро русские солдаты на собственной шкуре ощутили «миролюбие» тильзитцев… В ходе ожесточенных боёв и русского отступления, когда после гибели всех офицеров окруженные противником остатки одной из рот и сотни хотели сдаться, немцы расстреляли их из пулеметов. Раненых, по показаниям очевидцев, “мирные” бюргеры-пруссаки обливали керосином и сжигали».[50]

С тех пор Николаи в Тильзите не был. Последние два года – безвылазно на Западном фронте. И вот его срочно выдёргивают обратно на Восток с требованием найти какой-то секретный штаб русских, управляющий неожиданно удачным наступлением, обеспечить свежей разведывательной информацией ставку в Спа, пресечь деятельность вражеских шпионов в тылу германских войск. “Хорошо, что не потребовали силами моих агентов отбить Митаву, – подумал Вальтер. – Это было бы логичным завершением.”

Прибыв в Тильзит и получив у коменданта ключи от своей старой явочной резиденции, разведчик добрался до неё только к вечеру. Весь день ушёл на выяснение расположения штабов и частей, держащих приблизившуюся линию фронта, получение от начальников оперативной информации. Добрался до скромного домика на окраине города на Ragniter Strasse, когда стемнело, совершенно разбитый, уставший, как собака, с нестерпимым желанием принять душ и уткнуться в подушку. Остановив машину перед самым входом, отпустив денщика, легко вбежал по ступенькам, повозился с замком, прошёл в прихожую, с наслаждением скинул осточертевшую тяжелую шубу и стянул перчатки. Шагнул в гостиную, протягивая руку к выключателю.