Цесаревич Вася (СИ) - Шкенев Сергей Николаевич - Страница 18

— Принесла?

— Чуть не попалась, — хихикнула Лиза Бонч-Бруевич, поставив у кровати большой кожаный саквояж. — Представляешь, все такие вежливые, и каждый норовит предложить помощь. Пришлось сказать, что это пирожки для любимой бабушки, и запасы нижнего белья для неё же.

— Умничка, — похвалил Красный. — Бороду поможешь наклеить?

Лиза принесла театральный реквизит, позаимствованный в самодеятельном театре родной гимназии. Находящегося на излечении гимназиста в пижаме и халате отсюда не выпустят, а слегка прихрамывающий на обе ноги старичок, сопровождаемый заботливой внучкой, выйдет беспрепятственно. Поношенное пальто, порыжевшая от времени шапка-пирожок, массивная трость — здесь много таких ветераном давно отгремевших войн, поправляющих здоровье за казённый счёт.

Спустя каких-то двадцать минут дедушка с внучкой присели на скамейку напротив центрального входа в госпиталь.

— Ботинки на два размера меньше, — пожаловался Вася.

— Извини, я забыла спросить и взяла первые попавшиеся.

— Всё правильно сделала, — успокоил девочку Красный. — Зато хромоту получилось изобразить очень натурально.

— Давай возьмём такси, — предложила Лиза. — Вон там на стоянке их штук пять.

— Возьмём, — согласился Вася. — Но сначала фокус.

— Какой?

— Сейчас увидишь.

Он закрыл глаза, а из дверей госпиталя на улицу шагнул ещё один Василий Красный, но уже без грима. И без шинели, зато с орденами на гимназическом мундире, чтобы героя любой смог узнать издалека. Его и узнали — проходивший по тротуару городовой вдруг резко изменил направление движения, сразу три таксомотора рванули со стоянки к перспективному пассажиру, толстая кухарка с корзиной свежих овощей бросила ношу в лужу, чистильщик обуви подскочил с ящика и сунул руку за пазуху…

— Что они делают? — Лиза удивлённо смотрела, как водители такси и толстая кухарка запихивают второго Красного в машину, а городовой с чистильщиком обуви отгоняют любопытствующую публику.

— Меня похищают, — объяснил Василий открывая глаза. — Сейчас повезут англичанам продавать.

— Так им же запрещён въезд в империю.

— Да как-то пробираются.

— И что делать?

— Сейчас? А вот сейчас мы возьмём таксомотор и поедем к Феликсу Эдмундовичу. У нас всего дня часа в запасе.

Подполковник Стюарт Мензис не пробирался тайком через границу, и не прятался в тёмных трюмах от бдительной российской таможни. Нет, он въехал вполне легально — купец первой гильдии Иван Георгиевич Жабокритский ведёт дела по всему миру и часто выезжает за границу. Русский хлеб, знаете ли, хотят кушать все.

— Извольте получить, мистер Джонсон! В целости и сохранности, как вы и заказывали, — Евно Азеф толкнул связанного гимназиста к полковнику и широко улыбнулся, из-за чего корочка свежих ожогов лопнула и засочилась сукровицей, превращая лицо в страшную маску. — Когда я получу свои деньги и британский паспорт?

Мензис задумался. Он не любил оставлять живых свидетелей своей деятельности, но прятать трупы не любил ещё больше. И без этого хватит хлопот по переправки гимназиста в Лондон, да и ловкий пройдоха Азеф ещё может когда-нибудь пригодиться. Такой человек не станет вести жизнь булочника на покое, и вновь захочет пощекотать себе нервы за приличное вознаграждение. Что же, Стюарт Мензис с удовольствием предоставит ему такую возможность.

— Возьмите конверт на столе, там паспорт и чек. Надеюсь, Евгений Филиппович, вам не нужно напоминать о необходимости как можно быстрее покинуть пределы Российской Империи?

— Не извольте беспокоиться, Иван Георгиевич. Как только подживут ожоги…

— Обратитесь к целителям.

— Чтобы они тут же доложили о магическом происхождении повреждений в жандармерию? — попытался усмехнуться Азеф. — Чёртов Меер, и как его угораздило взорваться в самый неподходящий момент?

Подполковник с сочувствие покивал, но мысленно сделал пометку, что господин Азеф тоже не любит оставлять в живых свидетелей и подельников. Похвальная черта характера!

— И ещё, Евгений Филиппович…

— Да?

— Вас не затруднит просьба оставить меня наедине с этим юношей?

— Конечно, мистер Джонсон, — ухмыльнулся Азеф и скривился от боли. — Меньше знаю, крепче сплю. Только после изрядного количества влитой в него опиумной настойки он вряд ли сможет сказать что-нибудь интересное.

Гимназист и в самом деле производил впечатление человека не от мира сего. За всё это время он не произнёс ни единого слова, и смотрел пустыми глазами в одну точку. Впрочем, так даже удобнее его перевозить, а уж в Лондоне найдутся люди, способные заставить говорить даже египетскую мумию.

— И всё же, господин Азеф, оставьте нас.

— Увидимся в Англии, мистер Джонсон!

— Очень надеюсь на это, Евно Фишелевич.

Полковник проводил Азефа до дверей снятой на несколько дней квартиры, запер за ним четыре замка, и взялся за телефон. Набрал номер, дождался ответа, и нажал клавишу на лицевой панели аппарата — теперь любой желающий подслушать разговор может насладиться сороковой симфонией Моцарта в исполнении оркестра балалаечников села Холуй Владимирской губернии.

— Генрих Григорьевич? Здравствуй, дорогой мой, это Жабокритский беспокоит.

— …

— Нет, Генрих Григорьевич, это подождёт. Вот вернусь из Стокгольма…

— …

— Да, вы правы, каюта первого класса и отсутствие интереса к моему багажу. Хотелось бы уже сегодня вечером…

— …

— Генрих Григорьевич, неужели ваше всесильное ведомство не сможет организовать уважительную причину, по которой кто-нибудь откажется от поездки? Вот никогда в это не поверю.

— …

— Помилуйте, Генрих Григорьевич, я вас очень ценю, но умерьте аппетит!

— …

— Вот умеете же вы уговаривать, Генрих Григорьевич!

Положив трубку на место, подполковник услышал за спиной неясный шум, напоминающий шелест опадающих осенних листьев, резко обернулся, и понял, что это был звук вдребезги разбивающихся надежд на награды, повышения, и собственный кабинет на набережной принца Альберта. Гимназист исчез, только стянутые хитрыми узлами верёвки остались лежать на толстом ковре.

— Потроха святого Георгия, что происходит и как это могло случиться?

Верёвки с ковра не ответили. Они вообще не умели говорить.

Стюарт Мензис помотал головой, будто это могло хоть как-то помочь, и снова взялся за трубку телефона:

— Григорий Иванович?

— …

— Слушай, Григорий Иванович, у меня на втором складе рыба протухла.

— …

— Да, та самая, пряного посола. Буду очень благодарен, если пришлёшь кого-нибудь вывезти тухлятину на свалку.

— …

— Огромное спасибо за понимание, Григорий Иванович!

По Забалканскому проспекту шёл прилично одетый человек. Бобровая шапка надвинута на самые брови, лицо замотано шарфом… видимо господин приехал из тёплых краёв и никак не привыкнет к выкрутасам столичной погоды. Торопится куда-то.

Из остановившегося автомобиля по солидному господину хлестнули свинцовыми струями сразу два новомодных американских пистолета-пулемёта Томпсона. И какой энергетический щит выдержит попадание сразу сотни пуль?

Евно Фишелевич Азеф уже никуда не торопился…

Бывшая прима-балерина Большого Петербуржского театра Луиза Балетта, оставшаяся после Октябрьской Реставрации без работы и средств к существованию, жила за счёт подработок, подобных сегодняшней. И неплохо жила! Душка Евно честно заплатил двадцать тысяч рублей, а при должной экономии этих денег вполне хватит на пару лет.

Стук в дверь раздался в тот момент, когда Луиза избавлялась от грима и подушек под одежной.

— Открыто! Кого там черти принесли?

Вместо ответа прилетела пуля, снёсшая бывшей приме-балерине половину головы.

Студент-путеец, заскочивший в тёмный переулок оросить облезлые стены отнюдь не живительной влагой, выскочил оттуда с выпученными глазами:

— Господа, там городовой в луже крови! Вызовите полицию, господа!

Директор и владелец таксомоторного парка «Юбер» орал на главного механика и топал ногами: