Опасные манипуляции (СИ) - Путилов Роман Феликсович - Страница 9

– Я вас даже пальцем не коснусь, но тебе твое ушу не поможет…

Затем я начала двигаться. Сделав скользящий шаг назад, который я видела в каком-то фильме с Джеки Чаном, я провела движение рукой в сторону лица Наташи, почти скользнув пальцами по кончику ее носа. Затем, без паузы, я изобразила одновременный удар двумя руками в сторону стоящих справа и слева от меня «прилипалок», после, шагнув еще назад, я изобразила какую-то экзотическую стойку из восточных единоборств, стиль журавля, наверное. Густую тишину можно было резать ножом.

Наташа весело усмехнулась:

– Это все?

– Все…

Блин, неужели у меня ничего не вышло, и сейчас меня будут бить.

Со словами «Сними очки» Наташа шагнула вперед, ее взгляд скользил по мне, выбирая точку нанесения возмездия. Вдруг я, к своей величайшей радости, заметила растерянность в ее глазах. Она замерла, ее руки метнулись к глазам, она тщательно пыталась стереть с лица источник усиливающейся жгучей боли, из-за прижатых к лицу ладоней раздался глухой стон. Через несколько секунд три прихлебательницы присоединились в страданиям своей предводительницы. Поняв, что процесс моего воспитания пошел не по плану, несколько человек из числа зрителей двинулись в нашу сторону. Стараясь сохранять на лице выражение скуки, я подняла свой портфель и двинулась в сторону дома. Сворачивая за угол, я скосила глаза, и заметила, как четыре сгорбленные фигурки, поддерживаемые с боков заботливыми руками, двигаются в сторону здания школы, а несколько человек остались на месте несостоявшейся драки, возбужденно крича и размахивая руками.

Последующие два дня Наташа и ее подружки в школе не появлялись. Мои одноклассники со мной не разговаривали, когда я входила в класс, все замолкали. Общалась я только со своим соседом и только по делу. Но вакуум вокруг меня был необычным. Меня старались обходить по дуге, не встречаться глазами, но это не было похоже на пресловутый презрительный бойкот. Нет, это было что-то новое. Все встало на место, когда я в узком коридоре столкнулась со Славиком – Табаки. Он отскочил в сторону и вжался в стену. Я удивленно взглянула ему в глаза, навстречу мне плеснула волна страха. Они ничего не поняли! Мое оружие осталось моей тайной. Они столкнулись с мелкой пигалицей, которая стала вести себя крайне дерзко, каким-то образом победила женскую гвардию класса. Это было непонятно и вызывало опасение. Даже признанные авторитеты, занимавшие задний ряд справа и слева от моей парты, старались обходить меня стороной: а вдруг я и им хамить начну…. Драться с девочкой, да еще с неизвестным результатом?

Кроме позора ничем не обогатишься.

На третий день в классе появились жертвы моих козней. Непоправимого ущерба красоте я, к моему облегчению, не разглядела. Претензий ко мне они не предъявлял, в сторону старались не смотреть, а зацепившись взглядом, спешно опускали глаза. Ну и хорошо. Нельзя сказать, что ситуация меня не устраивала. Так получилось, что в школу я попала не по месту прописки, школа была почти в центре города, народ тут жил соответствующий. Судья, глава районной администрации, солист оперного театра – вот примерный уровень должностей родителей моих соучеников. А тут вот ходит что-то непонятное. Точнее всего, наверное, мой статус соответствовал положению мещанки, чудом попавшей в Смольный институт благородных девиц. И носики утонченно морщат, и в спину плюют, и за глаза, по-французски, обсуждают. Конечно, за регулярное списывание некоторые учащиеся были готовы улыбаться при встрече, но это уже мне было не надобности. Поэтому проучилась я много лет по принципу «одна на льдине», и новое положение меня абсолютно не напрягало.

Так, вроде бы у меня все устаканилось, но как-то у кабинета истории, полыхнуло у меня лицо жаром, значит, опять кто-то гадости обо мне говорит. А тут и вертеть головой не надо, вон Наташенька Богоявленская, со своими подружками, и пара мальчиков в кружок встали, и что самое интересное, один из мальчиков сосед мой по парте, Андрюша Козлов, которому, как я заметила, Наташа усиленно глазки строит.

Вместо того, чтобы мирно пройти мимо, так как разговаривали и хихикали они тихонько, и слышать ничего я не могла, черт меня дернул на обострение ситуации. Подошла я сзади, аккуратненько Богоявленскую по плечику пальчиком постучала, а когда она недоуменно обернулась, ехидненько так спросила:

–Что Наташенька, опять гадости обо мне говоришь, еще раз услышу – сделаю больно, ты поняла?

Гляжу я в бледное от ярости лицо Наташи, а у самой от страха душа вся заледенела. А вдруг не выдержит она такого унижения в присутствии симпатии своей – Андрюши, соседа моего, разлюбезного? Но и спускать такое нельзя, промолчишь раз-другой, и все вернется на круги своя, а по новой весь класс на место ставить – не факт, что во второй раз получится.

Молчание затянулось, Наташа на меня смотрит, а все на Наташу, команды ждут. Придется опять идти на обострение, шагаю к ней вплотную, носком наступая на краешек подошвы новеньких туфелек Богоявленской.

– Наташа, ответа жду…

Она молча кивнула.

Отступаю назад, делаю книксен, улыбаясь:

–Вы так любезны…

Снова шаг вперед:

– Пройти могу?

Расступились в молчании, шагаю с прямой спиной, вроде все получилось, можно на какое-то время расслабиться.

Ошиблась я сильно, не смогла Наташа смириться. После уроков, шагнув на лестницу, ведущую на первый этаж, ощутила я вспышку ярости в свой адрес, которая пробила щит, которым закрывалась я от какофонии эмоций одноклассников. Успела обернуться, чтобы бы упереться взглядом в торжествующие лицо Наташи, которая почти коснулась меня, чтобы отправить в неуправляемый полет по крутым ступеням. Я чудом успела прижаться к стене, а Наташа, не найдя опоры в виде моей спины, сама отправилась в полет, бестолково хватаюсь руками за воздух. Нет, к сожалению, не совсем бестолково. Одной рукой она почти зацепилась за мой рукав, но, не удержавшись, плашмя упала на лестницу. Правда от столкновения с ее рукой я качнулась и тоже нырнула вниз. Бетонные ступени рванули навстречу моему лицу, я инстинктивно выставила вперед руки. Нет, получилось опереться только на одну руку, вторая рука, сжимающая тяжелый портфель, к месту событий не успела, я смогла опереться только на левую руку, она подламывается, через меня, как будто, пропускают разряд электротока, и дальше я ничего не помню.

Очнулась я от боли, которая чуть не отправила меня обратно в беспамятство. Проморгавшись и оглядевшись, я поняла, что сижу, скрючившись, на сидении в карете «скорой помощи», левая рука зафиксирована на груди, колготки на коленях в бурых пятнах. На носилках тихо лежала Богоявленская, голова и лицо замотаны бинтами, глаза закрыты, не шевелится. Я, поняв, что Наташа жива, постаралась уйти в себя, гася боль в руке и коленях.

Приемный покой, осмотр, анализы, наложение гипса, палата, все быстро и банально, в истории болезни появилась запись: «Одноклассница оступилась на лестнице, падая, увлекла меня за собой». Затем невкусный ужин и сон. Хорошо, что смогла унять боль в переломанном запястье, а то вижу, как мои соседи по палате мучаются. Все утро пыталась срастить кости, не знаю, чего добилась, но рука под гипсом так чесалась, что казалось, что сейчас сойду с ума. Бросив это занятие, и кое-как успокоив зуд под белым панцирем лангеты, пошла искать Богоявленскую. Нашла ее палату в противоположном крыле больницы. Девушка лежала с закрытыми глазами, укрытая по подбородок казенным одеялом. На голове повязка – «косынка», один глаз заплыл, нос опух и посинел. Потихоньку присела на табурет возле кровати. Минут через пятнадцать, Наташа, очевидно почувствовав мой нетерпеливый взгляд, направленный в ее переносицу, открыла глаза.

– Доброе утро – промурлыкала я – как спалось?

– Пошла ты….– Наташа заскрипела зубами.

– Я вижу, что к разговору ты не готова. Приду попозже.

Я вышла в коридор, чувствуя обжигающий спину взгляд одноклассницы.

Проблема, решать ее надо. Значить будем придерживаться продуманного только что плана.