Опасные манипуляции (СИ) - Путилов Роман Феликсович - Страница 1

«События, описанные в данной книге, происходили в параллельной вселенной, все персонажи произведения являются вымышленными, любое совпадение с реальными людьми – случайно».

Моей любимой ведьме посвящается.      

Пролог.

Здравствуйте, меня зовут Людмила и я ведьма. Услышав такое, любой нормальный гражданин изобразит на лице скептически – вежливую улыбку, так как даже ребенок знает, что ведьм не бывает. Вернее ведьмы бывают. Периодически они появляются в каждой семье, но это такая обыденно – банальная вещь. Современные мужчины, подобно средневековым инквизиторам, давно научились изгонять пылающих гневом и изрыгающих проклятья ведьм из своих дражайших половин, кто с помощью простенького подарка, а самые хитрые путем щедрого обещания, которое никогда не будет выполнено. Но со мной иная ситуация. Иногда, вглядываясь в зеркало, которое, по преданиям, должно отражать истинный облик смотрящего в него существа, я пытаюсь найти в своём отражении черты демона или иного порождения тьмы, так ярко описанные в фэнтезийных книгах и фильмах, но нет. Обычное лицо девушки лет двадцати пяти, не лишенное приятности, волосы до середины лопаток, глаза голубые или зелёные, в зависимости от освещения, губы пухлые, хорошие зубы, высоко очерченные скулы….. Все обычное, ничего особо яркого, вызывающе сёксуального или вампирического. Короче, на юную бабу Ягу не похожа, от слова совсем. Фигура также не вызывает у меня отторжения. Правда иногда мне кажется, что на ней завелся тот самый лишний килограмм, гигантским камнем, лежащий на моей дороге к совершенству, и я начинаю его гонять и уничтожать, и каждый раз ему удаётся куда-то спрятаться, а потом опять появиться, не давая мне расслабиться в этой вечной борьбе. Но обычной женщиной я себя назвать не могу. По воле судьбы мне достался Дар. Дар видеть Зло и возможность бороться со злом. Дар знать суть многих вещей и возможность использовать то, что недоступно обычным людям. Я не говорю о зле, которое живет в каждом из нас, прикрытое от общества тонким слоем цивилизованности. Я вижу Зло, пришедшее в наш мир из мрака забытых тысячелетий, с кровавыми жертвами, безжалостными проклятиями, бездумными приворотами. Нет, я не белая и не пушистая. Со злом я чаще всего борюсь, чтобы спасти себя или своих близких. Мои методы не назовешь чистыми и безупречными. Хорошо это или плохо? Не знаю. Иногда я проклинаю свой Дар. Часто он помогает мне. Много раз дар спасал мою жизнь. Но, каждая встреча со злом оставляет во мне частичку темноты, и мне становится страшно, что станет со мной позже, в конце моего пути. Ну а пока, я стараюсь оставаться на светлой стороне, пытаюсь не покатиться в зловонную тьму, ускоряясь при этом все быстрее и быстрее. И, с каждым годом, я с большей тревогой пытаюсь заглянуть в себя, не шагнула ли я окончательно на тропинку, возврата с которой уже не будет, нормальны ли мои желания и поступки, а также моя эмоциональная отстраненность. Не знаю. Себя трудно оценить объективно, а людей, которые знают мою сущность, осталось очень мало. А пришел ко мне Дар вполне обыденно и страшно. Я не стремилась к Дару, но сначала пришло Зло. Пришло и попыталось забрать мою жизнь. А когда я попыталась спасти себя, во мне открылся Дар, и я осталась жить. Но Зло забрало жизнь других людей. И тогда мне не осталось ничего иного, кроме как бороться со Злом всеми доступными мне методами. И хотя я всегда только защищалась, никогда не нападала первой, клубы темноты в моей душе становятся все плотнее, наверное, ничем хорошим это не закончится. С чего все началось?

Вот вам моя история.

Глава первая. Десять лет, девять дней июля.

Перед моим лицом висит шмель, он очень большой, круглый, красивый и очень сердитый. И я прекрасно понимаю его раздражение. Куча красивых цветов, наверняка, полных нежнейшего нектара, неудержимо, не на мгновение не останавливаясь, надвигаются на шмеля, не давая спокойно сесть в бутон. Цветы ярко нарисованы на моей панаме, мне они нравятся, как и шмелю. Я иду на шмеля, зажмурив глаза, так как панически боюсь всех летающих, с черно-желтыми полосками на брюшке. Наверное, совсем маленькую меня укусила пчела или оса, с той поры со мной остался безотчётный страх перед этой летающей братией. Причём, любую другую живность я не боюсь совсем, могу взять в руки дохлую мышь, и сунуть ее под нос визжащим от ужаса подружкам, но пчелино-осиное племя боюсь панически. Поэтому, я почти бегу, сквозь опущенные ресницы следя одновременно и за шмелем и за белым размытым пятном впереди меня. Это спина моей бабушки, которая бодро идёт по тропинке в сторону леса. Я очень боюсь отстать, остаться один на один, с пушистым, сердито-жужжащим монстром. Наконец, утробно взвыв, шмель делает лихой вираж и срывается куда-то влево, очевидно найдя более привлекательный, но малоподвижный цветок. Я радостно открываю глаза, и уже не боясь споткнуться, бегу за бабушкой. Мы идём собирать растения. Баба Таня – известная травница. Её квартира полна мешочков, вязок, бумажных пакетов, запах сушеных растений никогда не покидает этих стен. Люди приходят к ней, шушукаются, получают свой кулёк с нужным сбором, уходят, чтобы вернуться через некоторое время. Второе лето, как бабушка берет меня с собой на сбор, мы ездим за город на автобусе или электричке, приходим на край болота или в лес, и начинается учебный сбор растений. Мне нравится возится с корешками и соцветиями.… Мелисса, зверобой, корень аира… Слова бабушки, неторопливо рассказывающей о свойствах растений, времени сбора, способе заготовки и хранения четким, крупным шрифтом расставляются по своим полочкам в моей памяти, форма листьев, корна, стебля, соцветия, как цветная картинка из букваря, остается в моей голове навсегда.

Следующий день был таким же солнечным, радостным и бесконечным, как бывает только в детстве. Все утро я играла во дворе нашей девятиэтажки, пока большинство подруг не было вырвано из игры безжалостными голосами мам, вещавших с балконов, что пора обедать. Мы, с моей соседкой Риткой весело запрыгали к нашему крайнему подъезду, где подруга жила на седьмом этаже, а я на последнем. Доехав до седьмого этажа, я, шутя, вытолкнула подругу из лифта, но, она, вцепившись в меня, вытащила из кабины на площадку, двери лифта с грохотом сомкнулись, и лифт с завыванием поехал вниз.

–Давай, вечером увидимся – крикнула я и побежала наверх. Десять секунд, и я у своей двери. Отточенным движением вставляю ключ в скважину, над головой солидно гудят электромоторы в лифтовой, с натугой вытягивая кабину из глубины шахты. И тут я поняла, что скоро умру, что лифт едет сюда, он будет здесь через считанные мгновения, и, если створки кабины раскроются, а я буду стоять в подъезде, то после этого меня не будет. Мгла невыносимого ужаса накрыла меня, и дальнейшие события остались в моей памяти лишь рваными кадрами: моё худенькое тело до хруста костей навалилось на входную дверь изнутри квартиры, трясущиеся руки не могут вставить ключ в замочную скважину, долгожданный щелчок замка, прижавшись к дверному косяку кухни, я смотрю на входную дверь, прижатые ко рту ладони глушат рвущийся из меня крик, грохочут двери лифта, два тяжёлых шага на площадке, периферийное зрение различает какое-то грязно-серое пятно, смутно проступившее на фоне черного дерматина двери, ручка замка, медленно опускающаяся вниз, сильный толчок в дверь, преграда вздрогнула, но выдержала, ещё два глухих шага, лязг створок лифта, гул моторов…. После этого, я почувствовала, что снова могу дышать, чёрная пелена тоскливой безысходности отпускает меня. Дальнейшие несколько часов жизни в моей памяти не сохранились.

Мама нашла меня вечером, я сидящую в комнате напротив входной двери, намертво стиснувшую в руке металлический молоток для отбивания мяса, дорожки высохших слез коркой засохли на щеках. На мамины расспросы пришлось сказать, что кто-то, очевидно пьяный, стучался в нашу дверь. На следующий день над нашим кварталом летали вертолёты, детей не выпускали на улицу, жёлтые милицейские «канарейки» нарезали круги по району, а через три дня во дворе тоскливо взвыли трубы оркестра, заглушаемые криками женщин. Мальчика из соседнего дома, чьё разорванное тело обнаружил в квартире вернувшийся с работы отец, хоронили в закрытом гробу. Я смотрела с балкона на черную скорбную толпу, волнующуюся у маленького красного гроба, мое сердце сжимал отголосок страха, поселившегося во мне три дня назад. Последние ночи я не спала, сон приходил ко мне только с предрассветными сумерками, и в каждом сне я стояла в коридоре нашей квартиры. В который раз вздрагивала от удара дверь, ручка замка скользила вниз, дверь начинала открываться, в темноте лестничной площадки возникало грязно-серое пятно, и я просыпалась, вся мокрая от пота, с сердцем, выскакивающим из груди. За эти дни мы с мамой дважды были в милиции, где несколько помятых дядек, с красными как у кроликов глазами, безуспешно пытались узнать у меня еще какие либо подробности событий того дня. Через два дна после похорон мы с мамой снова были милиции. Знакомые по предыдущим допросам мужчины необычайно скромно сидели на стульях вдоль стены, за столом расположился импозантный старик в красивом, светло-сером, костюме, с гривой седых, слегка вьющихся волос. Увидав нас, он привстал со стула, сделал округлый, приглашающий присесть жест. Узел тёмно-синего галстука был безукоризнен, искренняя улыбка и радостные слова приветствия позволяли заподозрить в мужчине нашего близкого родственника.