Кровь над короной (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 17

Взяв в руку другую бумагу с реальным положением дел в армии, составленной после дотошного опроса генералитета, Иван Антонович уже загрустил не на шутку. Взгляд вылавливал стройные ряды пунктов — перечень выглядел устрашающим, как строй бранденбургских фузилеров. Там было все — полевые кухни отсутствовали как буржуазия в СССР, казармы представляли пустынный мираж — большинство полков стояло постоем по обывателям, в лучшем случае по солдатским слободам. Жалование небольшое, но его выдачи больше напоминали раздачу милостыни богатой купчихи у церкви толпе нищих, сирых и убогих. Стараясь прокормиться и получить довольствие с фуражом, воинские команды шарились по стране, как татарские баскаки в поисках дани.

Вышвырнутые из армии ветераны, их тут инвалидами называли, собирали подаяние, рассказывая о сражениях и показывая увечья — после такой рекламы службы в вооруженных силах приходилось отлавливать массы дезертиров. И хорошо бы просто сбегали, нет, многие уходили в леса, прихватывая фузеи. Бывших солдат охотно принимали в разбойничьи шайки, численность некоторых банд превышала полностью укомплектованную роту, причем с легкими пушками или фальконетами.

— И угораздило же стать царем в этом бардаке, — в сердцах пробурчал Иван Антонович, прикрывая глаза. Одно утешало — Миних взялся за дело серьезно, сам оговаривал сроки выполнения разных мероприятий, оставляя ему, как императору, только контроль.

И то хлеб, ведь всем известно главное правило чиновничества — лучше контролировать реформы, чем отвечать за их проведение. Так что Иван Антонович без устали перекладывал ответственность на различные правительственные учреждения, и, применяя политику «кнута и пряника», заставлял их работать более интенсивно. И деваться было некуда — империя испытывала острый и хронический голод на управленческие кадры, которые практически не готовили. Единственного, более-менее образованного сословия не хватало — дворянство не могло заполнить все имеющиеся вакансии, тем более манифест императора-недоумка Петра Федоровича о его «вольности» еще больше усугубил ситуацию с кадрами…

— Государь, — совсем еще юный, всего девятнадцати лет от роду секретарь Денис Фонвизин, блестяще образованный и уже послуживший в Коллегии иностранных дел в чине поручика, вопросительно посмотрел на императора. И негромко произнес:

— На аудиенцию прибыли вызванные вами вчера господа Бецкой, Ломоносов и Шувалов.

— Пригласи их в кабинет.

Иван Антонович легко поднялся с дивана, подошел к массивному столу. Теперь нужно было заняться самым главным делом — к нему пришли люди, в чьих руках находилось будущее России.

— Доброго вечера, господа! Прошу простить, что пригласил вас в столь позднее время, но государь зачастую не властен над делами, пока их не удастся завершить. Присаживайтесь!

— Благодарствуем, ваше императорское величество!

Иван Антонович отметил общий, весьма уважительный поклон от трех гостей, в руках которых было будущее российской науки и образования. Отвечал ему старейший из них, незаконнорожденный отпрыск князя Трубецкого Иван Иванович Бецкой — такова была практика давать бастардам усеченные родовые фамилии. Весьма представительный мужчина шестидесяти лет, с красной орденской лентой через плечо, в обсыпанном пудрой парике, в кафтане с золотыми позументами — все же имеющий чины тайного советника и генерал-поручика. Последний был получен от покойного императора, хотя сам Бецкой к армии не имел никакого отношения.

Вторым был легко узнаваемый по всем портретам в учебниках по истории, но сейчас впервые им увиденный, как говорится, вживую, статский советник, профессор и действительный член академии наук Михаил Васильевич Ломоносов, пятидесяти трех лет от роду, чуть моложе Бецкого. Выдающийся ученый, стремившийся «объять необъятное» — практически не было такой научной отрасли, в которой этот выдающийся ум не отметился бы. А ведь он был по происхождению из крестьян, но тяга к знаниям вознесла на Олимп отечественной науки.

Третий тоже был весьма характерной фигурой — самый молодой из гостей, всего 37 лет, фаворит покойной императрицы Елизаветы Петровны, отказавшийся принять от нее графский титул и другие почести, которыми его могли бы осыпать. Иван Иванович Шувалов находился как бы в тени своих двоюродных братьев, генерал-фельдмаршалов. Удовольствовавшись только скромным чином тайного советника и генерал-поручика — но опять же к армии имевший весьма опосредованное отношение.

Сейчас он пребывал в должности главного директора Императорского Сухопутного шляхетского кадетского корпуса. Но также оставался 1-м куратором Московского университета, основанного по инициативе Ломоносова при его самом деятельном участии. Мундир тоже с золотыми позументами — все же еще имел придворный чин камергера, и сидел за столом с орденской лентой через плечо.

— Господа, я буду с вами предельно откровенен. Развитие державы Российской затруднено вследствие острейшей нехватки образованных людей, желающих трудиться для ее возвеличивания. А посему нужно создать систему учебных заведений, в которых могли бы, кроме дворян, учится дети духовенства, мещан и даже тех сословий, которые называются «подлыми», но таковыми не являются по моему мнению!

Иван Антонович заметил мимолетную гримасу на лице Ломоносова при упоминании о «подлости», и нескрываемое удивление в глазах посетителей при последней сказанной им фразе. Все трое даже как то подобрались, смотря на него внимательными глазами.

— Посему, господа, настоятельно требуется открытие Коллегии Просвещения, указ о создании которой я вчера подписал. И вы все трое, как наиболее понимающие в образовании и воспитании подрастающих поколений, назначены ее членами. Простите, господа, что я не спросил вашего согласия, произведя это назначение. Но все опрошенные мною, указали на вас, как на самых достойных, знающих и понимающих людей, переживающих за будущее России. Я вас прошу послужить державе нашей, как надлежит каждому честному россиянину!

Иван Антонович сделал долгую театральную паузу, глядя на растерянные лица приглашенных гостей. Потому тут же заговорил дальше, желая все сделать так, чтобы у них не было ни малейшей причины для отказа. Как сказал один киногерой в исполнении артиста Папанова — «куй железо, не отходя от кассы!»

— Господа, буду с вами искренен. Давайте поговорим предельно честно и откровенно. Я понимаю, что вам будет трудно руководить коллегией, вы не администраторы. А посему для повседневных дел я назначу статс-секретарем коллегии любое указанное вами лицо с требуемым числом помощников для регулярной работы сего присутствия.

Лица всех троих мгновенно прояснились, хмурость и озабоченность исчезла. Иван Антонович подумал — «ежу понятно, что взваливать на себя столь хлопотные обязанности никто из них не пожелал бы добровольно, только из-под палки».

— Я вижу иное — каждый из вас принесет великую пользу России, только занимаясь тем, что близко лежит к сердцу…

Глава 16

Санкт-Петербург

Действительный член академии наук

Статский советник Михаил Ломоносов

вечер 12 июля 1764 года

— Иван Иванович, я самым внимательным образом прочел ваш доклад «Генеральное учреждении о воспитании юношества обоего пола». И могу сказать вам искренне и прямо — вы заложили фундамент для будущего развития России! Именно нравственное воспитание, в сочетании с должным образованием и телесным развитием, позволит нашей державе получить поколения, что в будущем лучше обустроят наше Отечество и раздвинут пределы державы, за которую не только я, но и вы, все истинные патриоты, ответственность несут перед Богом!

Ломоносов пристально посмотрел на молодого императора. Ему довелось встречаться с Петром Федоровичем и тремя царицами, но никто из монархов вот так честно не ставил вопрос. И судя по выражению лиц Шувалова, и особенно Бецкого, они тоже были удивлены преамбулой.

— Я, так же как и вы, считаю, что следует, по примеру европейских стран формировать «третье сословие» из купцов, мещан, ремесленников, посадских людей и прочих работников, дабы они своими умениями и желанием послужить Отечеству нашему, принесли в том великую пользу. А сделать это можно только путем народного просвещения, для чего и создана эта коллегия, которой вы и будете руководить на благо страны. Ваше «генеральное учреждение» я не только одобряю, но просил бы вас покорно, внести в него пункты, которые, я думаю, принесут еще большую пользу.