Дверь в преисподнюю - Абаринова-Кожухова Елизавета - Страница 64
- Предыдущая
- 64/113
- Следующая
Анна Сергеевна откровенно фыркнула, Каширский немного обиделся:
— Между прочим, после коллективного прослушивания этих стихов наши поэты повысили производительность труда на семь процентов!
— Все это, конечно, очень хорошо, — заметил Виктор, — только стоит ли в стихах упоминать мое имя? Нескромно как-то. Тем более что начало делу осушения болот положил еще мой пращур, королевич Георг…
— Переделаем! — оптимистично воскликнул Каширский. — «Георга славные решенья…»
Но тут Теофил вновь некстати перебил Каширского:
— Ваше Высочество, тут вас дожидается наш главный болотничий. Сказать ему, чтоб еще подождал?
— Нет-нет, — вскочил Виктор. — Извините, господа, что оставляю вас — дела… Но я уверен — не пройдет и двух десятилетий, как главному болотничьему придется переучиваться в главного лесничего! — И уже в дверях тихо добавил: — Иначе не стоило и начинать…
— Как вы думаете, что он хотел сказать? — недоуменно пожал плечами Каширский, когда они вдвоем с Анной Сергеевной остались за столом.
— Реформатор хренов, — презрительно хмыкнула госпожа Глухарева.
Когда обитатель болотного хуторка вернулся домой, хозяйка встретила его на пороге:
— Милый, куда ты исчез? Я уж думала самое худшее.
— Провожал нашего гостя, — вздохнул хозяин. — Довел до начала той тропинки, что ведет к «грядкам», а дальше там уж заблудиться невозможно.
— Я так и не поняла, чего он ищет?
— Ну, то место, где заколдовали княжну Марфу. Знаешь, Катерина, из разговора с господином Покровским я так понял, что он даже не считает Марфу княжной, а говорит о ней как о самой обычной девушке.
— А ты что же?
— Ну, я не стал переубеждать.
— Знаешь, я даже поначалу перепугалась, что этот человек сюда заслан, чтобы тебя выследить, — призналась Катерина. — И говорит вроде по-нашему, но больно как-то мудрено. Уж не из Белой ли он Пущи?
— Нет, не думаю, — улыбнулся в усы хозяин. — По выговору он, пожалуй, больше напоминает тех — ну я тебе о них рассказывал, боярина Василия и его пажа.
— Ой, не к добру, — с опаской покачала головой Катенька. — В любом случае следует поопаситься.
— Не надо, — решительно заявил хозяин. — Я решил открыться.
— Что ты, что ты! — замахала руками хозяйка. — Ведь ты погибнешь, а я этого не переживу. Да и чего ты добьешься?
— Это дело чести, — с тихой непреклонностью ответил хозяин. — Если даже водяной меня бранит за бездействие и потворство всяким лиходеям, то куда уж дальше? Я должен доказать, что это не так!
— И что же ты собираешься делать? — обреченно вздохнула хозяйка.
— Для начала наведаюсь к Беовульфу — туда белопущенские наемники не сунутся. Ну а дальше увидим.
— Благослови тебя господь, — сквозь слезы промолвила Катерина. — Ты когда собираешься идти?
— Прямо сейчас, — решительно сказал хозяин. — Вот сена Буренке принесу, и в путь.
Сидя за столом в кабинете покойного князя Григория, барон Альберт занимался государственными делами. Правда, злые языки в его окружении поговаривали, что княжеский стол совсем «не идет» барону. И действительно, если Григорий гляделся за своим столом как настоящий руководитель государства, прочно и уверенно сидевший на своем месте, то Альберт как-то терялся среди строгих и прямых очертаний княжеского стола. Но барон еще надеялся не только приноровиться к чужой мебели, но и прочно утвердиться во главе княжества, пусть даже и не в княжеском звании.
Пока же приходилось заниматься рутинными делами, связанными с обустройством Белой Пущи после лютой смерти ее долголетнего вождя. И одним из важнейших дел, по мнению барона, было возрождение духовности. Вспахивать сию благодатную ниву Альберт поручил одному из матерых упырей, давнему сподвижнику покойного князя Григория, который и докладывал престолоблюстителю о проделанной работе:
— Значит, так. Согласно последним решениям, открыли мы заброшенные храмы во всех крупнейших селах и волостях.
— Хорошо, — удовлетворенно кивнул Альберт и отхлебнул из кружки какой-то жидкости, то ли чаю, то ли кровушки. — И как же воспринял наш народ сей шаг доброй воли со стороны властей?
Докладчик почесал плешь:
— Как надобно, так и воспринял. Правда, кое-кто не хотел идти на богослужение, но наши стрельцы постарались — всех в церкву затолкали! — Упырь удовлетворенно осклабился.
Однако Альберт остался недоволен:
— Ну вот, опять. Сказано же было, чтоб никакого насилия! Это ведь не сбор податей, а дело личное, добровольное. Кто хочет, тот пускай идет в церковь, кто не хочет — принуждать никого не надо. Послушай, Гробослав, пора уж понять, что времена не те… Такое впечатление, что вы все сговорились, чтобы обгадить любое хорошее начинание!
— Так мы же хотели, чтобы как лучше, — обескураженно пробормотал Гробослав. — Сказали нам подымать духовность, вводить православие, чтоб его, ну вот мы и стараемся понемногу. A как же иначе? Пока людишек силой в храм не затолкаешь…
— Никого не надо толкать в храм силой! — не выдержав, хлопнул по столу Альберт. — Ясно вам?!
— Ясно-то ясно, — протянул Гробослав, — да только как же еще вводить эту самую духовность, коли не силой?..
— Ну ладно, — вздохнул Альберт, поняв, что Гробославу не втолкуешь. — Теперь насчет костей княжны Марфы. — Барон полез в стол, а Гробослав, молниеносно извлеча из-за пазухи мутную скляночку, вылил ее содержимое в кружку. Когда Альберт вынырнул из стола с какой-то бумагой, докладчик уже сидел с самым невинным видом и подобострастно глядел на барона. — Вот, — продолжал Альберт, — докладная о разыскании костей княжны Марфы.
— A это точно ее кости? — простодушно переспросил Гробослав.
— Ее, не ее, какая разница, — расплылся Альберт в клыкастой ухмылке. — Наша задача — предать их земле с должными почестями, дабы раз и навсегда прекратить зловредные толки о том, что якобы Марфа жива до сих пор в облике, прости господи, лягушки. — C этими словами барон даже перекрестился, правда, не той рукой и не в том направлении. — Ну как, подготовили вы соображения насчет того, где и как предать покою сии бренные останки?
— Ну, соображениев-то предостаточно, — вздохнул Гробослав, — да токмо все никак не придем к общему мнению. То ли дело при покойнике князе Григории — у всех было единое мнение…
— Эти времена ушли, — твердо проговорил Альберт. — Пора своим умом думать. — Барон привычно схватился за кружку, но, к разочарованию своего собеседника, поставил ее на прежнее место. — Так в чем же разномыслия?
— Разномыслия в том, что имеются аж три предложения, где хоронить, — откашлявшись, приступил Гробослав к докладу. — В родовой усыпальнице Шушков, в усадьбе Старо-Даниловское и на погосте села Заборье.
— Причем тут Заборье? — удивился Альберт.
— При том, что как раз через Заборье Марфа бежала в Новую Ютландию. Это было последнее селение на земле нашего княжества, которое она видела перед своею кончиной.
— Ну, разве что… — с сомнением пожал плечами Альберт. A Гробослав уверенно продолжал:
— У Заборья есть и хорошие, и плохие стороны. Хорошее — то, что село находится в дальнем и глухоманном краю нашего княжества, почти что среди болот, и могила Марфы не будет нам каждодневным напоминанием о Шушках. A плохое — это то, что если мы похороним кости в Заборье, то тем самым как бы признаем, что Марфа бежала в Новую Ютландию, а князь Григорий ее преследовал и убил. Или заколдовал. В общем, дадим новый повод для вредных сказок о княжне-лягушке.
— Ну, эти сказки долго еще будут сказываться, — заметил Альберт. — A насчет Григория мы должны наконец признать, что и он был в своих деяниях отнюдь не безгрешным…
Этого Гробослав уже выдержать не мог. Подавшись вперед и вцепившись барону в белоснежное жабо, он злобно зашипел:
— Да что ж ты, гад!.. Да Григорий тебя из дерьма вытащил, а ты его…
— Не шуми, — с трудом высвободившись, ответил Альберт. — Успокойся, на вот водицы испей. — Он пододвинул Гробославу свою кружку, но тот испуганно замотал головой. — A ты думаешь, мне все это не претит — церкви, княжеские кости, Семиупырщина? Еще как претит! Но мы должны считаться с тем, что у нас есть и чего нет. Нет князя Григория с его железной волей и непререкаемым влиянием, а есть необходимость сохранить власть. Тут вот Анна Сергеевна как-то говорила — дескать, что за перестройку мы затеяли. Она это слово произнесла, помнится, очень презрительно, а мне оно понравилось, потому как весьма точно отражает стоящие перед нами задачи.
- Предыдущая
- 64/113
- Следующая
