Царская свара (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 32

Но бот «Фортуна» не фрегат, осадка небольшая, но все же здесь глубины до шести футов, риск посадить корабль на отмель. С помощью карандаша и линейки он стал чертить курс, так как шкипер Розен временно отстранен от выполнения обязанностей — осмотревший его лекарь решил, что ранам, полученным в ночной атаке, необходимо дать время на исцеление.

— А, впрочем, Карлуша, ты действительно достоин награды, а я так, брюзжу от недовольства. Нет, ты нам всем фарт принес — теперь про «Фортуну» все знать будут, — Фомичев потер руки — карьера будет обеспечена, возможно, переведут служить на ранговый корабль в Ревель. И будут походы по Балтике, а то после войны с пруссаками на флот махнули рукой — забыли про него полностью, как и про жалование, что уже давно не выплачивалось под любыми предлогами.

— Петр, тут странное дело, — в каюту вошел Розен, чуть пошатнулся — ослаб после известных приключений. — Орудия из крепости стрелять перестали где-то на минуту, а то чуть больше, и вахтенный матрос клянется, что отчетливо слышал звон склянок.

— На «Ораниенбауме» пробили, вот и услышал.

— На яхте зажгли фонарь — там услышали эти склянки — звук шел с норда. Я приказал зажечь фонарь тоже и пробить в склянки. А потом опять все загрохотало и ничего не слышно.

— Так, склянки бить могут только на скампвее — других кораблей на Ладоге нет, а она должна подойти от Кексгольма вечером, как раз с норда. Нужно с пушки выпалить, тогда нас увидят. И фонарь следует выше поднять — не хватает столкновения.

Капитан прошелся по каюте — мимоходом усадив Розена на стул. Затем негромко произнес:

— Пушки давно заряжены, Карл. Мы у берега стоим, а в таком тумане гвардейцы могут решиться взять нас на абордаж. Желание у них есть, предположим, а вот выучки может и не хватить — петимеры столичные, на войне пороха не нюхали. Но все же…

Капитан отхлебнул воды из кувшина, поправил абордажную саблю, надел шляпу и стал засовывать за пояс два пистолета, показав рукой еще на одну пару, что лежала на столе.

— Пойдем, Карл — службой пренебрегать нельзя. Особенно когда стоит туман и возможны всякие неприятности. Ты сам за такое небрежение наказал столичных шаркунов паркетных и бездельников. И саблю возьми — нельзя нам быть без оружия.

Два офицера спешно вооружились и вышли на палубу, подставляя лица легкому ветерку. На бушприте горел фонарь, было сумрачно, как бывает в тумане в период «белых ночей». Со стороны крепости доносилась канонада — враждующие стороны щедро осыпали друг друга чугунными «доводами», теми, что короли предпочитают в качестве самых доходчивых аргументов для своих неуступчивых и неразумных оппонентов.

Неожиданно послышался стук о дерево, причем с разных сторон — кошки и крючья впивались со всех сторон в фальшборт, цеплялись за ванты. Фомичев потянул из-за пояса пистолет, понимая, что произошло как раз то, чего он опасался. А вот Розен выхватил абордажную саблю и устремился на внезапно появившегося над бортом человека, что ловко спрыгнул на палубу. Швед отчаянно закричал:

— Алярм! Стреляйте!

И бросился в схватку с противником — сталь оружия встретилось, но шпага не предназначена для абордажа, а более подходит для поединков. Клинок был перерублен или согнут — Фомичев так и не понял, так как выстрелил прямо в лиц появившегося над бортом преображенца — мундир этого гвардейского полка можно было легко опознать.

Громко выстрелила пушка — сноп пламени разогнал туман и осветил подплывающие к боту лодки — их было около полудюжины, не меньше. Капитан-лейтенант выстрелил в еще одного противника, тот с криком упал. Оглянулся и успел заметить, как от мощного удара противника бедняга швед выпал за борт. Но спасать его никто не кинулся — матросы схлестнулись в отчаянной схватке с гвардейцами. Раздался вопль:

— Да их тут как тараканов!

Матерщина и дикие крики заглушили выкрик — на Фомичева с ревом устремился тот первый детинушка, размахивая тесаком. Однако на него набросился баталер с коком, быстро оттеснили впавшего в бешенство гвардейца. Но численный перевес сыграл свою роль, к тому же парочка моряков отличалась дурными склонностями — прошли десятки схваток во всех кабаках от Ревеля до Риги. Но и повоевать успели с пруссаками при осаде Мемеля, и там отличится.

В этот момент загрохотали пушки «Ораниенбаума», причем картечь ударила по залезшим на фальшборт «Фортуны» гвардейцам. Тех снесло, один повис на вантах, вниз головой. Капитан бота мысленно отметил, что их договоренность с Карловым оказалась полезной — в случае атаки сшибать с бортов соседнего корабля картечью абордажников.

Сейчас уловка полностью сработала — на палубе в яростной схватке осталось до дюжины гвардейцев, что отчаянно сражались с пятью десятками матросов — их участь была предрешена, так как подкреплений не подступало. За фальшбортом слышались только отчаянные крики и хриплые стоны умирающих в разбитых лодках гвардейцев.

Между тем на борт влез Розен — Фомичев с облегчением перевел дух, так как посчитал, что оглушенный ударом Карл потерял сознание и утонул. И началось сплошное безобразие, а не схватка на клинках. Гвардеец сцепился в драке со шведом, они принялись избивать друг друга кулаками. Баталер с коком тоже побросали оружие и ринулись в схватку.

Никто не вмешивался — схватке на палубе закончились за неименеем стоящих на ногах гвардейцев. Только шел этот отвратительный мордобой, к счастью недолгий. Численный перевес сыграл свою роль — матерящегося как сапожник гвардейца свалили на палубу, долго топтали башмаками, сопровождая все это забористой руганью. А потом подняли бесчувственное тело, и как мешок с гнилой крупой, просто вышвырнули за борт.

— Старые счеты, — ухмыльнулся кок разбитыми губами, а Розен с баталером хрипло дыша, только кивнули, подводя итоги схватки. Причем, «виночерпий» прошамкал:

— Шубы выпил, паскута!

Между тем события продолжали разворачиваться с удивительной быстротой — матросы радостно закричали:

— Скампвея подошла!

Действительно, на арене схватки появился третий участник из «тяжеловесов», буквально вдавивший под воду удирающий от «Фортуны» баркас. И вовремя — иначе бы ушел. А стрелять было нечем — пушки требовалось перезарядить, а это процесс долгий, требует несколько минут в самом лучшем случае, когда комендоры опытные и нет качки.

Так закончился еще один акт «шлиссельбургской нелепы». Со счастливым концом для одних, и печальным для других участников этой драмы, которая уже получила название «царской свары»…

Шлиссельбург

Иоанн Антонович

после полуночи 8 июля 1764 года

Сидеть в каменном каземате и с восточным фатализмом ожидать падающую сверху бомбу — занятие не для слабонервных. Потому необходимо было занять себя хоть какой-нибудь полезной работой, чтобы не чувствовать себя крысой, загнанной в угол.

«С крепости мне нужно удрать, и чем раньше я это сделаю, тем будет лучше. Пока я здесь, Панин ее в щебенку разносить будет, а потом пойдет на штурм — гвардии пообещают что угодно, от новых чинов, включая генеральские, до оплаты моей ощипанной тушки золотом по весу.

А оно мне надо?!

Так что через часок-другой моей ноги здесь не будет и Бередников вздохнет с нескрываемым облегчением. А на чем убраться — такой вопрос даже не стоит на повестке дня. Не считая кораблей, есть с десяток баркасов, озеро спокойное, шторма нет, так что часов через десять, до Кобоны на веслах спокойно дойти можно без всякого риска. А там войска Миниха — он их привел в чувство, и, уже желает провести деблокирование крепости. В генеральной баталии старик, наверняка, хочет опробовать свои силы. И опять же возникает вполне закономерный вопрос — зачем проливать кровь верных мне людей, что самыми первыми присягнули?!

Я что так богат надежными людьми?!

А посему ждем немного и займемся полезным делом, раз пообещал, то нужно кровь из носа сотворить, иначе доверия ко мне не будет. Свечи есть, бумаги достаточно, перья уже приготовили — сейчас начнемся творчеством. Из двух уже известных величин с помощью плагиата сотворим третью, как то в падлу целиком красть творение Екатерины Алексеевны, что должно появиться через двадцать лет. Самый уважаемый орден, кроме георгиевского креста — тот особняком стоял. Так что начнем «ваять» — для меня все новое для этих времен есть оставленное в будущем старое».