Разбойничья дорога - Дункан Дэйв - Страница 9

• Предыдущая
• 9/66
• Следующая

Как я уже говорил, их заведение было расположено недалеко от гавани, так что пользовалось заслуженной популярностью у моряков и торговцев экзотическим товаром. Мои самые ранние воспоминания о том, как я ползаю под столами в поисках потерянных монет и подлизываю пролитое пиво.

– Наверное, это было для тебя счастливое время.

– Конечно, счастливое. Но с еще большим удовольствием вспоминаю я отрочество, когда я часами слушал рассказы моряков о дальних странах и сказочных городах. Именно тогда, как губка впитывая в себя истории о людях и богах, неведомых в Лейлане, я на всю жизнь приобрел интерес к анекдоту как форме искусства.

– Можно сказать, в этом искусстве ты преуспел.

– Ты переоцениваешь мои способности. Все же через некоторое время я составил себе небольшой репертуар из матросских баек и начал рассказывать их сам, развлекая клиентов и совершенствуя стиль изложения. Должен признаться, в своей отроческой невинности я порой грешил, преувеличивая отдельные детали, однако могу с гордостью сказать, что я вырос из этого и научился никогда не отклоняться от истины.

Я забыл упомянуть, что был единственным сыном в семье. Боги даровали моим родителям еще трех пригожих дочерей, старше меня годами, и в самые хлопотные дни я занимал клиентов рассказами, пока те ждали моих сестер. Это благоприятно сказывалось на делах, так что семья поощряла мои опыты.

– Они, должно быть, очень гордились тобой, – заметил Ториан. – Тебе не кажется, что это звено цепи достаточно ослабло, чтобы я попробовал разорвать ее?

– Если тебе удастся это сделать, не вышибив мне мозги, я буду рад еще раз извлечь пользу из твоей необычайной силы.

Ториан ухватил ошейник одной огромной ручищей, цепь – другой и резким рывком оторвал их друг от друга.

– Премного благодарен, – хрипло произнес я, потирая горло.

– Рад помочь. Теперь позволь мне освободить тебя от второго конца, пока ты продолжаешь свое эпическое повествование. – Он отобрал у меня острый камень и принялся пилить другое звено.

– Увы, рассказывать осталось не так уж много. Дела пошли хуже, и доходы упали – возможно, моя мать была несколько легкомысленна. Одного необычно богато одетого постояльца выследили его наследники – путь его лежал до «Кованой лилии» и там обрывался. Эти злонамеренные особы начали распространять отвратительные слухи и в конце концов учинили погром. В ту ночь – точнее, дело было ближе к утру – я вернулся из гостей и застал постоялый двор в огне, а моих родителей висящими бок о бок на вывеске над дверью.

Это, конечно, было ужасным потрясением для чувствительного паренька пятнадцати лет. Прискорбный конец для неплохого семейного бизнеса. Я так и не узнал, что случилось дальше с моими сестрами, но мне рассказывали потом, что они остались живы, так что я уверен – с их внешностью и деловой хваткой они нашли свое место в жизни. Их навыки высоко ценились у морского братства, хотя, разумеется, сам я не имел возможности это проверить.

Вот так я остался сиротой без гроша в кармане, без ремесла и особых талантов, если не считать некоторой гибкости языка. Не сочти за хвастовство, ибо я гляжу на свои детство и юность с высоты прожитых лет, стараясь быть беспристрастным.

– Не сомневаюсь, что твоя оценка юношеских задатков подтверждается плодами, вызревшими в твои зрелые годы, – вежливо заметил Ториан.

Я искренне поблагодарил его.

– Разумеется, моя непутевая голова полна была мечтами о любви, героических подвигах и славе. Я ничего не мог больше сделать ни для моих несчастных родителей, ни для сестер, поэтому я просто улизнул и нанялся матросом на купеческий корабль «Душистая фиалка», ходивший к Киноварным островам.

Я пошарил рукой в поисках кувшина с вином. Промочив пересохшее горло, я продолжал свой рассказ:

– Каждый из нас, сдается мне, рано или поздно прощается с юношескими иллюзиями и встречается с суровой прозой взрослой жизни. Что до меня, я обнаружил, что матросская жизнь лишена той романтики и тех приключений, которых я от нее ждал. Вместо этого я столкнулся лишь с монотонностью, лишениями и изнурительной работой. Ослепительно красивых городов с башнями было так же мало, как крепкогрудых дев, что шепчут слова любви, сбрасывая с себя шелка и драгоценности. Платою же за труд мне были плохая еда и тухлая вода.

Да, конечно, были еще необычайные морские чудища и несколько стычек с пиратами, в которых я показал себя, кажется, не так уж плохо. Да и очаровательные красотки все-таки иногда встречались. Однако рассказы об этих исключительных событиях могут дать несколько превратное представление о тех нескольких неделях, что я провел на борту.

Когда «Душистая фиалка» разбилась в шторм о скалы Даунтлесса – потеряв при этом, боюсь, большую часть экипажа, хоть мне и удалось спасти несколько человек, – я воспользовался этой возможностью, чтобы заняться другим ремеслом, и в конце концов остановил свой выбор на профессии рассказчика.

– Весьма разумный выбор, – заметил Ториан.

– Впрочем, одну вещь я усвоил уже тогда. Все эти моряцкие истории, что я слышал в детстве, были, конечно, достаточно увлекательными, и никто не ставил под сомнение описываемые в них события, но я заметил, что эти истории повторяются от раза к разу, в то время как сами события произошли только раз. Можно иметь в запасе сотню разных историй, но девяносто девять из них ты будешь знать понаслышке и только одну переживешь сам. Осознание этого стало для меня потрясающим открытием!

Короче говоря, рассказы – жалкое подобие реальности. Увидев это, я пришел к заключению, ставшему с тех пор путеводной звездой моей жизни.

– Кажется, и эту цепь уже можно рвать, – сказал Ториан. – Ну, может, еще немного.

– В любой момент, когда ты будешь готов. Так вот, мой основной принцип, мое кредо, если хочешь, заключается вот в чем: рассказы – развлечение для смертных, но события – развлечение для богов.

– Теперь, когда ты сказал, это представляется само собой очевидным, но я не помню, чтобы раньше кто-то приходил к такой мысли.

– Я тоже. Но я увидел, что подлинное призвание менялы историй в том, чтобы видеть исторические события своими глазами – дабы искусство рассказчика соединялось с неопровержимостью истины. Я решил, что должен идти туда, куда направят меня боги, и видеть то, что боги позволят мне видеть. Они знают, что я – достойный доверия свидетель. Я не надоедаю им ни мольбами, ни жалобами, ни пререканиями. Я равно спокойно принимаю лишения и роскошь, не позволяя ни тому, ни другому заставить меня свернуть с пути.

И за это, – закончил я, – боги часто позволяют мне присутствовать при важных событиях. Порой они немного облегчают мою задачу, помогая мне последовательностью незначительных событий, – ты и сам видел это сегодня вечером. В конце концов то, что тебе представляется чудом, для них так, пустяк. Цепь, которую ты так ловко перебросил через забор, все равно должна была на что-то упасть. Так почему не на шип?

– В общем, все складывается из мелочей?

– Весь мир состоит из песчинок. Кто, кроме богов, способен сосчитать их или повелевать их движением? Богам почти ничего не стоит поддерживать мое существование.

– Просто как наблюдателя?

– А в дальнейшем – надеюсь – и как рассказчика. О, порой они даже позволяют мне непосредственно участвовать в событиях, ибо знают: я буду сотрудничать с ними безропотно.

– Готово! – Ториан разорвал цепь, ухитрившись при этом не посадить мне на шею ни одного нового синяка. – Твое повествование тронуло меня до слез.

– Твоя похвала – большая честь для меня, – сказал я, протягивая руку к бутылке.

– Есть, правда, в твоем рассказе несколько моментов, которые мне хотелось бы прояснить. Ты не сочтешь это праздным любопытством?

– Ни в коей мере. Я с радостью объясню все, что ты пожелаешь.

– В самом начале ты вскользь упомянул, что тебе около сорока лет. Не знаю, как сейчас, но в последний раз, когда я на тебя смотрел, тебе вряд ли можно было дать и половину.

• Предыдущая
• 9/66
• Следующая