Предназначение - Дункан Дэйв - Страница 8

• Предыдущая
• 8/81
• Следующая

– Каср очень стар, – прибавил Ннанджи, – о нем упоминается в некоторых из древнейших саг. Я думаю, его разрушали и отстраивали десятки раз.

– Ив нем находится ложа воинов, – сказал Уолли.

Ннанджи усмехнулся и покрепче обнял Тану. Уолли вернулся к разглядыванию уходившего за корму причала, его уже скрывал лес мачт и парусов. Теперь, когда детали стирали в расстоянием, Тау еще больше походил на английский городок времен Тюдоров.

– Все еще жалеешь, что не стал ривом, брат? – подмигнул Ннанджи.

– Я? – удивился Уолли.

– Забыл? – расцвел своей широкой улыбкой Ннанджи. – Последний раз, когда мы здесь были, ты сказал… – Тут его глаза несколько выпучились, голос попытался передразнить бас Шонсу:

– «Когда-нибудь, надеюсь, я осяду в таком маленьком городке, как этот, и стану ривом. И заведу семерых сыновей, как старый Киониарри. И семерых дочерей, если Джия согласится на это!» А я тогда еще удивился и спросил: «Ривом? А почему не королем?» На что ты ответил: «Слишком много кровопролития, чтобы основать королевство, и слишком много хлопот, чтобы его удержать. Но Тау, думаю, мне подходит».

Он замолчал, и всегдашняя улыбка снова появилась на его лице. Никто не сказал ни слова по поводу данного экскурса в прошлое, оба понимали, что это было мальчишеством со стороны Ннанджи. Но Тана недоверчиво посмотрела на него.

– Ты это серьезно, милорд? Ривом? В таком городке?

Она обернулась посмотреть на соломенные крыши удаляющегося Тау.

– Это милый маленький городок, – слабо возразил Уолли.

– Ты можешь получить его, брат, – великодушно сказал Ннанджи.

На следующий день Бог Ветров покинул их. Странное золотое марево дрожало над Рекой, слабо попахивая горелой соломой, а вода мертво лежала, как масло. Над головой нестерпимо синело небо, а вокруг было только белое ничто. Томияно даже и не пытался плыть, и «Сапфир» встал на якорь. Другие заштилевшие корабли изредка показывались на горизонте, словно очерчивая своими флагами границу Мира, остальное же время «Сапфир» казался покинутым и богами, и людьми.

Зловещие перемены осложнили отношения с экипажем. Лорду Шонсу нужно было в Каср. Встать во главе Ее сбора – так считали они. Почему же Она не торопится доставить его туда? Не обидел ли он Ее чем-нибудь? Не облекая свою тревогу в слова, моряки хранили, как всегда, нервное молчание. Они чистили, натирали и драили; готовили одежду на зиму; учили молодых премудростям плавания по Реке и правилам мореходов; ждали ветра.

Хонакура был тоже подавлен. Ему нравилось ощущать себя призванным помогать миссии Шонсу, быть проводником воли богов, которую они время от времени проявляли. Но он не знал, как понять эту неожиданную задержку. Казалось странным, что Она не перенесла Шонсу прямо на Свой сбор сразу после битвы при Ове с колдунами, но, возможно, воину было дано время на раздумье. Похоже, многое волновало этого великана, кое о чем он взволнованно говорил, кое-что предпочитал не обсуждать и все время неотступно думал, становясь не похожим на самого себя. А Бог ветров нес их раздутые паруса – до сегодняшнего дня.

Движение «Сапфира» не в первый раз прерывалось, и всегда для этого была причина. Боги то ждали, пока что-то произойдет, то – пока смертные догадаются, что от них требуется сделать. Хонакура подозревал, что следующий ход за смертными – иначе почему корабль был окутан туманом? Это походило на то, как он сам в прошлом неоднократно заставлял ошибавшихся подопечных медитировать, пока не станет ясным причина ошибки. После полудня он начал серьезно беспокоиться.

Усевшись на свою любимую пожарную корзину, он оглядел палубу. Над носовым кубриком подростки обступили Новичка Катанджи. Судя по доносившемуся хихиканью, мальчик рассказывал грязные анекдоты. Женщины, в основном собравшись на корме, штопали, вязали и болтали. Пара мужчин рыбачили.., без особой надежды на успех, как он мрачно отметил.

Урок фехтования на этот раз не велся. Под передним соломенным навесом Адепт Ннанджи с Новичком Матарро и Ученицей Таной сидели вокруг трех перекрещенных мечей. Это был идиотский способ воинов заучивать сутры. Жрецы учат их, прогуливаясь туда-обратно, гораздо более полезный и эффективный метод – мускульная деятельность стимулирует работу мозга.

Лорд Шонсу сидел под другим соломенным навесом. Экипаж понимал, что ему нужно поразмышлять, и его оставляли одного всегда, когда ему это требовалось. С ним была его рабыня, значит, сейчас он, возможно, думал вслух, а не про себя, как делал, находясь в уединении. Однако они молчали, что было необычно. Шонсу, пожалуй, был единственным воином во всем Мире, разговаривающим со своей ночной рабыней – за исключением, конечно, слов «ложись».

Шонсу что-то строгал. Он принялся строгать после Ова, манипулируя часами обрезками дерева и инструментами из корабельного сундука. Он отказывался говорить, что делает, но занятие это ему определенно не нравилось, руки его были слишком велики для тонкой работы и лучше управлялись с рукояткой меча, чем с ручкой ножа. Он хмурился, помогал себе почмокиванием языком, резал пальцы. Затем, внимательно рассмотрев то, что получилось, начинал все сначала. И не говорил, зачем.

Кислый запах серы примешивался к вони нагретого дерева и кож. Они уже встречали его прежде. Шонсу сказал, что он может доходить с РегиВула, где Бог Огня пляшет на вершинах. Светящаяся пыль оседала на досках палубы.

Хонакура переменил положение. Боль давала о себе знать. Неожиданно ему вспомнилось, как мать его пекла хлеб, когда он был еще мальчишкой, он вдруг ясно увидел, как она проводит ножом по краю миски, чтобы вытряхнуть на стол готовый каравай. Это Богиня посылала ему весть, что приближающаяся смерть не страшна, она не конец, а начало чего-то нового и увлекательного. Когда он покидал Ханн с Шонсу, то молил продлить ему эту жизнь, чтобы увидеть завершение миссии Шонсу. Теперь он не был уверен, хочет ли этого, возможно, он будет счастливее, не зная.

Если бы еще полгода назад кто-нибудь сказал ему, что он может стать даже просто другом воина, он бы очень долго смеялся, пока не заболели бы его старые кости. Однако это случилось. Он полюбил эту гору мускулов. Он даже советовал ему, хотя прежде никогда не давал советов воинам. Конечно, Шонсу не был воином в душе, но он очень старался выполнить предписание богов и приспособить черты своего характера к убийственным требованиям его профессии. Они, конечно, плохо сочетались. Шонсу знал это и переживал в душе. Но он старался и к тому же был порядочным и честным человеком.

Странно, однако, что его чудесный хозяин не доверял ему настолько, чтобы объяснить, в чем, собственно, заключается его задача. Эта несуразица по-прежнему, кажется, беспокоила Шонсу. Теперь ему казалось, что он знает, в чем дело. Он оказался вполне непримиримым врагом колдунов, как только встретил их. Правда, непримиримым в стиле Шонсу. Еще он собрал мудрость Ова, мудрость, которую он не мог или не хотел объяснить, и с этих пор проблемы его стали еще глубже.

Хонакура был уверен, что его взгляд на миссию Шонсу был яснее, чем у самого Шонсу. Не хотелось ему долго присутствовать при ее завершении. Боги знают, что делают, и знают, зачем, даже если смертные этого и не понимают. И они могут быть жестоки.

Иногда они могут оказаться даже и неблагодарными.

Внезапно по кораблю прошла легкая волна перемен. Две женщины кончили болтовню на баке и ушли к приятельницам в кубрик. Мужчины бросили рыбалку и отправились в каюту, на ходу тихонько переговариваясь об игре в кости. Ученица Тана, устав от урока сутр, встала и грациозно потянулась. Хонакура взглянул на нее… Если Богиня пошлет его снова в эту жизнь, тогда лет этак в двадцать или раньше он будет заглядываться на таких, как Тана. Если, конечно, не вернется в эту жизнь женщиной, в этом случае его будут интересовать такие, как Шонсу.

Адепт Ннанджи покрутил головой и громко позвал своего брата. Катанджи выглянул сверху, бросил своих слушателей и поспешил присоединиться к уроку сутр. Ннанджи мог продолжать до бесконечности. Несмотря на свою молодость, он был самым умным из тех, кого когда-либо встречал Хонакура, и, несомненно, обладал великолепной памятью.

• Предыдущая
• 8/81
• Следующая