Василиса Опасная. Воздушный наряд пери (СИ) - Лакомка Ната - Страница 60

– А вы знаете?

– Я знаю, как вас защитить.

– Молчанием? Вы верите, что кого-то можно защитить молчанием?! – я вскочила с сундука. – Думаете, защитили Борьку? Да он посмешище всего института! Никто не принимает его всерьез! А он не такой!..

– И вы тоже не такая? – ректор коснулся моей щеки. – Не такая, какой кажетесь?

– Расскажите про Борьку, – сказала я, отводя его руку. – Вы специально отвлекаете меня, да?

Он вздохнул и на всякий случай спросил:

– Вы ведь не успокоитесь, верно?

– Нет.

– Тогда придется вам рассказать. Идёмте наверх, Краснова.

Мы вышли из copia ova, и в кухне ректор снова плеснул нам в бокалы родниковой воды.

– Дело в артефакте, – произнес он задумчиво. – В артефакте, который был найден матерью Бориса Анчуткина. Она была волшебником класса «А», её муж – тоже. Они увлекались артефакторикой и постоянно что-то искали, изобретали… Потом он был назначен хранителем Особой тюрьмы, а на этой должности по стране не поездишь. Поэтому Лиляна ездила одна. Летом брала с собой сына, пока у него были каникулы. Однажды она связалась с нами, сообщила, что нашла кое-что очень интересное и едет в лабораторию. С ней был Борис. Часа через два она снова вышла на связь – причем, воспользовалась магией, хрусталем, чтобы сигнал невозможно было отследить. Сказала, что ей что-то не нравится, что за ней кто-то следит. Потом связь прервалась. Отец Бориса бросил хранилище и полетел по зову. Мне пришлось остаться здесь, – он похлопал ладонью по столешнице. – Потом я узнал, что Лиляну и Бориса нашли в машине, на пустой дороге, без сознания. Никаких артефактов при них не было, выявили магическое воздействие неясной природы, и… остальное ты знаешь. Бориса спасли, Лиляну – не успели.

Перед моими глазами опять возник живой скелет. Вот она – цена спасения Борьки. Страшная цена… Или… не такая уж и страшная, чтобы спасти любимого человека.

– Что произошло, так и не выяснили, – продолжал ректор. – Борис ничего не помнил, поэтому списали на нападение иностранных служб. Между странами, знаешь ли, идет настоящая война за редкие артефакты.

– Такая, что можно даже убить человека? – тихо спросила я. – Ради волшебной игрушки?

– Игрушки? – Кош Невмертич усмехнулся. – Эти игрушки правят миром. Вернее, те, в чьих руках они находятся. А в этой жизни убивают и за меньшее. Обещайте мне кое-что, Краснова…

– М-м? – промычала я, думая о Борьке и его родителях.

– Обещайте – что бы ни случилось, вы всегда выберете жизнь, а не смерть. Потому что пока жив, можно всё. А после смерти уже ничего не поправишь.

Надо было что-то ответить, но я не могла подобрать нужных слов. Прошла секунда, вторая, а я все молчала, как болванчик.

– А знаете что, Краснова? – сказал ректор вкрадчиво.

– Что? – я с надеждой посмотрела на него.

– Ешьте-ка свою «Крестьянку под вуалью», – ответил он и прищелкнул пальцами, вызывая заказанный десерт из своей спальни – пакет вплыл в кухню и опустился на стол передо мной. – Ешьте и отправляйтесь отдыхать, – ректор потянулся, разминая мышцы. – А мне надо в спортзал. Ночь предстоит нелегкая.

Я залилась краской, понимая, к чему он клонит, но спорить не стала, а принялась за десерт, и только сейчас почувствовала, насколько голодна. Вот так история с родителями Анчуткина… Неужели, Борька и правда ничего не помнит?..

– Ой, а кто будет моим телохранителем? – вспомнила я, когда ректор был уже на пороге кухни.

– Трофим, – ответил он, оглянувшись через плечо.

Я удивленно опустила ложку:

– Но он же – ваш телохранитель?

– Он – мой друг. А свое тело я как-нибудь сам охраню, – сказал Кош Невмертич. – Спокойной ночи, Василиса.

Все зимние каникулы я проторчала в доме на Гагаринской, и видела ректора всего пару раз и то мельком. Зато под окном постоянно маячил Трофим – он подметал крыльцо, подвешивал оборвавшийся от сильного ветра колокольчик, возился с машиной или дремал, положив голову на руль «Лексуса». Человек-медведь вел себя на удивление деликатно и совсем не беспокоил меня, предпочитая охранять на расстоянии. Каждый день Трофим приносил мне продукты, но я не замечала, чтобы он отлучался до магазина.

Мне было о чем подумать, и даже по ночам я прокручивала в мыслях то, что рассказал мне Кош Невмертич. Вспоминала и не знала – радоваться такой откровенности или нет.

Неужели, меня, действительно, хотят съесть?

Нелепость какая!

А предыдущая жар-птица? Сгоревшая в своем пламени, и даже перед смертью позаботившаяся, чтобы никто не пострадал от её огня?.. Что произошло с ней? Может, ее тоже хотели съесть? Или какой-нибудь кощей довел до отчаяния своими тайнами и холодностью?

Я вздыхала, ворочалась в постели и прислушивалась каждую минуту – не вернулся ли ректор? Мог бы уделить мне побольше внимания, если снова посадил под замок. Ну, как – посадил… Я сама была не против посидеть в этой клеточке. Но я хотела посидеть не одна, а с ним…

Как он там сказал? «Ты мне дорога». Врет, наверное. Знать бы, что врал своей Марине, и рыжей Алисе. И если в самом деле дорога – то в каком смысле? Как ценная ученица? Как суперособь? Или тут речь о настоящей любви?..

Но ответов на эти вопросы не было, и Кош Невмертич снова будто прятался от меня, предоставив придумывать всякие глупости.

Было странно, что я больше волновалась о наших с ректором отношениях, чем о трехголовом змее-душителе. Наверное, сказывалось то, что я начинала привыкать к жизни в волшебном мире, и всякие чудища-расчудовища вызывали уже не оторопь от удивления, а досаду.

Почему зохак сначала решил меня придушить, а потом – просто похитить? Я не видела в этом логики. Впрочем, в колдовском мире с логикой было плоховато, в этом я уже убедилась. И все же, перышки утки-пеганки никуда не делись. Кош Невмертич ничего не сказал о том, что трехголовые змеи могут оборачиваться утками. Я упорно считала, что нападение на меня организовала Вольпина. Вот от нее-то и надо меня охранять, а не от зохаков.

Десятого января Трофим повез меня в институт, и я мрачно смотрела на серые городские улицы, которые даже зимой не всегда украшал снег. На душе было точно так же серо и слякотно, и мои мрачные предчувствия полностью оправдались. Уже на первой паре я убедилась, что все студенты (и преподаватели) знают о том, что с новогоднего бала ректор унес меня на руках, да ни куда-нибудь, а к себе домой. Причем, ни у кого, судя по шепотку за моей спиной, это не вызвало доброго отношения. Даже Щукина при перекличке назвала мою фамилию как-то сухо, а во взгляде читалось неодобрение.

Царёв не подошёл поздороваться, а уткнулся в учебник с таким видом, словно решил стать ботаником похлеще Анчуткина. Сам Борька сел рядом со мной, как ни в чем ни бывало, но даже не посмотрел в мою сторону.

Легче не стало, когда после ленты мы отправились в другую аудиторию, и следом за мной – затылок в затылок – пристроился Трофим. Он не замечал ничьих удивленных взглядов, и просто ходил за мной, как привязанный веревочкой.

В коридоре нам встретилась Вольпина в окружении подружек и поклонников, и захлопала глазами, глядя на меня и Трофима.

– О! – услышала я её сладкий мяукающий голосок. – Это что за почётный конвой?

Я готова была провалиться сквозь пол до подвального помещения, и зашипела телохранителю:

– Обязательно ходить за мной везде?! В туалет тоже будете провожать?!

– Распоряжение Коша Невмертича, – невозмутимо пробасил Трофим. – Поторопись, Краснова. Скоро следующий урок.

В аудитории он сел на заднем ряду и задремал. Когда в середине ленты раздался храп, студенты начали обидно посмеиваться. Облачар был вне себя от злости и после безуспешных призывов успокоиться и сосредоточиться на лекции, от души грохнул учебником по кафедре.

Трофим всхрапнул и встрепенулся, протирая глаза, чем вызвал ещё больше веселья.

Телохранитель! Задери его коза!..

Я сидела красная, как рак, и очень ждала следующих лент – занятий у Быкова. Можно будет выпустить пар, пошвыряв кого-нибудь по матам.