Василиса Опасная. Воздушный наряд пери (СИ) - Лакомка Ната - Страница 35

– Жар-птицу нельзя ограничивать, – торопливо сказала я, боясь поднять голову и посмотреть ему в лицо. Было отчаянно стыдно. Идиотская история про глупую маленькую студентку. То есть по годам-то она – взрослая, а по мозгам – малолетка. Только ремня не хватает.

– Как мы заговорили! – восхитился ректор. – Что ж, придется наказать не тебя, а весь персонал, кто сегодня дежурил в «Иве». Студентка сбежала – и никто не заметил. Каждому будет выговор, лишение премии и занесение в личное дело. В пятую графу.

– А что там в пятой графе? – спросила я виновато.

– Копилочка.

– Какая ещё копилочка?

– Для Особой тюрьмы.

С перепугу я уронила бокал, он жалобно звякнул о край стола и разлетелся на мельчайшие осколки.

Кош Невмертич вздохнул, махнул рукой, и осколки привычным мне путем смелись к стене.

– За что же в Особую тюрьму? – проблеяла я. – Это не такое уж нарушение…

– Дай сюда перо, – ректор протянул руку, и я торопливо передала ему серое пёрышко. – Явно птичий оборотень, – задумчиво сказал он, покрутив перо в пальцах. – Отправим на экспертизу, чтобы определить вид. Но мне кажется, это – утка.

– Это Вольпина!

– Я проверю, – сказал он, внимательно посмотрев на меня. – Но как по моему мнению, в голове Красновой слишком много Вольпиной.

Он мне не верил, хотя и говорил обратное. Я опять закипела злостью и обидой и сказала язвительно:

– А в вашей голове – слишком много кого? Что это было, тогда в кабинете?

Ректор задумчиво гонял в бокале капельку воды, и я догадалась, что не услышу ответа.

– Наверное, мне всё приснилось, – проворчала я. – Но почему тогда вы постоянно от меня убегаете?

Он невесело усмехнулся, положил серое перышко на блюдце и прикрыл бокалом, перевернув его ножкой вверх.

– Увы, Краснова, от вас мне точно не убежать.

– Увы?! Значит, жалеете? – больше всего меня расстроило, что он опять начал мне «выкать». Да что это такое! Шаг вперёд и два назад!

– Вы хотели поговорить об этом? – взгляд ректора стал таким холодным, что у меня заломило зубы. – Пришли ко мне ночью, чтобы упрекнуть, пристыдить?

– Вообще-то, я пришла из-за Анчуткина, – раздраженно сказала я. – Вернее, из-за его отца. Ведь он жив?

– Совать нос в чужую семью – дело неблагодарное, – предостерег меня Кош Невмертич. – Я посоветовал бы вам остановиться.

– Борька имеет право знать!..

– Советую остановиться, – произнес ректор тихо.

Надо было предполагать, что ничего из этого не получится. Разговаривать с ним – всё равно, что пытаться рисовать на воде. Без толку. И получается, всё зря – мой побег, то, что я летела к нему, что меня чуть не придушили...

– А если не остановлюсь, то что?! – я вскочила, неловко толкнув стол, и второй бокал чуть не отправился на пол вслед за первым, но Кош Невмертич успел его поймать. – Что будет? – повторила я с вызовом. – Посадите в Особую тюрьму, как прошлую жар-птицу?

Ректор тоже встал, отодвигая стул, и прищелкнул пальцами. Я почти ждала, что сейчас появятся двое из ларца и скрутят меня за милую душу, но вместо этого в кухню вплыл полосатый халат, и Кош Невмертич надел его, туго затянув пояс.

Какая скромность! Я хмуро посмотрела и отвернулась. То сидел тут передо мной в одних трусах, от которых сплошной эротический шок, а то решил прикрыться.

Ректор прищелкнул пальцами во второй раз и я, помимо воли, уставилась на дверь – что сейчас прилетит? Может, тапочки?

Крохотная черная коробочка впорхнула в кухню и опустилась в ладонь Кошу Невмертичу. Он открыл овальную выпуклую крышку, и я вытянула шею, пытаясь рассмотреть, что внутри. В черном бархате лежали два кольца – простых, серебристых.

– Дай руку, – ректор подошел ко мне и, не дожидаясь, сам взял меня за руку, за правую. Поставил коробочку и достал одно из колец. – Если окажешься в беде, – он надел кольцо на мой безымянный палец, – перекинь кольцо с руки на руку, вот так, – он снял кольцо и теперь надел его на безымянный палец моей левой руки.

Я замерла, наблюдая за всем этим. Опять разговаривает со мной по-человечески… Надел кольцо… будто невесте…

– Вы знаете, кто мне угрожает? – спросила я тихо.

– Не знаю. Всем нам что-то угрожает, – ответил Кош Невмертич и сам надел второе кольцо. – Но ты – Жар-птица. На тебя может найтись много охотников. А я не всегда буду рядом. Хотя и попытаюсь.

– Зачем им на меня нападать? – искренне удивилась я. – Ведь все знают, что жар-птицу нельзя поймать…

– Это лишь одна из легенд, – задумчиво произнес он. – Но есть другие… глупые сказки. И есть те, кто в них верит, – и он закончил совсем другим, бодрым и немного насмешливым тоном: – Никто, Краснова, не обещал, что будет легко.

Эти самые слова он говорил Царёву. Что же случилось у Царёва, если Ректор утешает нас одинаково? Тоже кто-то напал?

– За что посадили в Особую тюрьму прежнюю жар-птицу? – спросила я. – Вы можете сказать? Это важно для меня.

Некоторое время Кош Невмертич смотрел на свое кольцо, крутя его вокруг пальца, а потом сказал:

– Все особи, чьей сущностью является магия огня, очень эмоциональны. Они вспыльчивы, импульсивны, отважны, но слишком порывисты. Та жар-птица проявила излишнюю горячность. За что и пострадала.

– Она кого-то убила? Что-то подожгла?

– Она не справилась со своими эмоциями. Это то, что тебе надо знать.

– Но когда-нибудь ее выпустят?

– Из Особой тюрьмы никого никогда не выпускают, – отчеканил ректор. – Запомни это раз и навсегда.

Я погрузилась в невеселые размышления. Значит, вот почему все вокруг твердят, что мне надо успокоиться. Та жар-птица, видимо, была той ещё бомбочкой, и всем доставалось от её огненного характера. Наверное, и преступление она совершила слишком ужасное – поэтому ректор и не хочет об этом говорить.

– Как я жалею о своей прежней жизни, – вырвалось у меня.

– Жалей, – отозвался Кош Невмертич, отходя к окну и раздвигая пластины жалюзи. – Только жалеть и остаётся. Потому что та жизнь навсегда закончилась.

– И теперь я понимаю, почему родители меня прятали.

– А вот это зря, – ректор повернулся ко мне, скрестив на груди руки. Кольцо серебристо сверкнуло на безымянном пальце. – Прятки ещё ничем хорошим не заканчивались. Трофим подъехал. Езжайте в институт, Краснова. И очень прошу – давайте дальше без глупостей.

Серый «Лексус» вёз меня по ночному городу, я смотрела на улицы, освещенные оранжевыми пятнами фонарей, на гулявшие парочки, на неформалов, дурачившихся у фонтана и пытавшихся перетанцевать друг друга, и думала, что Анчуткин, скорее всего, рассуждал верно. В дела волшебников лучше не совать нос, иначе можешь расплатиться жизнью. Потрогав шею, которая до сих пор болезненно ныла, я поморщилась и поймала в зеркале заднего вида пристальный взгляд маленьких косящих глазок Трофима.

Помощник Коша Невмертича сразу же уставился на дорогу, но это был ещё один показатель, что теперь за мной станут присматривать с особым вниманием.

И неизвестно, что страшнее – попасть в Особую тюрьму без права на помилование или погибнуть. Быстро, как упавшая с неба звезда.

– Да ты что на меня-то орёшь? – скрипучий голос растекался по спальной комнате, как дёготь – черной, липкой волной. – Сам недосмотрел за своей Красновой, на себя и злись.

– Кто-то собирался с неё глаз сутками не спускать, – огрызнулся Кош, испытывая дикое желание вдарить магией по экрану монитора. – Если бы она не освоила самостоятельно приём Бразема…

– Между прочим, мои люди ей не няньки. Караулить ее в постели никто не станет. Кстати, – голос оживился, – что же ты в этот раз пташечку упустил? Она к тебе на крыльях любви летела, а ты даже её не потискал. Как в кабинете…

– Заткнись! – Кош рявкнул так, что светильник мигнул. – Это к делу не относится!

– Ну ка-а-нешна… – противно загнусавил голос, а потом опять заскрипел: – Ладно, сразу загорелся, как будто хвост прижарили. По моему скромному мнению, лучше бы ты с Красновой поласковее. Она бы тебя слушалась, как дрессированная собачка.