Василиса Опасная. Воздушный наряд пери (СИ) - Лакомка Ната - Страница 29

Но Кош Невмертич оторвался от меня, и осталось только вздохнуть с сожалением.

Сейчас по сценарию последует что-то вроде «отпустите меня, Краснова», «надо доучиться», «Вася, проснись, пора вставать»… Только вместо этого ректор, поцеловал меня в висок, запустив одну руку мне в волосы и пропуская пряди сквозь пальцы, а другая его рука скользнула по моему плечу, на грудь, и расстегнула одну пуговицу, потом другую на моей рубашке. Я уставилась на это почти с ужасом.

Какая… замечательная иллюзия!..

Мужская рука оказалась уже под рубашкой, и я услышала тихий хриплый смешок:

– В прошлый раз были незабудки…И вот здесь… – ректор коснулся указательным пальцем между чашечек моего лифчика, – вот здесь был голубой бантик…

В прошлый раз? Мысли мои брызнули в разные стороны, как мышата. Когда это – в прошлый раз?!. А-а-а! Когда загорелась лаборатория артефакторики! Тогда я продемонстрировала своё простенькое нижнее белье во всей красе.

Незабудки! Тогда был лифчик в незабудках. А сейчас у меня не менее смешной лифчик в розочках. Надо покупать красивое кружевное белье, а не этот… детский сад!..

Но какая странная иллюзия…

– Мамочки! – пискнула я, понимая, что никакая это не иллюзия, и всё происходит на самом деле. Без какого-либо колдовского вмешательства.

Ледяной принц неожиданно растаял! И где – в собственном кабинете!

Тут меня развернуло на сто восемьдесят градусов, и Кош Невмертич – сам Кош Невмертич! – поцеловал меня в губы. Взасос!..

Как я не умерла в тот момент – непонятно. Но, скорее всего, была к этому близка, потому что меня повело назад, я натолкнулась спиной на яичные полки, и что-то полетело вниз, ударив меня по плечу, по макушке…

Это падали разноцветные яйца – сыпались, как дождик. Падали, разбивались, и взмывали вверх разноцветной сверкающей пылью, чтобы снова обрести свой облик на полочке и снова упасть. Ректор прикрыл меня сгибом локтя, уберегая от ударов, но поцелуя прервать не разрешил, и я подчинилась с готовностью и удовольствием.

Всё было гораздо слаще, чем в моих мечтах. И совсем не похоже на поцелуй, который был перед соревнованием с «ПриМой». Там ректор целовал с нежностью, а здесь нежности не было и в помине – одна только буря, ураган… и сумасшествие…

Я совсем задохнулась и попыталась увернуться, чтобы глотнуть воздуха, но ректор притиснул меня к полкам ещё крепче и поймал за подбородок, не позволяя увильнуть.

– Вздохнуть… дайте… – взмолилась я.

Голова шла кругом, и когда Кош Невмертич чуть ослабил объятия, я поехала вниз, снова обрушив яйца с полок на пол.

Ректор не дал мне упасть – подхватил одной рукой вокруг талии и в одно мгновение перенес, усадив на столешницу. Я только взвизгнула, когда он оказался между моих разведенных коленей, задрав мне юбку чуть не до пояса. Мужчина, стоявший передо мной, совершенно не походил на того Коша Невмертича, которого я знала. Куда девались холодность, вечная насмешка?.. Сейчас от его обычной невозмутимости не осталось и следа – он тяжело дышал, глаза дико горели. От этого огня меня бросило в дрожь – в приятную, сладостную…

Ректор судорожно дернул галстук, распуская узел, и я торопливо принялась расстегивать пуговицы на рубашке. На его рубашке. Потому что моя рубашка была уже расстегнута, и держалась только за счет широкого пояса с декоративной пряжкой.

Едва я справилась с четвертой пуговицей, как Кош Невмертич перехватил мою руку и прижал к своей груди ладонью. Как же давно мне хотелось прикоснуться к нему именно так! Почувствовать биение его сердца…

Я пошевелила пальцами, показывая, что хочу большей свободы в ласках, но ректор не отпустил мою руку, а лишь прижал плотнее и повел вниз.

Мышцы заиграли под моей ладонью, и я всхлипнула, от предвкушения… Неужели, всё произойдёт сейчас… и это – на самом деле… настоящее…

Лёгкий стук кольца о дверь снаружи прозвучал для нас, как гром в солнечный день. Я замерла, ректор отшатнулся, жадно глядя на меня. Было видно, как тяжело и часто поднимается и опускается его грудь – я только что гладила её…

Ректор исчез в одно мгновение – просто истаял в воздухе! А к окну метнулся чёрный ворон. Он задел жалюзи, и они противно заскрипели, раскачиваясь. Этот скрип вернул меня в реальность, и я спрыгнула со стола, бросившись к полкам с яйцами.

Очень вовремя! Потому что в кабинет вошла Барбара Збыславовна. Я увидела её отражение в стекле, пока молниеносно застёгивала пуговицы на рубашке.

– Ты одна? – спросила Ягушевская после некоторой заминки.

– Одна, – ответила я, стараясь говорить чётко, потому что меня до сих пор трясло от любовных переживаний.

– Мне показалось, Кош Невмертич был здесь.

В отражении мне было видно, что Ягушевская продолжает стоять на пороге, держась за дверное кольцо – будто не решалась пройти дальше.

– Нет, я тут в компании яиц, – сказала я сухо, уже почти придя в себя, и съязвила: – Полирую кощеевы яйца!

Точно. Как раз до полировки кощеевых яиц чуть дело и не дошло. Меня бросило в жар от одних воспоминаний о том, что мы с ректором учудили. Я схватила тряпку и ближайшее на полке яйцо, с преувеличенным старанием начиная смахивать него пыль.

Ягушевская молчала, и я обернулась через плечо.

– А что вы хотели, Барбара Збыславовна?

Она смотрела на ведро, в котором не было воды. И смотрела очень… задумчиво.

– Сначала надо пыль смахнуть, – пояснила я. – За водой потом схожу.

– Да, ясно, – кивнула она. – Хорошо, работай. Если Кош Невмертич появится, передай, что я хочу срочно его видеть.

– Обязательно, – заверила я, прекрасно понимая, что Кош Невмертич не появится.

Когда Ягушевская вышла, закрыв дверь, я в бешенстве смахнула с полки все яйца, переколотив их в труху. Пока разноцветные осколки взлетали, собираясь в драгоценные поделки, я кипела от злости и обиды.

Сбежал! Трусливо сбежал! Опять сбежал!

А ведь целоваться первый полез!

Яйца на первой полке выстроились ровной шеренгой, начали склеиваться яйца со второй полки, а я, наблюдая за этим колдовством, понемногу успокаивалась.

Но ведь он поверил, что это не я влепила Вольпиной.

– Влепила Вольпиной, – повторила я и усмехнулась. Звучит.

Обязательно надо будет ей влепить. Ещё раз. Чтобы не лезла, куда не следует. И пакостей не подстраивала.

Третья полка тоже заполнилась, и я начала смахивать пыль с поделок, время от времени орудуя специальной щеточкой, оставленной среди тряпок. Я запретила себе думать о ректоре, и теперь мои мысли были заняты Вольпиной.

Кто же ей так припечатал? Неужели есть ещё кто-то, кто не любит Кариночку? И такое сильное воздействие… Кто-то из преподавателей?..

Быков?..

Яйцо вылетело из моих рук и, естественно, разбилось на мелкие запчасти.

– Нет, надо и правда успокоиться, – сказала я себе, вздохнула и, пока яйцо собиралось в одно целое, подхватила ведро, чтобы принести воды.

Поцелуи поцелуями – а наказания никто не отменял. Вот и пойми этого ректора.

Конечно, само собой разумеется, абсолютно ясно, что понять этого ректора было невозможно без апельсинового сока с водкой.

Только вчера мы страстно целовались, и если бы не Ягушевская, всё бы поцелуями не ограничилось, а сегодня он проходит мимо меня, рассеянно кивнув. Будто я ему стенка какая-то!..

Мы встретились в коридоре, на секунду соприкоснулись взглядами – и вот уже Кош Невмертич уплывает дальше, как человек и пароход, а я стою и тупо пялюсь ему вслед.

Хоть бы оглянулся!..

– Краснова! – отвлекла меня от грустных мыслей Алёна Козлова, культмассовый сектор «Ивы». – Ты что встала столбом? Будешь участвовать в смотре? С перваками?

– А? – я с трудом вернулась к учебным реалиям. – Какого смотра?

– Ну вот, приехали, – фыркнула Алёна. Она была в спортивном костюме, как всегда энергичная, подтянутая, и помахивала волосами, забранными в высокий «хвост», как норовистая кобылка хвостом. – Смотр в конце года. Соревнование с «приматами».