Царь мышей - Абаринова-Кожухова Елизавета - Страница 24
- Предыдущая
- 24/129
- Следующая
— Нет, Васятка, так у нас дело не пойдет, — в конце концов решил Дубов. — Нужна зацепка. Хоть какая-нибудь, вроде той мангазейской подковы. А у нас ничего нет. Потому предлагаю сесть и подумать концептуально. В смысле, глобально. — Однако сообразив, что Васятке такие ученые слова вряд ли знакомы, сыщик пояснил: — То есть в общем и целом.
Два детектива уселись на крыльце терема. Солнце уже понемногу клонилось к закату, но грело по-летнему. Изрядно упарившийся в своем кафтане Дубов не без зависти поглядывал на Васятку, так и не одевшего рубаху, которая висела у него сложенная на плече.
— Так ты не майся, дядя Вася, разденься, как я, — предложил Васятка. — Кого тут стесняться?
— А и то верно, — обрадовался Дубов, сбросил с себя кафтан и даже слегка закатал штаны. — Вот теперь совсем другое дело. Ну и что ты скажешь — стоит ли дальше искать, или примем как данность, что сокровищ нам не найти?
— Ну, я так думаю, что найти всегда что-то можно, — раздумчиво ответил Васятка. — И зацепка непременно где-то прячется, только мы ее не видим. А то еще Надежду с Серапионычем подождем — вдруг они чего да придумают на свежую голову?
— А и правда, чего-то они запропастились, — заметил Василий. И вдруг его внимание привлекла вековая липа, растущая неподалеку от крыльца: — Погляди, Васятка, отчего это она такая кривая — уж не оттого ли, что ее корням что-то мешает? Например, сундук с сокровищами.
Васятка только вздохнул — если все подобные предположения принимать всерьез, то и впрямь пришлось бы все разнести по кочкам, включая и терем, и сад, и огород…
И тут из-за угла дома появились Надя с доктором Серапионычем.
— Ну, как успехи? — спросила Надя.
— Никак, — сознался Дубов. — Пока что у нас полный застой. А у вас?
— А у нас на кухне газ, — улыбнулся Серапионыч. — В смысле, на пруду Петрович.
— Мы слышали, как он собачится с Анной Сергеевной, — добавила Надя. — А Каширский, похоже, решил выкопать еще один пруд.
— Ну, флаг ему в руки, — ответил Дубов. — В смысле, лопату…
— Только бы Анна Сергеевна не перестаралась, — озабоченно проговорил Серапионыч. — А то знаю я ее!
В это время двери терема со скрипом приотворились, и на крыльцо, потягиваясь, вышел царь Дормидонт:
— Вот вы где! А то я проснулся, понимаешь, весь дом обошел — и ни одной живой души.
Дубов и Васятка хотели были вскочить со ступенек, но Дормидонт их усадил:
— Да не надо, чего уж. Лучше подвиньтесь-ка.
Дубов и Васятка освободили место, и царь уселся между ними. Чаликова и Серапионыч устроились на покосившейся лавочке близ крыльца.
— Ну, чего скажете? — как-то не очень определенно спросил Дормидонт.
— Государь, мы с Надюшей только что побывали на пруду, — начал доктор, — и, насладившись скромным очарованием сего дальнего уголка, ненароком забрели на некое уединенное кладбище… — Серапионыч замолк и посмотрел на Чаликову.
Надя достала блокнот:
— И обнаружили надгробие некоего Дмитрия Смурного. Не тот ли это Митька Смурной, который предположительно спрятал тут сокровища?
— Насчет сокровищ не знаю, но Митька тот самый, — подтвердил Дормидонт. — При Федоре Степановиче он заведовал Теремом и его хозяйством.
— То есть Федор Степанович отправил наперсника своего отца как бы в почетную ссылку? — предположила Чаликова.
— Дормидонт на миг задумался:
— Ну, как вам сказать… Тому уж без малого двести лет, и кто теперь скажет, что там на самом деле было? А насколько я знаю, Митька сам такое желание выразил.
— Понятно, чтобы быть поближе к тому, что он тут спрятал, — заметил Василий.
— А рядом с Дмитрием Смурным еще одна могилка. — И Надя зачитала: — «Здесь покоится смиренный инок отец Варсонофий, в Бозе почивший семидесяти лет от роду в 23-ий год царствования Владимира Феодоровича».
— Не знаю, как у вас, а в нашем… в нашей стране выражение «почил в Бозе» обычно применяется к самым высокородным особам, — сказал Дубов.
— Так оно и есть, — кивнул Дормидонт. — Смиренный инок Варсонофий — это ни кто иной, как Государь Феодор Степанович.
— А, ну ясно, — подхватила Надежда. — Должно быть, его свергли с престола и принудительно постригли в монахи?
— С чего вы взяли? — искренне удивился Дормидонт. — Федор был полной противоположностью своему родителю, царю Степану. Царской властью он тяготился, предпочитая проводить время в молитве, а при всякой возможности приезжал в Боровиху и долгие часы просиживал на берегу озера, размышляя о Вечном и Божественном. А когда его старший сын Владимир достиг возраста и навыков, нужных для царствования, Федор передал ему бразды правления, а сам, постригшись в монахи под именем Варсонофия, удалился в один из отдаленнейших и беднейших скитов, где и провел долгие годы в посте и молитвах. Ну а похоронить себя завещал здесь, близ могилы своего брата…
— Какого брата? — несколько удивленно переспросил Серапионыч.
— Ну вот, проговорился, понимаешь, — обескураженно развел руками Дормидонт. — Да ладно уж, дело давнее, чего теперь скрывать. В общем, Митька был сыном царя Степана, но только рожденным вне законного брака.
— Дело житейское, — согласился Дубов. — Но если оставить в стороне давние семейные тайны, то получается следующее: Дмитрий Смурной в течение двенадцати лет жил здесь постоянно и за это время запросто мог перепрятать сокровища. Или даже поделить их на несколько частей и скрыть в разных местах.
— Но для чего? — задался вопросом Серапионыч. — И почему он не передал ценности царю Федору?
— Может быть, Дмитрий считал Федора наследником царства, а себя — наследником драгоценностей? — неуверенно предположил Васятка. — Хотя так ими и не воспользовался…
— Или опасался, что Федор, как человек глубоко верующий, поступит с ними «по совести», — добавил Дубов. — То есть вернет в Новую Мангазею.
— Полагаю, что ответов на эти вопросы мы уже не узнаем, — подытожила Чаликова. — Да и не следует нам лезть в чужие семейные дела, к тому же столь давние. Наша задача — искать сокровища.
— И что вы, Наденька, предлагаете? — напрямую спросил Дубов. — Пока что я, к своему стыду, должен признать — следствие зашло в тупик. Может, у вас имеются какие-то свежие идеи?
— Увы, нет, — созналась Надя. — Или есть, но не идея, а так — общие размышления. С чего все началось? С письма, найденного в древлехранидище. И вот я подумала: может быть, в Тереме тоже имеются какие-то рукописи, какие-то документы, пускай даже не имеющие прямого отношения к тому, что мы ищем. Но как знать — вдруг какое-то косвенное указание там можно было бы найти… — Надежда выразительно посмотрела на Дормидонта.
— Понимаю, сударыня, на что вы намекаете, — благодушно сказал царь. — У меня в читальне, опричь книжек, в особом сундуке полно всяких рукописей и писем. Другое дело, что все в кучу скидано, безо всякого порядка.
— Но мы сможем с ними ознакомиться? — гнула Надя свое.
— Да сколько угодно, — щедро махнул рукой Дормидонт. — А коли чего занятного найдете, так мне потом расскажете.
— Расскажем непременно, — пообещала Надежда.
В этот день злоключения преследовали князя Длиннорукого с самого утра. И если исчезновение Петровича, вязкий разговор с Путятой и даже «искусствоведческую» стычку с ваятелем Черрителли князь воспринимал как обычные мелкие невзгоды, без коих редкий день обходится, то происшествие в харчевне вкупе с сообщением Нестора Кирилловича уже выстраивались в некую неприятную последовательность.
Заявившись домой, князь обнаружил, что Евдокии Даниловны на месте нет, и первый вал гнева и раздражения, накопившихся за день, обрушился на неповинную голову княгининой горничной Маши, которая спокойно убиралась в гостиной:
— Чего тряпкой махаешь, только пыль с места на место перегоняешь! Говори, где хозяйка.
— А почем я знаю, — продолжая уборку, ответила Маша.
— Почем знаю, — передразнил градоначальник. — Будто я не знаю, кто первая наперсница во всех ее безобразиях!
- Предыдущая
- 24/129
- Следующая
