Не бойся, мама! - Думбадзе Нодар Владимирович - Страница 35
- Предыдущая
- 35/41
- Следующая
– Я должен ехать, дядя Ванечка.
– Куда, бичо?
– К себе, на границу.
– Как – на границу? Ведь ты приехал на неделю?
– Да, но сейчас потянуло обратно… Здесь мне нечего делать…
– С ума сошел! Что я скажу Шуре, твоему деду?! Приехал, подрался, набили ему морду, и уехал обратно? Так, что ли?
– А вы деду вообще ничего про мой приезд не говорите. Какой смысл? Через полгода вернусь насовсем…
– Может, передумаешь, а?
– Нет, дядя Ванечка, не просите, пожалуйста. Я должен ехать!
– Слушай, мальчик, может, я тебя чем-то обидел?
– Что вы, дядя Ванечка, дорогой! Наоборот, я очень вам благодарен! За все! – Я подошел к нему и поцеловал его в щеку.
– На чем же ты сейчас поедешь? – спросил дядя Ванечка, протирая глаза…
– Доберусь как-нибудь…
– Ну, ладно, езжай, сынок! – сказал он после недолгого молчания.
Я взял свой чемодан и направился к двери. Прежде чем выйти, я обернулся и спросил:
– Дядя Ванечка, как вы думаете, какой я человек?
Я ждал ответа с волнением. Дядя Ванечка задумался, потом на его лице мелькнула добрая улыбка и голубые глаза весело замигали.
– Ты еще не человек, мой дорогой, а всего-навсего мальчик. Хороший мальчик. Вернее – ты доброе тесто, которое еще нужно как следует перемесить. Понял?
– Ну, что вы, дядя Ванечка, – усмехнулся я. – По-моему, меня достаточно уже месили!
– Погоди, не то еще будет! – громко рассмеялся он.
– Ладно. До свидания, дядя Ванечка!
– Будь здоров, сынок!
В предрассветном сумраке тихо шелестели листьями акации и чинары. Приятно ласкал лицо мягкий ветерок. То здесь, то там в окнах зажигались огни. Тбилиси пробуждался.
Было уже темно, когда я добрался до села. На селе, как правило, засыпают рано, поэтому все вокруг было объято тишиной. Кое-где в окнах мерцал свет. В части меня не ждали, да и я не особенно спешил. Медленно шел я по шоссе, с наслаждением вдыхая влажный ночной воздух, напоенный ароматом моря и созревших цитрусов. По обеим сторонам шоссе тянулись мандариновые деревья, усыпанные золотистыми плодами. Забравшись в сад, я наполнил карманы мандаринами и продолжал путь. Вот и сельсовет. Здесь поворот направо, шагов через сто покажется наша застава. Но я почему-то свернул с шоссе и пошел по тропинке, круто взбиравшейся по холму. Плохо соображая, куда и зачем иду, я вскоре очутился у ворот дома Феридэ. С бешено бьющимся сердцем, словно вор, я огляделся кругом и, убедившись, что никто меня не видит, тихо приоткрыл калитку. На цыпочках подошел к дому. В одной из комнат на верхнем этаже горел свет. Я поставил чемодан под лестницей и стал подниматься по ступенькам. У дверей я остановился, перевел дыхание. Колени дрожали, и сердце, казалось, вот-вот вырвется из груди.
– Феридэ! – позвал я, берясь за дверную ручку. Прикосновение холодного металла отрезвило меня.
– Феридэ! – повторил я. Комната безмолвствовала.
– Феридэ! – повысил я голос и чуть нажал на ручку. Дверь со скрипом отворилась. Я вошел в комнату, закрыл за собой дверь и прислонился к ней спиной. В комнате не было никого. На низкой тахте белела женская шаль, лежала раскрытая книга. В комнате потрескивали дрова.
– Феридэ, где ты, выходи! – произнес я с мольбой. – Это я, Автандил Джакели… Выйди, я лишь взгляну на тебя и уйду Клянусь матерью!
– Что тебе нужно, парень? Зачем ты пришел? – донесся из другой комнаты глухой голос Феридэ. Я почувствовал, как радостно затрепыхалось сердце в моей груди, как свободно вдохнули легкие и как потеплели ладони.
– Ничего мне не нужно, Феридэ, хочу только взглянуть на тебя. Покажись, прошу тебя!
И словно сказочная русалка, словно ангел, спустившийся с небес, в комнату вошла Феридэ. Не сводя с меня настороженного взгляда, она подошла к камину, уселась на стул и сложила на коленях свои длинные красивые руки.
– Ну, что тебе нужно? – спросила она.
Я хотел подойти к ней, но не смог сдвинуться с места.
– Я же просила тебя не ходить ко мне! – сказала она с упреком.
– Просила. Но я не мог пересилить себя… Вот пришел, увидел тебя, теперь уйду…
– Увидел? Теперь уходи.
– Не гони меня, Феридэ! Побуду еще минуту…
– Ты ведь уехал в Тбилиси?
– Не вытерпел там. Без тебя не вытерпел!
– Врешь!
– Зачем же тогда я вернулся?
– Этого я не знаю…
– Так знай: из-за тебя, Феридэ! Она улыбнулась.
– Чему ты улыбаешься?
– Врешь ты все…
– Не вру! Раньше я думал, что ты нравишься мне. Теперь понял: я люблю тебя!
– Когда же ты успел влюбиться в меня?
– Два года… Два года я, оказывается, люблю тебя.
– Не говори так, парень… А вдруг я поверю тебе, что тогда? Нельзя так шутить с женщиной! – сказала она серьезно.
– Феридэ, клянусь матерью, я не шучу! Я очень тебя люблю, очень!
– А меня ты не спрашиваешь?
– Потому я и пришел к тебе!
– Так знай, парень: я еще от той любви не пришла в себя… Не губи и не срами меня… Не ходи ко мне… Зачем людям давать повод для разговоров о том, чего нет и быть не может?
– Никто меня не видел, Феридэ! И потом, что в том дурного и зазорного, если я люблю тебя? Хочешь, я сейчас закричу об этом на все село?
– Авто, ты думаешь, о чем говоришь?.. Ты еще молод, не осилить тебе мою любовь!.. Не губи меня, не своди с ума!.. Хватит мне своего горя!.. – Голос Феридэ задрожал, глаза ее наполнились слезами. Я подошел и опустился перед ней, как перед иконой, на колени.
– Феридэ, дорогая моя, я люблю тебя больше всего на свете, сильнее самого себя! Я не вру, Феридэ, я не так уж молод, чтобы не понимать… Поверь мне, Феридэ, поверь и полюби меня, полюби!.. – Я обнял и осыпал поцелуями ее колени.
– Успокойся, Авто, успокойся… Верю я, верю тебе… Но не надо этого, поверь и ты мне, не надо!.. Подумай обо Мне, Авто, пожалей меня, пожалей!.. – Она высвободила руку и стала нежно гладить меня по голове. Я плакал от счастья, от переполнявшего меня неизмеримого счастья.
Успокоившись, я взглянул на Феридэ. Она улыбалась, и по бледному ее лицу текли слезы.
– Встань, Авто, отойди!
Я встал, поплелся к столу, сел. Мы долго смотрели друг на друга. Феридэ заговорила первая.
– Не смотри на меня так, не смотри! Сколько раз просить тебя! – Она закрыла лицо руками. – Я все знаю! И почему тебя отпустили в Тбилиси, и как погиб Щербина, и как вы ловили нарушителя… Все знаю… Знаю и то, что ты – хороший парень, что тебе сейчас очень, очень не хватает чего-то, может, любви… Ты ищешь ее и думаешь, что нашел мою любовь… Но вот этого я не знаю… Не знаю, ради меня ли ты вернулся из города? И потому я боюсь… Боюсь… Ты и сам-то не уверен, что это так… – У нее сорвался голос.
Я встал.
– Не подходи! – крикнула Феридэ.
– Феридэ…
– Уходи, Авто, оставь меня!.. Уходи…
– Хорошо, я уйду, Феридэ… Позволь мне прийти к тебе еще раз… Вот так, просто – прийти и смотреть на тебя…
– Уходи. И не спрашивай сейчас ни о чем… Потом…
– До свидания, Феридэ…
– Уходи, ради бога, уходи, Авто…
После гибели Щербины к нам из комендатуры прислали солдата – невысокого плотного крепыша. Он тихо вошел в комнату и нерешительно остановился у койки Щербины. Мы с Пархоменко играли в шахматы.
– Здравствуйте! – сказал он и поставил на пол чемодан. Мы кивнули ему головой и продолжали играть.
– Меня направили к вам… Старшина Зудов направил, по приказу майора Чхартишвили… – сказал он тихо.
Пархоменко встал.
– Как фамилия? – спросил он, окинув новичка критическим взглядом.
– Луговой, Владимир Петрович!
– Откуда сам?
– Из Серпухова.
– Подготовку прошел?
– Конечно!
– Ну-ка, поди сюда! Луговой подошел.
– Присаживайся! – Пархоменко уселся за стол.
– Садись, садись!
Луговой сел. Пархоменко расстегнул правый рукав и уперся локтем в стол.
– Дай руку!
Луговой помялся, потом тоже расстегнул рукав и протянул руку.
– Держись, парень! Посмотрим, каковы орлы на Серпуховщине!
- Предыдущая
- 35/41
- Следующая
