Моя прекрасная преподавательница, или беременна от студента (СИ) - Санлайт Агата - Страница 46

— А легче станет?

— Когда она убедится, что в тебе не ошиблась и ты ей, действительно, нужен.

— Думаешь, убедится?

— Ну я, конечно, не Этель Яновна, знаменитый психолог и тетя одного из твоих приятелей — Ярослава Оленева… Та вообще, говорят, почти ведьма. Но, судя по взглядам Алины, улыбкам и… вообще поведению… должна… Жди…

Кат доел свой пирожок и отправился по делам.

Следующий экзамен назначили через несколько дней. Кат вполне успевал подготовиться. А пока скатался в офис, на завод и к поставщикам. Все проверил лично, включая качество товара, и его соответствие заявленному в документах.

С момента встречи с Алиной он впервые уделял столько внимания бизнесу. Потому что… требовалось срочно отвлечься. А не ехать к ней домой и не стоять под окнами, как какой-нибудь придурошный малолетка.

Вернулся Кать домой ближе к вечеру. За окнами уже занимались синие сумерки, и Вяземцев собирался взяться за учебники, когда в дом постучались.

— Да?

Вяземцев спустился на первый этаж.

— Шаукат Тимурович. Тут к вам приехали, — Харлам, начальник охраны Вяземцева, бывший боксер, с мордой кирпичом и очень преданным характером появился на пороге.

Сердце Ката екнуло. А вдруг Алина вернулась? Может забыла что или просто…

Просто решила вернуться…

Но разочарование оказалось сильнее, чем предполагал Вяземцев.

— Ляля Голда. Пустить?

— Впускай! — отмахнулся Кат.

Ляля тут же появилась на пороге. Вся такая расфуфыренная, пахнущая дорогими сладкими духами. Под норковой шубой — платье ценой с автомобиль и размером с белье.

Розовое, с декольте почти до сосков, едва прикрывающее лобок. Ляля демонстративно сняла шерстяные колготки, сверкнув мизерными трусиками.

Подставила себе туфли на каблуках и надела их, сбросив дорогущие сапоги из ограниченной серии. Последним штрихом сняла шапку и тряхнула уложенными один к одному локонами.

Повертелась. Кат окинул гостью внимательным взглядом. И почему эта дорогая женщина, одетая так, что продай она все свои шмотки, смогла бы купить вторую иномарку, выглядит так дешево? В то время как Алина в ее вещах с распродажи — королева, как ни крути.

Ляля прошла на кухню и уселась на стол. Кат последовал за ней, не понимая, чего добивается Голда.

Ляля поманила Вяземцева пальцами и, едва тот приблизился, впилась поцелуем в его губы. Кат отпрянул. Мать твою! Как же неприятно! Потому, что целует не Алина!

— У тебя чего, сегодня течка? — грубо спросил у Ляли. Та обиженно поджала увеличенные губы.

— Значит, для своей тупой училки ты целое предоставление устроил, даже Радифа Заглятдинова нанял. А меня вот так встречаешь?

— Дура! — после грубости в адрес Алины Кат совсем не стеснялся в выражениях. — Она не такая шлюшка как ты! Она — женщина, для которой и не такое сделаешь!

Голда скривилась и фыркнула.

— Шаукат! Бро-ось! Я в сто раз лучше! И одеваюсь не как моя бабушка!

— Чего тебе надо? — Кат отступил, чтобы Ляля снова не полезла целоваться. Она прищурилась, соскочила со стола, цокнув каблуками по полу. Прошлась возле Ката, словно по подиуму.

— А если я влюблена в тебя?

— Ты? Влюблена? В меня? — он не скрывал удивления.

— Да! Просто хотела, чтобы ты сам сделал первый шаг! А ты… Ты увлекся этой дешевкой!

От очередного хамства в адрес Алины Кат закипел так, словно его мать оскорбили.

Схватил Лялю, встряхнул и грубо толкнул к выходу.

— А ну, пошла отсюда! Тут не рынок, чтобы пасть разевать и хамить, как базарная баба!

Ляля аж опешила, чуть не навернулась на своих каблучищах. Удержалась за стену и глаза ее максимально расширились:

— Ты… Меня… Из-за этой… Ты…

Пока она соображала, Кат поднялся наверх и крикнул в окно:

— Харлам! Гостья уходит! Проводи ее как следует!

Он видел в панорамное окно второго этажа, непроницаемое для взглядов снаружи и прозрачное изнутри, как Голда садилась в свою машину и что-то выкрикивала. Харлам с невозмутимым лицом каменного истукана проводил авто Голды до самых ворот.

Вот же сука! Сука! Сука! Думал Кат. Повезло ей, что она — не мужик. Мужика за такие слова в адрес Алины, Вяземцев отделал бы по первое число! Так что зубы потом на миллион вставлял бы!

Алина

Снова для меня потекли будни преподавателя в период экзаменов.

Лоботрясы приходили, как всегда, неподготовленными и уходили в святой уверенности, что препод к ним жестоко придирается. Те, кто взялся за ум, наконец-то, закрывали долги и получали долгожданные допуски. Самые отъявленные лодыри и неучи потрясали глубинами фантазий на тему физики или входили в преподавательскую, спрашивая где Алина Хаматовна. Глядя мне прямо в глаза.

Классика вуза в период сессии.

Кат писал мне каждый вечер по вотсапу.

«Жду. Верю. Скучаю».

А ровно через час после его послания приезжал курьер с фруктовым букетом.

В общем, до нашего кафедрального Нового года все шло ровно как обычно. Если не считать ненавязчивых ухаживаний Вяземцева.

Я была очень ему благодарна и за терпение, и за понимание. И особенно за то, что не поддерживал Тошку тогда, на своей кухне. Или я уже совсем ничего не понимаю в психологии, или Кату этого очень хотелось. Но Вяземцев все же сдержался.

…На кафедральную вечеринку я собиралась без особого энтузиазма. Хотелось, действительно, поддержать наших старших солдат педагогического фронта. Станцевать с Ковиным, потравить анекдоты с Хайруллиным. Выпить с Настей Рудниковой и послушать рассказы Ахтенова о его студенческих буднях вместе с будущей женой — гимнасткой олимпийской сборной. Его истории просто завораживали.

Обязательно выдержать нудную речь Началовой, которая перебивала даже заведующего кафедрой и ее рассказы об успехе дочери, благодаря взяткам и знакомствам.

И умудриться улизнуть раньше, чем Альбина на нетрезвую голову заведет старую песню о том, как ее бросил студент-хахаль, о том, как повезло Ане и как сложно найти нормального мужика, если работаешь круглые сутки.

А потом попытается вытащить танцевать всех молодых преподавателей и аспирантов кафедры.

Особенно наряжаться я не стала. Надела кожаные лосины и свободную черную тунику, подпоясав ее широким кожаным поясом.

Дутики-сапоги, купленные на последнюю бешено большую зарплату препода, которую друзья Ката приняли бы за чаевые, немного макияжа, коса — вот я и готова.

Тошка играл на первом этаже дома на диване. Построил из подушек «подземный город» и укладывал гномов спать.

— Веди себя хорошо, малыш! — попросила я. — Я недолго, — добавила в сторону Фирдаус Шамсутдиновны. Надо же ей и с семьей видеться!

— Идите, отдохните, — пожелала няня.

А я подумала, что, если бы не гранды на исследования по теме диссертации, которые я удачно вложила в недвижимость, а затем продала ее и положила деньги в банк — наверное, я не смогла бы позволить себе няню. Так и бегала бы на работу, как преподавательница с соседней кафедры — Эльза Смирнова, с дочкой вместе.

…В вузовской столовой все было как всегда.

Составленные столы, традиционные закуски: соленая рыба, немного красной, бутерброды с красной икрой, копченая колбаса и шпроты. Набор празднующих преподов.

Зимние салаты в небольших розеточках на каждого гостя, плюс шуба. Минимализм в действии.

Народ собрался быстро. Ирек пришел тоже. Даже поздоровался вполне дружелюбно.

Застолье прошло очень неплохо. Впрочем, как и всегда. Мы травили байки, делились самыми смешными случаями из своей практики, обсуждали очередных внебюджетных студентов. Именно они и составляли основной бюджет вуза, поэтому были непотопляемыми, в смысле неотчисляемыми. Сдавали по сто раз, приходили неподготовленными, а мы снова и снова назначали им время для очередного экзамена.

Куда же деваться? Как говорится «Заплати — и не вылетишь». Так перефразировали преподы моего поколения слоган из диснеевского мультика «Чудеса на виражах». «Заплати — и лети».