Сны Сципиона - Старшинов Александр - Страница 35

Однажды поздно вечером, не в силах более находиться в доме, слыша причитания женщин и фальшивые вопли рабов, я отправился в храм Юпитера Капитолийского. Не помню, как долго я стоял в целле храма, размышляя о том, что случилось (общался с Юпитером, как считали другие). Все эти годы из Испании приходили донесения о победах, братья Сципионы присылали взятую в боях добычу. Я бы мог через три-четыре года получить их легионы в наследство. И вот вместо богатой усадьбы мне предлагают обгоревшие руины…

«А почему бы и нет?» — сказал я сам себе. Разоренное поместье — все равно поместье. Обремененное долгами наследство — все равно наследство. Почему бы мне не принять его?

И я принял.

Ближайший год в Испании проведет Нерон, но вряд ли он чего-то добьется. Его войска хороши были как подкрепление для тех сил, каковыми располагали отец мой и дядя. Но люди Клавдия Нерона никак не могли заменить уничтоженную армию. Хорошо если Нерону удастся сдержать испанцев и не уступить наших позиций к северу от Ибера.

Итак, мне необходимо было получить командование в Испании. Молодой человек, который был дважды военным трибуном и один раз эдилом, вообразил, что сможет выбить Баркидов из Испании, лишив тем самым Ганнибала его главной базы и щедрого источника серебра и золота, который давали Пунийцу испанские рудники. Торговцы рассказывали, что реки в этом крае текут золотом, а склонные приврать, как мой Диодокл в юности, утверждали, что в случае лесного пожара земля запекается золотой коркой.

Но для получения командования надо заручиться поддержкой в сенате (пускай даже не большинства), а затем обратиться к Народному собранию. А здесь были свои кумиры, и надо тоже было найти тех, чей голос заставит Комиции наделить меня пропреторским империем вопреки очередности и заведенному обычаю. Дерзость моего поступка теперь трудно оценить. У меня не было ни заслуг, ни опыта командования. Я должен был убедить людей поверить мне во имя заслуг моего отца и славы древнего имени.

«Мы должны были стать сильнее Ганнибала, должны думать не о победах, вернее, не только о победах, но и том, как создать себе всюду союзников. Отнять союзников Ганнибала и сделать своими…» Я долго и заранее составлял свою речь, подбирал фразы, записывал, выстраивал…

Но прежде чем найти союзников в Испании, я должен был найти их в Риме. Искать союзников, не раскрывая своих планов, просить помощи, не говоря, о чем просишь, — дело сложное. Но я не хотел, чтобы кто-то в Городе заранее узнал, чего я добиваюсь. К тому же было неясно, есть ли у меня конкуренты в предстоящем деле. Быть может, Клавдий Нерон захочет продлить командование или Марций примчится из Испании и станет просить империй и новые легионы для себя или захочет даже получить всё заочно — в то время случались самые неожиданные назначения. А если сенаторы и вспоминали о строгости правил, то лишь затем, чтобы отрешить неугодного человека от должности, заявляя, что тот был избран огрешно, как это сделал не так давно Фабий Максим.

Думаете, я не верю знакам богов? Я, кому во снах порой смутно, порой явно открывается будущее? Верю, но именно тогда, когда вещие сны посылают мне боги. Но сколько раз я наблюдал, как сами отцы-сенаторы придумывали нелепые препоны, ссылаясь на высшие знаки, лишь бы помешать какому-нибудь дерзкому плебею занять должность или найти причину затянуть решение. Я видел, как раб обливал рано утром статую киноварью, а потом в сенате старец с трагическим видом вещал, что на статуе выступил кровавый пот. Другой, когда ему было нужно, рассказывал про дождь из камней, хотя на самом деле это был крупный град, настолько крупный, что градины разбивали черепицу на крышах, но потом эти «камни» таяли на земле. Я не разоблачал их россказни. К чему? Ведь и они не сомневались в моих пророчествах. Чтобы они не высмеивали мои предвидения, я делал вид, что верю их дешевым уловкам. Так крашеное стекло меняют на подлинный изумруд неподдельной яркости, и никто не замечает разницы меж ними.

Сны всегда смутны — как будто глядишь на мир через окно, затянутое легкой тканью, — угадываются силуэты, лица, движения. Но что происходит в этот момент на улице? То, что ты видишь, в чем уверился, или нечто совсем иное? Правильно ли ты истолковал скользящие тени? Быть может, там грабитель напал на идущего с обеда повесу и ударил ножом, чтобы забрать кошелек, и теперь они дерутся — один, вырывая добычу, второй сопротивляясь из последних сил и зажимая кровавую рану одной рукой. А может, возвращаясь с пирушки, молодые шалопаи затеяли веселый танец. А может, это ветви деревьев мятутся под порывами ветра. Ты сам выбираешь нужный ответ. И от тебя уже зависит, что ты увидел в краткий миг наваждения — схватку, танец или непогоду.

Неважно, что говорили мне сны, наяву я всегда подробно рассчитывал свои действия и лишь так мог надеяться, что меня ведут к победе наитие и воля богов. Но при этом всегда стоит помнить, что Рок выше любого из небожителей, и коли Всемогущий Рок вмешался в дело, идти против него невозможно. Но Рок слеп, а значит, мы можем ускользнуть из его лап, если будем упорны, как ускользнул Одиссей от яростного, но ослепленного Полифема.

Не знаю, какое послание отправил Марций в сенат, но я получил от него письмо, смысл которого сводился к одному слову — катастрофа. Наши армии в Иберии разгромлены, полководцы — мой отец Публий и мой дядя Гней — убиты. Сам Марций не знал подробностей происшедшего, передавал в основном слухи и сбивчивые рассказы тех, кто спасся, о том, что произошло. Главная же беда была в том, что братья Сципионы совершили роковую ошибку: они разделили свои армии, пытаясь сладить сразу с двумя противниками, и поодиночке оказались разбиты.

Марций сумел спасти небольшой отряд и заперся с ним в крепости на северном берегу реки Ибер. Почти все наши испанские союзники нас оставили. Их измена была обычным делом в то время, но от этого наше положение не становилось лучше. Карфагеняне не трогали Марция и его лагерь лишь потому, что полагали: он вскоре сам уберется домой по морю и не стоит ему в этом мешать. Истощенной проигрышной войной Рим вряд ли сможет послать на помощь Марцию новую армию, считали в Карфагене. На наше счастье, пунийцы так и не поняли силу Республики, и, как я уже говорил, Рим все же прислал подмогу: после долгих споров в сенате Нерон отправился в Тарракон и принял командование над остатками испанских отрядов. Никаких серьезных военных действий он не вел, весь год своего назначения просидел, держа оборону и совершая небольшие вылазки.

Наши отцы-сенаторы были не так уж и глупы, во всяком случае, им хватило ума понять, что, отказавшись от битвы за Испанию, войну мы будем обречены проиграть. Из рудников в этих землях текла серебряная и золотая кровь, питавшая войну Ганнибала. Ею оплачивалась верность наемников, и нам надо было перерезать эти жилы. Сенат постановил отправить в Испанию новую армию. Не слишком большую, разумеется. И для этой армии не было в распоряжении сената подходящего командира. Как удалось мне разведать через друзей и знакомцев, прежде всего через Гая Лелия (мой друг оказался отличным дипломатом), никто не хотел выставлять кандидатуру на командование в Испании. К моим исканиям сенаторы отнеслись с недоумением — меня не отвергли, но и не поддержали, дав понять, что в столь спорном случае мне стоит обратиться напрямую к Народному собранию.

Все понимали, что полководец получит для войны солдат куда меньше потребного, а сражаться придется сразу с двумя или даже тремя военачальниками пунийцев разом. Местные племена встанут на нашу сторону только в том случае, если мы начнем побеждать, а если проиграем, они загрызут нас, как стая шакалов набрасывается на тяжело раненного льва. Задача была куда сложнее, чем здесь, в Италии. За Ибером у нас поначалу не будет союзников, и подкрепления тоже неоткуда будет взять, там нет родных, там только те, кто выжидает, чтобы ударить исподтишка. Земля там богата серебром, но бедна припасами, местные племена непокорны и воинственны. Большую армию там не прокормить, а малая не в силах удержать в повиновении дикий край.